Смоленский поход
Шрифт:
— Вот значит как…, что еще хорошего расскажешь?
— Расскажу и хорошего, ты государь, про Григория Валуева слыхал?
— А кто это?
— Воевода в Невеле.
— Полякам служит?
— Королевичу Владиславу.
— Не один ли хрен?
— Как сказать, Владиславу в свое время многие присягнули и даже рында твой что в сенях спит. Покойный Гермоген москвичей от клятвы освободил, да Валуева в ту пору на Москве не было.
— И что?
— Да ничего, только воевода он хороший, вместе с покойным князем Скопиным-Шуйским воевал и тот его жаловал. Вот если бы его…
— Переманить?
— А чего бы и не переманить?
— Не
— А ты меня к нему отпусти, я с ним потолкую, глядишь и захочет.
— Так я вроде и не держу, ты отче, даром, что мой духовник, куда хочешь — идешь, куда не хочешь тебя колом не загонишь.
— Ну и ладно, вот исповедую тебя и отправлюсь.
— Да я вроде и не грешил в последнее то время…
— Не лги отцу своему духовному!
— Вот тебе крест!
— Кайся грешник!
Дав немного отдохнуть новоприбывшим войскам я двинулся со своей маленькой армией на Белую. Михальский с казаками несколько раз настигал по пути небольшие вражеские отряды и рассеивал их в скоротечных стычках. Обычно после них он притаскивал ко мне пленных с целью получения информации. Пока все шло как нельзя лучше, ушедшие из Смоленска конфедераты под командой ротмистра Збигнева Сильницкого стояли в Быдгоше, ожидая выплат. Пока король или Ходкевич не найдут денег их можно было не опасаться. Более того в войске самого Ходкевича было неспокойно, похоже он тоже задолжал своим солдатам. Большой интерес вызвало сообщение одного из шляхтичей прибывшего по его словам из под Заволочья где прежде довольно долго стоял Лисовский со своим отрядом. По его словам, сам Лисовский исчез неизвестно куда, вместе со всеми его людьми. Но что еще более интересно, по словам шляхтича со стороны Великих Лук в нашу сторону двигался довольно большой отряд немецкой пехоты.
— Это отряд служит вашему гетману? — Спросил я пленного.
— Нет, ясновельможный пан, если бы у пана гетмана было столько пенензов*, то он бы заплатил бы конфедератам Сильницкого, да и про своих жолнежей не забыл, а они давно не забыли как выглядят гроши…
— Перед тобой русский царь, — прервал Корнилий шляхтича ткнув ему в бок рукоятью плети.
— Матка боска, мекленбургский дьявол! — В ужасе прошептал допрашиваемый.
— Так может это войско короля Сигизмунда? — Продолжал я допрос, лишь усмехнувшись на реакцию пленника.
— Скажете тоже, ваше герцогское высочество и царское величество, прости меня господи, кварцяное войско далеко отсюда, а нанять немцев, да еще столько сразу у короля нет денег. Да что там король, столько денег есть разве у Радзивилов, да только с чего бы им нанимать их.
— Хм, Корнилий, дружище, а не тяжкая ли судьба пана Кшиштова подвигла Радзивилов на найм немцев?
— Слишком мало времени прошло с момента пленения пана Кшиштова, к тому же почему они, в таком случае, идут столь странным маршрутом? Может это ваш венценосный кузен послал вам подмогу?
— Густав Адольф, мне, подмогу? Вот уж не думаю. Хотя надо узнать, что это за войско, чует мое сердце, что они доставят нам кучу неприятностей.
— Не прикажете ли разузнать что это за войско?
— Прикажу, дружище, еще как прикажу, — отвечал я Михальскому, — отправляйся немедля вперед и разузнай все об этой рати, а я пойду за тобой. Не следует иметь за спиной какое-т непонятное войско.
—------------
* Пенензы — деньги (pieniadze) польск.
На третий день упорной скачки хоругвь
Даже не услышав, а почувствовав рядом какое-то движение Панин обернулся и увидел что подошли Корнилий с Ахметом.
— Что скажешь? — шепотом спросил Михальский.
— Сторожатся анафемы, — так же тихо отвечал ему Федор, — не подобраться никак.
— На одежу их внимание обратил?
— Одежа как одежа, — не понял парень, — немецкая.
— Немецкая, — согласился Корнилий, — только не все немцы такую носят. Тебе она нечего не напомнила?
— Царевы драгуны в похожих кафтанах ходят и у меня такой для праздника, — подумав, ответил Федор.
— А на стяги их поглядел?
— Свейские у них стяги, — пробурчал ничего не понимающий жилец, — да еще один странный, вроде бычачьей головы в короне.
— А ты такую голову нигде не видал?
— У Анисима на бердыше таковое тавро, — начал догадываться парень, — так они…
— А пес его знает, — остановил Федьку Корнилий, — то есть, это конечно полк, которым государь командовал на шведской службе, да только не ясно за какой надобностью он сюда идет. Не затеяли бы шведы какой каверзы.
— А сказывают король свейский нашему государю родня?
— Родня, только родные братья тоже бывает режутся, а тут… К тому же, вон тот ратник меня смущает.
— А чего с ним не так? — Удивленно спросил Федька глядя на долговязого немца в берете и клетчатой епаче.
— Да с ним-то все так, вот только он шотландец, а не немец. А государь наш, когда герцогом был, свой полк в неметчине верстал.
— Хоть бы один отошел по нужному делу, глядишь бы и расспросили что они за люди и какому богу веруют.
— Хорошо бы, только чисто все надобно сделать, вдруг и впрямь свои. Государь самое позднее завтра подойдет, надобно хоть что-то узнать про сиих ратных.
Однако упрямая греческая девка Фортуна никак не хотела улыбаться русским лазутчикам. Непонятные солдаты упорно не желали выходить из своего лагеря, а если такое и случалось, то выходили не менее как втроем и держали оружие наготове. Наконец наступила ночь и в лагере начали укладываться спать. Часовые, впрочем, бдительности не теряли, но наступившая темнота позволила Федору и Ахмету с тремя бывшими татями подобраться почти вплотную к вагенбургу. Их внимание привлек давешний немец, которого Корнилий назвал шотландцем. Вставший, очевидно, по нужным делам он направился к ближайшей телеге, но возничий, а затем и ближайший часовой заругались на него и заспанный бедолага ворча отправился к берегу. Костры и факелы это место почти не освещали и немец, ослабив завязки на коротких до колена штанах, зажурчал блаженно щурясь. Сделав свое дело он собрался было идти назад, но в этот момент чьи то крепкие руки схватили его и надели на голову мешок. Последнее что успел подумать перед тем как потерять сознание шотландец, это что у схватившего его по меньшей мере три пары рук.