Снег на Рождество
Шрифт:
«Давайте в виде исключения сделаем ему капельницу. А вдруг она поможет? — и спрашивает: — Тебе делали капельницу?..»
«Нет, не делали, — отвечаю я и прошу ее: — Сделайте, пожалуйста, а вдруг поможет».
Хотя раньше в областной клинике я замечал, что капельницу вешают тем, которые уже как живые упокойники. Я и про себя тогда так подумал: «Наверное, и я такой же…»
Подвесили три бутылочки. А у других, вижу, по одной. У сестры спрашиваю: «Почему три подвесили? Ведь надо одну».
А она: «А может, вы мне за
Пришла жена. Я в слезы. Она к заведующей. Та сестру отругала. И капельницы больше делать мне не стали.
Жена мне и говорит:
— Вить, пока деньги целы у нас, поедем в Москву, в платную поликлинику. Говорят, только одна она людям помогает.
Дали нам адрес. И мы поехали. Приехали. Зашли в регистратуру. Из окошечка выглянула курносенькая тетенька в белой шапочке. Говорит:
— Дадите сверху три рубля… то я вас в виде исключения запишу к профессору. Он хороший, он всем помогает.
Жена дала сверху. И нам выписали к нему талончик. Только поднялись мы на второй этаж, тут со мной опять плохо делается, перед глазами все как закружится. Пробую протолкнуться к двери, а без очереди никто не пускает. Приняв человек десять, профессор вышел и говорит:
— Все, больше я принимать не смогу, ну а, мол, у кого на руках остались талончики, приходите через месяц… или полтора.
Галя моя шум подняла, мол, из-под Ряжска человек помирает. И завела меня к нему в кабинет.
Профессор встретил хмуро.
«Что с вами?»
Я голову обхватил: «Доктор, дорогой, помогите, всех объехал, и никто не помогает, спасите, пожалуйста».
Он и говорит: «Раздевайтесь…»
Разделся я. Померил он давление, пульс сосчитал: «У вас все нормально».
Ну а это… я не буду говорить.
— Нет… нет, говори… — встрепенулся Никифоров и, набрав в ковш снеговой воды, подал Витьке. Тот, осушив его, вздохнул.
— Ну что, опять пришлось сунуть? — тихо и вкрадчиво спросил его Никифоров.
— Да, — вздохнул Витька. — Скатал в комочек шестьдесят рублей и в карман ему этот самый комочек маленький, незаметный под видом мышонка пустил. Он враз оживился. С полчаса стучал по груди, каждый кусочек на теле перепрослушал, каждую косточку перепрощупал. Наконец сказал, что у меня, по-видимому, врожденные спайки мозговых сосудов. Но отчаиваться не надо, так как я благодаря его помощи еще поживу. И выписал мне лекарство… анальгин…
Тут я чуть в обморок не упал. «Ой, доктор, — говорю. — Я этого анальгина вагон перепил, меня даже при виде его рвет». Он успокоил меня и говорит: «Ладно, не волнуйтесь, поможем. — И выписывает пирогенал, разовая доза по пять грамм. — Ну а сейчас, — говорит, — чтобы вы спокойно уехали, вам там внизу укольчик сделают».
Еле добрался я до процедурного кабинета. Сестра
Жена побежала в ближайшую аптеку, выпросила у заведующей ампулу.
Я говорю жене, дай сестре три рубля. Видишь, как они обращаются, тут везде, наверное, надо платить. Она дала ей три рубля. Сестра сделала укол. Ваткой в месте укола покрутила, по ягодице похлопала: «Будешь жить до ста лет. А теперь топай в коридор. Сядь на стульчик, посиди, боль и пройдет».
Я час сидел, два сидел, головная боль не проходит.
С трудом добрались мы до квартиры. А к вечеру стало мне совсем плохо. Вызвали «Скорую». Приезжает парень в два метра высотой, в роговых очках и с блестящим черным чемоданом. С ним сестра, чистенькая, аккуратная. Я обрадовался. Думаю: «Вот на «Скорой» в Москве доктора какие работают». У порога по имени-отчеству отрекомендовался. У жены на ходу вежливо спрашивает: «Где больной? Что с ним? Как и когда заболел?»
Все бы хорошо, но тут чемодан его неожиданно открывается, и все шприцы вместе с ампулами падают на пол. Я как глянул на это, и тут же сознание потерял. Перепугался, мол, все… не спасет он меня, так как все ампулы на мелкие крохи разбились… Однако он не растерялся. Схватил меня за плечи, потом за голову и как тряхнет. Так тряхнул, что я почти от первого его встряхивания очнулся. Собрал он шприцы. На счастье, оказалось, что не все ампулы разбились. Сделал он мне укол. И спрашивает: «Как состояние?»
«Плохое», — говорю я.
Тут он опять меня как схватит за плечи, потом за голову да как тряхнет.
«Ну как?» — спрашивает.
То ли от страха, то ли от его укола, но мне полегчало.
«Полегчало… полегчало…», — ответил я, чтобы его успокоить.
Успокоившись, уехал он. Понравился он мне. Звать его Шурик. По телефону опосля он нам всю ночь звонил, все спрашивал о моем состоянии.
Утром на следующий день позвонил. Спрашивает: «Лучше?»
«Никак нет», — отвечаю я.
Он тогда говорит:
— Раз так, то я попутно с вызова заеду. Через час заезжает и говорит:
— Не волнуйся. Есть у меня специалист по голове… профессор один, кафедрой заведует… Хотя чинить головы он не может, зато проконсультировать может, конечно, разумеется, за бабки.
И тут он со всей силы как стукнет себя кулаком по лбу:
— У меня тоже так голова болела, что в один прекрасный день сделали мне профессора трепанацию черепа… — И лоб свой лысый показал, а потом на темени искусственные волосы приподнял и примерно с ладонь кусок пластмассы высветил, оказывается, она, эта пластмасса, у него заместо кости торчит. — По две смены на «Скорой» вкалываю. И вино пью, и баб люблю, и ничего… Так что и тебе рекомендую сходить к нему. А если вдруг что, скажи от Шурика Кошелькова.