Смерть королей
Шрифт:
— Твоей дочери, господин, — согласился я.
Мне показалось, что он вздрогнул.
— По моим законам, лорд Утред, прелюбодеяние — не просто грех, но и преступление.
— Так ты все человечество превратишь в преступников, господин.
Он слегка улыбнулся в ответ.
— Я люблю Этельфлед, — сказал он, — она всегда была самой энергичной из моих детей, но не самой послушной, — его рука упала обратно на молитвенник. — А сейчас оставь меня, лорд Утред. Возвращайся завтра.
Если он еще будет жив, подумал я. Я преклонил перед ним колени, а потом мы с Осфертом ушли. Мы молча шагали по закрытому дворику, где последние летние розы роняли лепестки на сырую траву.
Мы сели на каменную скамейку и слушали скорбные песнопения, которые отдавались эхом из коридора.
— Архиепископ хочет моей смерти, — произнес я.
— Я знаю, — отозвался Осферт, — поэтому я пришел к отцу.
— Я удивлен, что тебе позволили увидеться с ним.
— Мне пришлось поспорить со священниками, которые его охраняли, — сказал он с полуулыбкой, — но он услышал спор.
— И позвал тебя к себе?
— Послал священника, чтобы тот вызвал меня.
— И ты сказал ему, что со мной происходит?
— Да, господин.
— Спасибо, — сказал я. — И ты заключил мир с Альфредом?
Осферт невидящим взглядом посмотрел в темноту.
— Он сказал, что сожалеет, господин, что я тот, кто я есть, сказал, что это его вина и что он замолвит за меня словечко на небесах.
— Я рад, — вымолвил я, не зная, как еще отреагировать на эту чепуху.
— А я сказал ему, господин, что если Эдвард будет править, то ты ему понадобишься.
— Эдвард будет править, — отметил я, а потом рассказал ему про леди Эгвинн и близнецов, скрытых в женской обители. — Эдвард сделал лишь то, что сделал его отец, — сказал я, — но это принесет неприятности.
— Неприятности?
— Эти дети законные? — спросил я. — Альфред считает, что нет, но однажды он умрет, а Эдвард может заявить совсем другое.
— Господи! — сказал Осферт, предвидя дальнейшие трудности.
— Что следует сделать, — заметил я, — так это задушить маленьких бастардов.
— Боже! — Осферт был потрясен.
— Но они этого не сделают. Твоя семья никогда не была достаточно безжалостна.
Дождь усилился, капли ударялись по черепице и соломе, из которых была сделана крыша дворца. Не было ни луны, ни звезд, только облака во тьме и проливной дождь, а ветер вздыхал о покрытой лесами башне новой церкви Альфреда.
Я пошел к обители Святого Хедда. Стража ушла, в проходе было темно, я стучал в дверь монастыря, пока не дождался ответа.
На следующий день короля со его кроватью переместили в больший зал, в котором Плегмунд со своими приспешниками хотели вынести мне приговор. Корона лежала на постели, в ее сверкающих изумрудах отражался огонь, наполнивший комнату дымом и теплом.
В помещении было полно народа и воняло мужским телом и разлагающейся королевской плотью. Там был епископ Ассер, а также Эркенвальд, но архиепископ, очевидно, нашел себе еще какое-то занятие, которое отвлекло его от присутствия у короля.
Здесь находилось и множество западно-саксонских лордов. Одним из них был Этельхельм, чья дочь должна была выйти замуж за Эдварда.
Мне нравился Этельхельм, стоящий позади Элсвит, жены Альфреда, которая не знала, что возмущает ее больше — мое существование или странная истина — что Уэссекс не признает ее ранг.
Она злобно меня рассматривала. Дети жались у нее по бокам. Этельфлед в свои двадцать девять была старшей, затем шел ее брат Эдвард, потом Этельгифу и младший, Этельверд, шестнадцати лет.
Эльфтрит, третьей дочери Альфреда, здесь не было, потому что она была замужем за королем за морем, во Франкии. Над головой моего дорогого старого друга отца Беокки, ныне согбенного и седого, возвышался Стеапа.
Брат Джон и его монахи тихо пели. Не весь хор состоял из монахов, там были и мальчики в бледных полотняных одеждах, и я с изумлением узнал в одном из них своего сына Утреда.
Должен признаться, я был плохим отцом. }Я любил двух своих младших детей}, но мой старший, который по семейной традиции унаследовал мое имя, был загадкой. Вместо того, чтобы учиться искусству битвы на мечах или управляться с копьем, он стал христианином.
Христианином! И теперь вместе с другими мальчиками церковного хора он пел как птенчик. Я глазел на него, но он упорно избегал моего взгляда.
Я присоединился к олдерменам, которые стояли с одной стороны зала. Они вместе с церковным руководством составляли королевский совет, витан, и им было что обсудить, хотя никто не проявлял никакого энтузиазма.
Участок земли был отдан монастырю, а каменщикам, работавшим над новой церковью Альфреда, была назначена оплата. Человек, который не смог выплатить штраф за свое преступление, неумышленное убийство, был прощен, потому что хорошо послужил воинам Веостана при Бемфлеоте.
Кое-кто посмотрел в мою сторону, когда была упомянута эта победа, но никто не спросил, помню ли я этого человека. Король почти не принимал в этом участия, лишь поднимал свою изнуренную руку в знак согласия.
Все это время служитель стоял за столом и писал манускрипт. Поначалу я подумал, что он записывает происходящее, но двое других служителей со всей очевидностью занимались именно этим, в то время как человек за столом главным образом переписывал что-то из другого документа.
По-видимому, он прекрасно понимал, что все взгляды обращены на него, его лицо покраснело, хотя, может быть, это был просто жар от огня. У епископа Ассера был сердитый вид. Элсвит выгялдела так, как будто была готова убить меня от злости, но отец Беокка улыбался.
Он дернул головой в мою сторону, и я ему подмигнул. Этельфлед это заметила и улыбнулась так озорно, что я понадеялся на то, что ее отец этого не увидел. Ее муж стоял не так далеко от нее и, как и мой сын, упорно избегал встречаться со мной взглядом.
Затем, к своему изумлению, я увидел Этельволда, стоящего в глубине зала. Он вызывающе посмотрел на меня, но не выдержал моего взгляда и опустил голову, чтобы поговорить со своим спутником, которого я не узнал.
Какой-то человек пожаловался, что его сосед, олдермен Этельнот, забрал поля, которые ему не принадлежат. Король прервал жалобу, прошептав что-то епископу Ассеру, который объявил решение короля.