Смерть ростовщика
Шрифт:
С его пальцев еще стекал жир, когда он поспешно зашагал в нашу сторону. Без разговоров, даже не поздоровавшись, подсел к нам Кори Ишкамба и первым протянул руку к блюду.
Сидел в нашем кружке один юноша, сын торговца, считавшегося в Бухаре богатеем средней руки. Этот юноша, мой давний приятель, был знаком с Кори Ишкамбой и нередко перекидывался с ним шутками.
Когда Кори Ишкамба подсел к нашей компании, он ему сказал:
— Дядюшка Кори, от вас не спасешься! Куда ни пойдешь, вы тут же и пристанете к человеку, как бухарская ришта [10] .
10
Ришта —
— Милый мальчик! Это для меня колосья пшеницы, что остаются в поле после жатвы. Как быть беднякам, если не подбирать колосья! Пусть мы, неимущие, возьмем с гумна богачей, таких, как вы, несколько колосьев — от вас не убудет!
— У нас дома вы угощаетесь пловом, говоря, что это — внуки; ну, а как же вы назовете сегодняшний плов?
— Это уж правнук, да буду я жертвой за вас! — сказал Кори. Его рот был набит так плотно, что разобрать слова было почти невозможно.
Больше Кори Ишкамба не произнес ни слова, не отвечал он и на вопросы. Сидел, нагнувшись к блюду, и не поднимал головы. Растопыривая все пять пальцев, он забирал плов полной горстью, плотно уминая, стараясь каждый раз захватить кусок мяса покрупнее. Плов под его руками исчезал с такой же быстротой, с какой смывает в половодье река свой берег. Скоро он проложил в горке риса глубокий ров. Когда он переводил дыхание, зернышки риса сыпались изо рта ему на колени, на скатерть и обратно в блюдо.
Увидев это, я перестал есть. Невозможно было смотреть на плов без отвращения. Да и другие протягивали руки к блюду неохотно, беря плов понемногу из-под низу, куда не попадали рисинки, сыпавшиеся изо рта Кори Ишкамбы.
Иногда плов застревал у него в глотке. Тогда он, не отнимая правой руки от блюда, брал левой рукой чашку с водой и, отхлебнув, помогал пище пройти в горло.
— Ну, дядюшка Кори, для еды вам бы неплохо обзавестись шомполом, — сказал я ему.
Он усмехнулся, но ничего не ответил — рот его был полон, и говорить он был не в состоянии.
— Зачем же шомпол? — спросил меня один из товарищей.
— Да чтобы проталкивать пищу через горло и трамбовать ее в желудке! — ответил я.
— Для пищи шомполом служит вода, — ответил другой товарищ.
Наконец Кори Ишкамба прикончил и наш плов. Он вытер руки о сапоги, тем самым смазав голенища жиром. Только после этого он поднялся и, ни с кем не попрощавшись, отправился дальше.
Вся наша компания была раздосадована приходом этого неприятного гостя. Больше всех злился я. Потратить столько трудов, приготовить чудесный плов, чтобы потом отказаться его есть! Меня мучила и досада, и жестокий голод. Другим товарищам было не так обидно: они хоть не кухарничали... понемногу, но все же поели, а я из-за своей брезгливости должен был уйти несолоно хлебавши.
Сын богача, из-за которого и произошло все это несчастье, видимо, понял, что я на него сержусь. Он тихонько поднялся и пошел к хозяину харчевни. Тот еще не выбрал из котла плов, оставленный мной «за присмотр».
Юноша заплатил за этот плов, положил его на тарелочку, принес и поставил предо мной.
Однако после всех этих неприятных событий аппетит у меня пропал. Все же, чтобы не огорчать товарищей, я
— Откуда ты знаешь этого паразита?
— Слишком долго рассказывать, лучше как-нибудь в другой раз.
— Ну ладно, объясни хоть, что значат эти «внуки» и «правнуки». Я уже слышал те же выражения от Кори Ишкамбы. Открой значение этих загадочных слов, и я прощу тебя, а может быть, и его.
— Ба, ты не знаешь! Да ведь он ростовщик. Проценты на деньги, отданные в рост, он называет детьми этих денег; проценты на проценты зовет внуками; а проценты на проценты с процентов — правнуками. Например, кто-нибудь берет у него деньги в долг. Он сдирает хорошие проценты наличными деньгами, да еще и вперед. Это и есть дети денег; пока человек ему должен, ростовщик ходит к нему в дом, ест вместе с ним и считает это внуками своих денег. А когда ему доводится, кроме обычного угощения, сорвать со своего должника еще что-нибудь — например, съесть с ним дыню, виноград, сласти, — он называет это правнуками денег, то есть процентами на проценты с процентов.
Прошло несколько месяцев после этого гулянья в Ширбадане. Однажды, уже зимой, после вечернего намаза в мою келью вошел тот же приятель — сын богача.
— У меня сегодня есть дело к Кори Ишкамбе. Он сказал, что я могу его видеть у него в доме часов в десять вечера.
— Но ведь он никого не впускает в дом так поздно, — прервал я его.
— Ну, знаете, — это дело принесет куда больше пользы ему, чем мне. Он сам назначил мне время и место встречи. Улицы Бухары, как вам известно, ночами не безопасны, потому-то я и прошу вас сопровождать меня.
— У тебя есть отец, братья, в доме имеются слуги. С какой же стати ты хочешь, чтобы с тобой шел я? К тому же я в последнее время не выношу даже вида этого омерзительного типа.
— И все-таки я прошу вас. Дело в том, что я должен отправиться туда по секрету от моего отца, матери и братьев. Был у меня преданный слуга, посвященный в мои тайны. Он заболел и уехал домой. Я пришел к вам, так как доверяю вам больше, чем кому бы то ни было. Кроме того знаю, что вы умеете держать язык за зубами.
— Открой мне свои «сокровенные тайны», тогда я обдумаю и решу — могу ли я принять участие в этом деле.
— Видите ли, — сказал юноша, краснея, — я тайком от родителей взял у этого ростовщика под проценты тысячу тенег. Сегодня я могу ему их вернуть. Когда же это сделать, если не ночью. Ночь — хранительница многих тайн.
— Так и быть, — согласился я, — хоть мне смертельно не хочется входить в дом Кори Ишкамбы, тебе я отказать не могу. Пойдем вместе — ведь говорится, что «и смерть с друзьями — праздник»
Около десяти часов мы пустились в путь. Была темная, безлунная ночь. В такие ночи нелегко ходить по узким, извилистым, ничем не освещенным улицам Бухары. Хорошо еще, что в тот день выпал снег. От него разливался кругом слабый отраженный свет. Благодаря этому мы все же видели, куда ступаем, не налетали на дома и ограды, не попадали в ямы.
Мы уже почти подошли к кварталу Кемухтгарон, где жил Кори Ишкамба, когда за нами послышался топот лошадей. Это был миршаб{13}, объезжавший со своими людьми улицы. Они кричали во весь голос, били в медные барабаны, привязанные к луке седла, как бы подбадривая себя этим шумом.