Смерть — мое ремесло
Шрифт:
– Я хотел бы видеть отца Талера.
– Его больше нет здесь.
– Больше нет?
– переспросил я.
– Нет.
Я сказал:
– Я его бывший ученик.
– Мне так и показалось. Постойте, вы не тот ли парнишка, который в шестнадцать лет ушел добровольцем на войну?
– Да, это я.
– В шестнадцать лет!
Наступило молчание. Все по-прежнему было серым и бесформенным. Лицо человека, казалось, парило надо мной, как воздушный шар. Меня снова обуял страх, я отвел глаза и сказал:
– Могу я войти посмотреть?
– Конечно. Ученики на занятиях.
Я поблагодарил его и вошел. Я миновал двор для младших, потом двор для средних и наконец добрался до нашего двора. Я пересек его по диагонали и увидел перед собой каменную скамью. Это была та самая скамья, на которую уложили Вернера.
Сделав крюк, чтобы обойти ее, я двинулся дальше, дошел до стены часовни, сделал полуоборот, приставил каблуки к стене и начал отсчитывать шаги.
Так я шагал довольно долго. И вдруг мне показалось, будто кто-то ласковый и сильный поднял меня на руки и стал баюкать.
Когда у нас оставалось всего несколько пфеннигов, Шрадер нашел наконец нам работу на маленьком заводе, где делали сейфы. Шрадера определили в покрасочный цех. Это давало ему право на пол-литра обезжиренного молока в день.
Я получил легкую работу. Я должен был молотком вгонять в петли стальной цилиндрический калибр, чтобы они свободно надевались на штыри; вогнать его, два раза слегка стукнуть сбоку, чтобы обеспечить зазор, и вынуть левой рукой - вот и все. Я клал на верстак четыре дверцы - одна на другую. Как только дверца бывала готова, я снимал ее и приставлял к стойке. Когда были готовы все четыре дверцы, я переставлял их к другой стойке, слева от сборщика, который их навешивал.
Дверцы были довольно тяжелые, и вначале я переносил их по одной. Но примерно через час, чтобы выиграть время, мастер приказал мне брать сразу по две дверцы. Я повиновался, и вот тут-то все и началось. Сборщик, пожилой рабочий по имени Карл, не поспевал за мной, так как, кроме навески дверец, ему приходилось еще ворочать тяжелые, громоздкие сейфы и грузить их на тележку для отправки в другой цех на покраску. Я опережал его - и около него образовался завал. Мастер заметил это и велел старому Карлу поторапливаться. Карл стал работать быстрее, но все равно продолжал отставать от меня и каждый раз, когда я приносил дверцы, шептал: "Помедленнее, парень, помедленнее!" Но как я мог работать медленнее, если мне приказали носить по две дверцы? В конце концов около старого Карла нагромоздилось столько дверец, что к нему снова подошел мастер и вторично, на этот раз более резко, сделал замечание. Карл стал работать еще быстрее, весь раскраснелся, вспотел, но все было тщетно. Гудок возвестил конец рабочего дня, а завал около него не уменьшился.
Я вымыл лицо и руки у умывальника в раздевалке. Старый Карл стоял рядом со мной. Это был высокий тощий пруссак, брюнет лет пятидесяти, с виду очень рассудительный. Он окликнул меня.
– Встретимся у выхода, мне надо с тобой поговорить.
Я кивнул головой, надел пальто, перевесил в проходной свой табель и вышел на улицу. Старый Карл был уже там. Он жестом подозвал меня. Я пошел за ним. Несколько минут мы шагали молча, затем он остановился и повернулся ко мне.
– Послушай, парень, я ничего против тебя не имею, но так продолжаться не может. Из-за тебя я в прорыве.
– Он взглянул на меня и повторил: - Из-за тебя я в прорыве. А если я буду отставать, профсоюз не сможет вступиться за меня.
Я молчал, и он продолжал:
– Ты как будто ничего не понимаешь. Знаешь, что произойдет, если я буду отставать?
– Нет, не знаю.
– Сначала мне сделают замечание, затем оштрафуют и наконец...
– он щелкнул пальцами, - выставят за ворота!
Он кончил. Помолчав, я сказал:
– Я тут ни при чем. Я только выполняю приказ мастера.
Он долго смотрел на меня.
– Ты впервые работаешь на заводе?
– Да.
– А до этого где ты был?
– В армии.
– Пошел добровольцем?
– Да.
Он покачал головой.
– Послушай, ты должен работать медленнее.
– Но как я могу работать медленнее, вы же сами видели...
– Во-первых, - оборвал меня старый Карл, - не говори мне "вы" - что это еще за манера! С товарищем, который был тут до тебя, все шло хорошо. Ему тоже приказали подносить сразу по две дверцы...
Он раскурил черную потрескавшуюся трубку.
– Ведь иногда тебе приходится подгонять петли под калибр, не правда ли? Сколько встречается таких петель, когда тебе бывает трудно вытащить калибр?
Я задумался.
– Одна на пятнадцать-двадцать петель.
– И тогда ты теряешь время?
– Теряю.
– Зато в другие петли твой калибр проходит и без молотка, как по маслу?
– Да.
– И тогда ты выигрываешь время?
– Выигрываю.
– Так. Послушай, парень. Завтра у тебя будут затруднения один раз на десять.
Я удивленно посмотрел на него, и он сказал:
– Ты что, не понимаешь?
Я неуверенно переспросил:
– Вы хотите сказать, чтобы в одном из десяти случаев я делал вид, будто калибр выходит с трудом?
– Вот ты и понял!
– довольным тоном сказал он, - но это еще не все. Когда тебе попадутся свободные петли, ты все равно будешь вгонять в них калибр молотком и выбивать тоже молотком. Понял? Даже если он будет входить как по маслу. Увидишь, тогда все будет хорошо. Но надо начать делать это с завтрашнего же дня, потому что сегодня я собрал на пять сейфов больше. Один раз - не беда. Товарищам из покрасочного цеха удалось это скрыть, но если так будет продолжаться и дальше - скрывать уже станет невозможно, понимаешь? Мастер заметит - и тогда плохо дело! Он захочет получать лишние пять сейфов каждый день. А я не выдержу такой гонки - и он меня выгонит.
Он поднес ко рту трубку, затянулся.
– Понял? С завтрашнего дня.
После долгой паузы я сказал:
– Я не могу так делать.
Он пожал плечами.
– Не надо бояться мастера, парень. Товарищ, который был здесь до тебя, делал так в течение пяти лет - и никто ничего не заметил.
– Я не боюсь мастера.
Старый Карл с удивлением взглянул на меня.
– Тогда почему же ты не хочешь?
Я посмотрел на него в упор и ответил:
– Ведь это саботаж.