Смерть сказала: может быть
Шрифт:
– Ладно, – сказала Мари-Анн. – Я поселю ее на некоторое время у нас. Работа фабрики ее развеет. А затем отвезу в Антрево. Время отпусков не за горами, так что все складывается весьма удачно. Как по-вашему, она согласится?
– Почем я знаю! Все, чего я хочу, это сбыть ее с рук. Извините, что я веду себя так невежливо.
– Будет вам! Я с удовольствием приму у вас эстафету. Иду предупредить Филиппа. Он перевезет ее к нам сегодня же вечером.
Лоб впервые устроил себе послеобеденный отдых. Он поднялся в Симиез и, гуляя по старому саду при монастыре, пережевывал в уме свое возмущение. Продолжая прерванный диалог с Зиной, он развивал свои аргументы, которые она не пожелала выслушать, и объяснил себе ее случай – ясно и неопровержимо, как профессиональный
Мало-помалу Лоб приходил в себя. Ему нравилось прогуливаться по этому безлюдному саду, куда не доносился городской шум. Она не вызывала в нем ничего, кроме острого любопытства. Потому что они различались в одном: пусть оба и пережили тяжелую пору, он, по крайней мере, изгнал злых духов своего детства, тогда как Зину они не отпускают, о чем свидетельствовала тысяча деталей. К примеру, ее взгляд – беспокойный, бегающий; он следил за каждым его жестом, подстерегая, как бы рука дающего не обернулась сжатым кулаком. Или же ее манера втягивать голову в плечи… А голос, западающий в душу… И это категорическое нежелание доверительно выложить все начистоту… «Позвоню ей завтра», – решил Лоб. Но позвонил в тот же вечер. К телефону подошел Филипп Нелли.
– Дамы гуляют в саду, – сообщил он. – Похоже, они замечательно поладили. Это заслуга девчушки… Нет, она не очень ломалась. Правда, со мной, как правило, не поспоришь. Я схватил ее вещи и – в машину!
– Какое у вас сложилось мнение?
– У меня? Да никакого. Мнения – это по части моей жены. Мы вас завтра увидим? Завтра воскресенье, и мы проведем его в Антрево. Приезжайте. Я свожу вас на ферму. Вам покажется, что вы снова очутились в Швейцарии.
Кончилось тем, что, не найдя предлога, чтобы отказаться, Лоб принял приглашение и подумал не без горечи, что все пойдет как прежде, что он все глубже увязает в тупиковой ситуации. Ему все же следовало найти предлог для отказа; но в таком случае он выглядел бы виноватым, который просит прощения, и, возобнови он в той или иной форме свой допрос, Зина заподозрит его в ревности. А уж дальше идти некуда! Разве что…
Ему пришла в голову мысль, которую он нашел удачной. Не сможет ли он сохранить лицо, сказав Зине, что она относится к разряду людей, о которых идет дурная слава, – они, мол, способны накликать беду. Такие люди – серьезная проблема для страховых компаний: ни в чем конкретном их не уличишь – они неосторожны не более других, и тем не менее с ними постоянно приключается что-то несусветное. Он на этом собаку съел и располагал множеством фактов и примеров. Тем самым ему было бы нетрудно оправдать свою опрометчивую фразу: «Этот кошмар касается меня самого…» Зина поймет, что в ней не содержалось никакого намека на влюбленность, и позволит расспрашивать себя без обиняков. В кои-то веки Лоб почувствовал себя довольным, хотя охватившая его радость была несоразмерно велика, а до ее подлинной причины следовало еще докопаться, будь на то время. Но ему предстояло купить подарки Зине и супругам Нелли, и, когда наступила пора ложиться, он принял снотворное во избежание мрачных мыслей перед сном.
Наутро его ждала забитая машинами, как всегда по воскресеньям, дорога. Он долго плутал, прежде чем нашел прямой путь на ферму.
Стоит съехать с шоссе Диня, как сразу попадаешь в другой мир – тихий, диковатый, полный аромата цветов и ветра. Дорога переходила в тропинку, цеплявшуюся за склон каменистого холма. Старинный хутор расположился сразу же за его гребнем. Лоб окинул взглядом пейзаж: справа, в ложбине, среди лужаек, порыжевших от летнего зноя, ферма; слева – вначале старая рига, похоже, служившая гаражом, потом, чуть дальше, на узком плато, дом, сверкающий на солнце, а за ним гора, громоздящаяся до самого небосвода, в котором парил ястреб. Нет, это была не Швейцария! Редкая трава, слепящий свет. И все же Лоб был благодарен супругам Нелли за то, что они обосновались в этой глуши. Он медленно спустился к риге. Еще только одиннадцать. Он слишком гнал машину и вот прибыл на место намного раньше, чем принято. Он пристроил машину в тени.
– Эрве!
К нему бежала Зина.
– Я заприметила вас издалека.
«Не вздумает же она броситься мне на шею!» Лоб холодно протянул Зине руку.
– Как я рада, Эрве. Я вижу, вы на меня не рассердились… Я этого опасалась.
– Напрасно.
Зина отлично смотрелась в своей простой белой плиссированной юбке и красном пуловере, облегающем маленькую грудь. Она завязала волосы на затылке лентой в тон пуловеру и выглядела школьницей на каникулах, которая перевозбуждена от избытка свежего воздуха.
– Эрве, скажите же, что вы на меня не сердитесь.
– Что вы! У меня на это нет причин.
– Знали бы вы, как тут хорошо!
Она взяла Лоба за руку и повела по направлению к горе, без умолку болтая: фабрика, цветы – все было потрясающим… И чем больше Зина говорила, тем больше он был недоволен тем, что она так беззаботно весела.
– Мне нужно пойти поздороваться с нашими друзьями.
– Они на ферме. Пошли сначала прогуляемся…
Ей хотелось столько всего ему рассказать! Накануне она осмотрела на фабрике все, что можно; видела погреба, чаны, перегонные аппараты; она станет работать с Мари-Анн, чтобы войти в курс дела… «Она хочет, чтобы я звала ее просто по имени. Какая же она милая!» Потом ездила в Антрево, ужинала в деревенской семье… «Фермеры потчевали нас блинами». А вечер они провели в шезлонгах, перед входом в дом, наедине с этой безбрежной ночью, которая поднимается из самых недр земли…
– Держу пари, что вы счастливы! – сказал Лоб. Зина отпустила его руку и вдруг показалась пристыженной.
– Разве это дурно? – пробормотала она.
– Что вы… напротив. Просто я несколько удивлен. После всего того, что вы мне порассказали!
– Имею же я право забыться, хотя бы на время! Она снова стала серьезной, отчужденной, и Лоб не мог не подумать, что такая Зина ему больше по душе. В печали она принадлежала ему больше, нежели в радости.
– Я так и знал, Зина, что вам понравится у Нелли. И вы забудете… про остальное.
– Нет.
– Не нет, а да. Вы такая же девушка, как все. О вас заботятся, вас балуют, и вы тут же таете. Это нормально. Я этому рад.
– Эрве!
Они остановились у скалистого оврага, наполненного камнями.
– Все по-прежнему, – сказала она. – Здесь передышка, но непродолжительная, вот увидите. Мне нигде нет защиты.
– Тем не менее здесь…
– Даже здесь. Пошли в дом.
Он подал руку, чтобы помочь ей перешагнуть через каменную осыпь, но вдруг отдернул. Чуть ли не под самыми их ногами медленно разматывалась гадюка, досыта напоенная зноем и словно отполированная солнцем. Лоб шаг за шагом уводил Зину. Они не теряли из виду змею, которая извивалась лениво, как струя разлитого масла, и таинственно скрылась в камнях. Зина дрожала всем телом. Пока они отступали, Лоб неотрывно смотрел вниз. И когда Зина с рыданиями прижалась к нему, почти рассеянно обнял ее за плечи.
Глава 6
Несмотря на все усилия, Зина не смогла обедать. Мари-Анн осталась при ней в комнате для друзей.
– Что я вам сказал? – ворчал Нелли. – Я начинаю их узнавать, подопечных благотворительности… ах, прошу меня извинить – святого Дела благотворительности. Не забудьте про заглавную букву! Ужи – да, их тут видимо-невидимо. И если эта девушка воспитывалась в деревне, как вы утверждаете, то у нее было время насмотреться на ужей.
– То была гадюка, – поправил его Лоб.