Смерть лорда Эдвера
Шрифт:
– Боже мой, Пуаро!
– воскликнул я.
– Да вы опрокидываете все привычные представления о свидетелях!
– Когда я спросил мисс Кэрролл, не хотел ли лорд Эдвер жениться в третий раз, она меня чуть на смех не подняла. И только потому, что лично ей такая мысль никогда не приходила в голову. Она даже не потрудилась вспомнить, не было ли каких-нибудь, пусть даже самых незначительных признаков того, что это может произойти. Следовательно, после беседы с этим свидетелем мы не продвинулись ни на шаг.
– Действительно, когда вы сказали ей, что она не могла видеть лицо вошедшей женщины, она ничуть не смутилась, -
– Верно. Вот потому я и решил, что она не лгунья, а один из этих честных, но ненадежных свидетелей. Вряд ли у нее есть причины лгать, если только она… Идея! Вот это мысль!
– Мне пришло в голову одно предположение. Впрочем, - Пуаро покачал головой, - это невозможно, просто невозможно.
Больше он ничего не сказал.
– По-видимому, мисс Кэрролл очень любит дочь лорда Эдвера, - заметил я.
– Да. Несомненно, ей хотелось помочь девушке отвечать на мои вопросы. А какого вы мнения о Джеральдине Марш?
– Мне жаль ее, очень жаль.
– У вас доброе сердце, Гастингс. Нежное создание, попавшее в беду, всегда вызывает вашу симпатию.
– А вашу нет?
– Да, живется ей несладко, - серьезно сказал Пуаро.
– Это видно по ее лицу.
– В любом случае вы понимаете, как нелепо предположение Джейн Уилкинсон о том, что эта девушка могла убить своего отца, - тихо заметил я.
– Ее алиби, несомненно, будет удовлетворительным, но пока Джепп ничего не говорил мне на этот счет.
– Мой дорогой Пуаро, вы хотите сказать, что даже после того, как вы увидели эту девушку и поговорили с ней, вам все же необходимо знать ее алиби?
– Eh bien, мой друг, что с того, что я увидел ее и поговорил с ней? Да, она глубоко несчастна, она призналась, что ненавидела своего отца и рада его смерти и ей не по себе от мысли о том, что она могла наговорить нам вчера утром. И после этого вы говорите, что ей не нужно алиби?
– Но эта откровенность и говорит о ее невиновности, - с симпатией произнес я.
– Откровенность вообще является отличительной чертой этой семейки. Вспомните нового лорда Эдвера… С каким апломбом он открыл нам свои карты!
– Да, действительно, - улыбнулся я, вспомнив речь Рональда.
– Довольно оригинальный метод.
Пуаро кивнул.
– Он… как это говорится? Выбивает почву возле наших ног.
– Из-под наших ног, - поправил я.
– Да, мы выглядели довольно глупо.
– Что за нелепая мысль! Вы, может быть, и выглядели глупо, а я нет. Я не чувствовал себя глупо и не думаю, что выглядел глупо. Напротив, мой друг, мне удалось привести нашего собеседника в замешательство.
– Неужели?
– усомнился я, поскольку не мог вспомнить ни малейших признаков замешательства у нового лорда Эдвера.
– Si, si [41] . Я слушал, слушал, а потом взял да и задал ему совершенно неожиданный вопрос, и это, как вы могли заметить, выбило нашего бравого мосье из колеи. Вы недостаточно наблюдательны, Гастингс.
– Но я думаю, что, когда он услышал о смерти Карлотты Адамс, его изумление, ужас были искренними, - ответил я.
– А вы, наверное, считаете, что он всего лишь талантливо разыграл скорбь.
[41]
Да, да (исп.).
–
– Как вы думаете, зачем он забросал нас всеми этими фактами? Да еще говорил так цинично? Чтобы развлечься?
– Это тоже возможно. У вас, англичан, весьма своеобразное чувство юмора. Но может быть, он преследовал и другую цель. Если человек скрывает какие-то факты, это вызывает подозрения. Если же он излагает их откровенно, то слушающий начинает придавать им меньше значения, чем они того заслуживают.
– Например, рассказ о ссоре с дядей?
– Точно. Рональд знает, что рано или поздно этот факт будет обнаружен. Eh bien, он рассказывает об этом сам.
– Он не так глуп, как кажется.
– О, он совсем не глуп. Мозги у него в порядке, и он не ленится их эксплуатировать. Лорд Эдвер прекрасно сознает свои возможности и, как я уже сказал, смело открывает карты. Вот вы играете в бридж, Гастингс. Скажите, когда игрок поступает так?
– Да вы и сами играете, - засмеялся я, - и прекрасно знаете, что игрок открывает свои карты тогда, когда абсолютно уверен, что выиграет, и хочет просто сэкономить время.
– Да, mon ami, это совершенно справедливо. Но иногда случается и по-другому. Я сам замечал это пару раз, когда в игре участвуют les dames [42] . Партия близится к концу, но кто выиграет - неизвестно. Eh bien, la dame [43] бросает карты на стол и заявляет: "Все остальные взятки - мои!" И остальные игроки соглашаются, особенно если они не слишком опытные. Учтите, в бридже блеф почти не бросается в глаза, для этого требуется анализировать партию. И вот когда открыта новая колода, и карты уже наполовину раздали для следующего роббера, кого-нибудь из игроков начинают одолевать сомнения: "Да, но чем бы она побила мою бубновую масть?" или "У нее не было крупных треф, и я легко перехватил бы ход…", ну и далее в том же духе.
[42]
Дамы (фр.).
[43]
И вот дама (фр.).
– Значит, вы думаете"…
– Значит, я думаю, Гастингс, что слишком много напускной бравады тоже заслуживает внимания. А также я считаю, что самое время поужинать. Une petite omelette, n'est pas? [44] А потом, часов в десять, мне нужно нанести один визит.
– Кому?
– Сначала поужинаем. И пока не выпьем кофе, давайте больше не будем обсуждать это дело. Когда человек кушает, его мозг должен быть слугой желудка.
Мой друг сдержал слово. В течение всего ужина в маленьком ресторане в Сохо, где Пуаро хорошо знали, он ни разу не обмолвился о деле лорда Эдвера. Мы съели прекрасный омлет, рыбу, цыпленка, а на десерт - ромовую бабу, которую мой друг очень любил.
[44]
Немного омлета, не правда ли? (фр.)