Снег на Рождество
Шрифт:
— Слава Богу, — произнес Виктор и, вздохнув, несколько раз погладил себя по бледному лицу. — Слава Богу. — Мне показалось, что он думает сейчас о чем-то другом, а «слава Богу» сказал просто так, машинально.
— Наш снежок, касьяновский, предрождественский, — прошептал Никифоров, усаживаясь у печи. Я, сняв валенки, присел рядом — хотелось быстрее согреться.
— Доктор, а доктор! — окликнул меня Никифоров. — А ведь я тебя вызвал не лечить, я вызвал тебя, чтобы ты один анамнез выслушал, так сказать, историю болезни. И конечно, чтобы не только человека, но и муху, прослушав эту историю, не смог бы обидеть. Ведь не мне тебя учить. — Никифоров,
Я понимал, что Никифоров только что произнесенным своим высказыванием пытался усилить ситуацию. Ведь он критикан еще тот. Выявление недостатков было целью его жизни. И если бороться с ними он порой не умел, зато находить находил. И такое находил! «Что-то и в этой предстоящей истории должно быть…» — подумал я и приготовился слушать.
— Неудобно как-то… — почесав коротко стриженный затылок, произнес Виктор.
— Ничего неудобного нет, — буркнул Никифоров и добавил: — Тебе говорят, начинай, значит, начинай.
— Э, да как же неприятно мне все это вспоминать, — с грустью произнес Виктор.
— Ну уж нет, Вить, раз мы доктора в такую пургу вызвали, то извини, надо… — и Никифоров, поудобнее приладив на колене записную книжку, добавил: — Ты, главное, не трусь. Мы люди свои. Так что можешь говорить все как есть. А еще запомни, только я тебе и помогу, я их за тебя так разнесу, что они год будут валяться в ногах. — Произнеся это, Никифоров указал на лацкан пиджака, где висел прокурорский значок довоенного образца. — А вот это, Вить, ты видишь?
— Вижу…
— Ну так вот запомни. Это, брат, не шутка.
— Ну раз так, — вздохнул Виктор. — То я расскажу все как было…
И он начал:
— Три года назад, а работал я тогда телемастером, поехал я к одной тетке на вызов. Я ловкий тогда был, сильный. Лазил и по крышам, и по деревьям, короче, антенны устанавливал. Сделал я тетке телевизор, все чин чинарем, стал он показывать, только вот звук плохой. Вышел я тогда на улицу, антенну посмотреть. Глядь, а она развернута в противоположную сторону. Я попросил лестницу. Лестницу мне хозяйка дала дряхлую, другой не было. Я ударил по лестнице кулаком, думаю, ничего, крепкая, не развалится. Поставил. Залез. А до антенны все равно не достаю. Тогда прошу у хозяйки палку, чтобы антенну развернуть ею, или, как говорится, на станцию направить. И вот только я подтянулся на пальчиках, раздался треск, перекладина обломилась, и я полетел вниз…
Очнулся на земле. В голове боль такая жуткая, что я даже заплакал. Не помню, сколько я плакал, помню лишь, как подошли теткины соседки-пенсионерки, стали передо мной в круг и говорят, мол, он, наверное, эту штуку нижнюю… отбил… А мне не до их шуток… Отполз я кое-как в сторону, посидел на травке с часок. Плакал, конечно, проклинал ее, тетку эту, за то, что она, такая-сякая, подсунула мне лестницу старую. Из-за нее теперь вот мучайся. Посидел я, посидел. Наступил вечер, пора домой ехать. Завожу мотороллер. Кое-как с трудом выехал. Приехал домой, растерся
На десятый день вроде головная боль стала проходить, словно не было со мной горя. Но к осени опять. Голова как заболит, и ну давай раскалываться. Я в больницу. А врачи говорят, что надо снять голову. Снимайте, говорю я. Они мигом сняли мне голову. Посмотрели на снимок. Говорят, цела… И прописывают мне анальгин… Я с месяц попил его, а толку никакого. Головные боли с каждым днем все сильнее и сильнее.
Я опять к врачам. А они руками разводят, ну а что, мол, нам с тобой делать. И опять снимают мне голову. Посмотрели снимок, голова цела. Врачи и не знают, что со мною делать. Тогда самый старый дает мне рецепт на новое лекарство, пять рублей коробка. Подаю я рецепт в аптеке, а аптекарши в пляс: и откуда ты, мол, только, родненький наш, взялся? И говорят, мол, ты нашему плану сейчас как никто в жизни помог… и этих новых таблеток выдали мне чуть ли не на сто рублей…
Я пью их, а мне не лучшает. Головные боли все сильнее и сильнее. Я опять к врачам. А они нервничать. Мол, не знаем, дорогой, чем тебя и лечить. Потому что самое что ни на есть дефицитное лекарство тебе выписано было — и оно не помогло. Я в слезы, милые, дорогие, помогите, все же как-никак вы врачи, доктора, за семь лет, чай, все болезни выучили. Когда пристыдил я их, они задумались. Гадать стали. Гадали, гадали… И, ничего не выгадав, порешили направить меня в областную больницу, в неврологическую клинику на спецконсультацию. Там обстучали меня молоточками, поводили перед носом зеркальцами, и говорят, нет у тебя ничего, а для приличия сунули рецепт на анальгин…
После консультации голова у меня еще боле разболелась. Чувствую, домой не доеду. Кое-как вышел вниз, присел в холле и заплакал. Подходит уборщица. «Сынок, ты чего плачешь? Не положили тебя…» И советует пойти на «Скорую»… Через нее, мол, всех берут. Я в «Скорую», а в «Скорой» меня тоже посчитали за здорового и тоже не взяли. Для приличия таблетку анальгина дали, и все…
Наконец, ближе к ночи сжалилась одна женщина-врач. И положила меня в неврологическую клинику. Сделали мне укол, и я уснул. А утром профессора сняли мне голову. Посмотрели снимок, голова целая. Руками развели. Нет, мол, у тебя ничего, и, мол, теперь ты уходи. Я говорю «спасибо» и выписываюсь…
Приезжаю домой, а со мной опять плохо. Голова болит, раскалывается.
Стал я вызывать на дом наших врачей, а они, что, мол, мы сделаем с тобой, если тебе областные не помогают. И вновь направляют меня в область, в то же самое отделение, в котором я уже лежал. На меня никто добром не смотрит: сколько ж его можно лечить? Терплю я и думаю, все же как-никак областная клиника, помереть не дадут. Затяну я голову платком, сяду в коридоре и мучаюсь.
Подходит ко мне раз заведующая и тихо сестре: «Сделайте ему тройную дозу, чтобы он уснул».
Сделали мне укол, а боль в голове как была, так и осталась.
Кое-как дождался утра. Через бабушку, ухаживающую в нашей палате за парализованным дедом, передаю своим родителям телеграмму: «Срочно выезжайте, я в плохом состоянии».
На другой день приехал отец. А бабушка, через которую телеграмму я передавал, говорит мне: «Сынок, тут тебя, как и моего деда, теперь никто не вылечит, — и дает совет. — Мол, пока у тебя ноги не отнялись, езжай в Моршанск, сам не можешь, посылай отца, кого угодно. Есть там одна тетя, которая людей от смерти спасает».