Снег на Рождество
Шрифт:
А я говорю: «Это я запросто, доктор, смогу, потому что уже надрессирован как клоун». И показываю ему все наисложнейшие пируэты пальценосовой пробы. Он на меня тогда посмотрел и говорит: «Да, вы, молодой человек, многое прошли. — И, прекратив мой осмотр, спрашивает меня: — Что вы от нас хотите?»
А я говорю: «Хочу, чтобы вы мне поставили диагноз».
А он тогда спрашивает медсестру: «Что ему поставить?»
А она: «Поставьте вегетососудку».
Я так и присел. Обидно стало. Потому что из своего опыта знаю, что этот
«Простите… — сказал я тогда. — Простите…» — и, скомкав тридцатник, за ворот ему кидаю, рубашка у него распахнута, жарко в кабинете было, душно, вот он, наверно, и распахнулся. Тут он как взорвется. Тридцатку мне обратно сунул и говорит: «Ты что думаешь, я деньги за лечение беру? Никогда я не брал и брать не буду. Посуди сам, как с народа брать, если сам из крови народной?»
Вроде мне даже полегчало после такого его откровения.
— Ничего-ничего, выздоровеешь, — подбодрил он меня и вежливо вывел из кабинета. — Обязательно выздоровеешь. Вот через недельку-две сам увидишь. Приметливый я. Уж кому скажу, так тот обязательно выздоровеет. Почти всю жизнь сиротой был. Не одну чашку слез выплакал. Ну вот она, судьба, теперь любовью к людям и помогает.
Всю дорогу я обратно ехал и на деньги мятые, которые ему давал, глядел. «Надо же, — думаю, — какой доктор попался!»
И верите или нет, через недельку или две голова действительно перестала болеть. И на душе стало чисто.
Ну а потом опять. Бегу я опять к своим врачам. А они мне советуют: «Давай поезжай на ВТЭК. Группу они тебе обязательно дадут, глядишь, и полегчает».
И, запечатав в конверты все мои бумаги, вручают их мне. Приезжаю я на ВТЭК. За огромным столом сидят представительные врачи, так, по внешности, неплохие, видать.
Спрашивают: «Что с вами?»
Я подаю им конверты, а к ним дополнительно два портфеля с бумагами. Они целый час изучали мою «библиотеку». А потом вдруг, прекратив чтение бумажек, говорят: «Молодой человек, а зачем вам такая группа нужна?»
А я им:
«Милые, дорогие, всех я уже объехал. И никто ничего мне не помог. Вся у меня теперь надежда на вас».
А они мне тогда и говорят:
«Ну что ж, дадим мы тебе вторую группу, только с отметкой, сам знаешь, какой. — И добавляют: — Но предупреждаем, такая группа не что-нибудь. Потому что снять ее, эту группу, уж очень и очень трудно. А может и так быть, что она останется вам навеки».
А самый главный из них молчал, молчал, а потом:
«Парень, да ты в своем уме, зачем она тебе, эта группа психиатрическая?»
Привез я все свои документы обратно в нашу районную больницу. А главный врач и говорит:
«Ну что же ты? Вот видишь, тебе группу давали, а ты отказался».
А я ему: «Не хочу я такой группы. Чтоб, как говорится, нигде ни веры тебе и ничего другого».
А он бумаги
А потом он вдруг шепотом, очень так вкрадчиво, мне на ухо:
«Езжай опять в Москву, жалуйся. Твое спасение только там».
Я смотрю на него и думаю: «Раз заслуженный главврач советует, надо еще попытаться…»
Сел я в поезд, еду. И уж очень мне проводница понравилась. Такая веселая, добрая. Шутит, заботливая, чай три раза предлагала, видно, жалко ей было меня.
Ну а потом подходит она ко мне и говорит:
«Меня зовут Нинкой, а тебя как?»
«Виктор», — представился я.
«Идем ко мне… мне скучно…»
Зашел я к ней в купе. Усадила она меня рядом и спрашивает:
«Что с тобой? Почему грустный?»
Так, мол, и так, голова… раскалывается… начал я ей рассказывать.
Честно сказать, я хотел уйти от нее. Понимаете, я никогда раньше не связывался с красивыми женщинами.
Встал я и говорю: «Вы, наверное, по головным болям не понимаете…»
А она чуть слышно:
«Поди ко мне, я все понимаю…»
«Зачем?» — спрашиваю я.
«Ну поди… поди…»
Я подошел. И она обняла меня…
Ну а дальше я рассказывать больше не буду. — Виктор дрожащей рукой стер пот со лба и опустил голову.
Никифоров подскочил.
— М-да… — произнес он и, видно, для приличия дав Виктору осушить ковш снежной воды, осушил сам сразу два.
— Ну и женщина? — И Никифоров как-то уж больно нервно потер левое ухо. — Скажи честно, она показала себя?..
— Конечно… показала… — Виктор покраснел. Потом он на минуту обхватил руками голову и, пробормотав что-то непонятное, стал теребить на колене ниточку.
— Ну и дальше что? — чуть успокоившись, спросил Никифоров.
— Ну а после спрашиваю ее: «Нин, а как я узнаю, где ты живешь?..»
Она дала адрес. Я записал. А после спрашивает: «Ну как, тебе получшало?»
«Конечно, получшало… От врачей чуть живой уезжал, а здесь у тебя вроде даже человеком себя почувствовал».
«То-то… — Она засмеялась, потом обняла меня и говорит: — Первый раз такого смешного вижу… — а потом руку положила мне на плечо. — Вить, а ты добрый. — А через минуту-две она вдруг меня спрашивает: — Вить, а ты в своей жизни любил?»
Как ей ответить, даже не знаю. Потому что деревенский я. С армии пришел, гляжу, все женятся. И я женился. А по любви или не по любви, не знаю. Просто в нашей деревне парни всех девок разобрали, осталась одна Галка. Живем мы с ней неплохо, дружно. Свой домик вместе построили. Когда я болел, она везде и всегда меня добрыми словами поддерживала, от всего сердца, как говорится, помогала. Иногда она так намучается, так настрадается из-за меня. Я тогда и говорю: «Иди, Галя, лучше от меня. Ты молодая, и тебе еще не один раз можно замуж выйти».