Прошу прощенья! Сволочи и стервы —Их мало, но они, конечно, есть —Пришли пощекотать немного нервыИ услыхать слова про долг и честь.Как правило, им лучше всех известно,Где Гамлет слаб, а где явил талант.Мне кажется, считать им даже лестноСебя умнее, чем комедиант.Несчастный Гамлет! Правила наруша,Как бы ребенок, ждущий похвалы,Зачем он выворачивает душуПред теми, что ничтожны и малы?Неужто он еще не понимает,Что самый наилучший приговор —Их зависть и растерянность немая,Их озлобленье и его позор?
12. Третий монолог Гамлета
Он думает, он счастлив – этот тип,Лениво наблюдающий за мноюВ бинокль. Он полагает, что искусствоСродни послеобеденному снуВ обширном каталоге удовольствий,Где издавна стоят на первых строчкахЖратва, вино и женщины… Теперь,В антракте между первыми и третьей,Он задницей утоп в пружинном креслеИ слушает желудок свой. А я,Нелепый аккомпанемент желудка,Кричу со сцены: «Быть или не быть?!»Конечно, быть! Достигнув положенья,Купить машину, съездить на Кавказ,Потом туристом прокатиться в Лондон,Чтоб там уже, в Шекспировском театре,С вниманием «to be or not to be»Прослушать… Ах, несчастный этот Гамлет!Чего он хочет, бедный англичанинИ датский принц? Неужто, в самом деле,Прогнило что-то в королевстве Датском?
13. В партере
Накрашенное женское лицоКруглится, как пасхальное яйцо,И мысль старательно изображает.А между тем, слепая, словно крот,Рука соседа ей коленку мнетИ женщине нисколько не мешает.Принц Гамлет прочитал свой монолог.Рука уже почти что между ногПриподымает юбку осторожно…Искусство, всем знакомое давно,Когда в партере бархатном темноИ даже невозможное возможно.Чулок шершав, а пальцы холодны.Видны лишь лица. Как они бледны!Глаза влажны, и стеснено дыханье.Скорее, Гамлет! Быть или не быть?Но можно ли Офелию любить,Не испытав греховного желанья?Поэтому пускай пристойный ликПокроет тайной этот жалкий миг.Поэтому смелей, рука соседа!О дайте свету! Дайте хоть звонок!Куда бежать от этих рук и ног?На коже лишь следы. В душе – ни следа.
14. Офелия
Девочка, веточка счастья,Замерла в третьем ряду.В ком еще столько участья,Столько вниманья найду?Вот она, вроде бы с нами,Можно потрогать рукой.Тешится сладкими снами,Как леденцом за щекой.Вздрагивая то и дело,Мятый платок теребя,Вытянулась, улетелаИ позабыла себя.Это она у кулисы,Зная всю жизнь наперед,Голосом взрослой актрисыТихую песню поет.Как сохранить ее веруИ оградить ото лжи?Вся она – вызов партеруИ утвержденье души.Смолкни, ненужная лира!Что ей вся наша игра —Девочке с совестью мира,Ветке с ростками добра?
15. Песенка шута
Вперемежку так проскачем:Гамлет, свита с королем…Может, что-нибудь да значим?Может, зрячими помрем?Так проскачем вперемежку:Гамлет, Йорик, шут, дурак…Или спрятать нам усмешку?Или, вправду, надо так?Так! Со шпагой на отлете,Жаля и жалея вас…Может, что-нибудь поймете,Хоть потом, хоть не сейчас.
Красная тетрадь
(1972)
Книга стихов «Красная тетрадь» была написана
на военных сборах в ракетном дивизионе
под Ленинградом в июне-июле 1972 г.
Название обязано своим происхождением
общей тетради в красной обложке,
куда записывались стихи.
Стансы офицера запаса
В расположении воинской частиЯ, лейтенант, но лишь только отчасти,Лежа на травке в цветущем лесу,Думал о том, как я душу спасу.Летние сборы – такая морока!Призванный для прохождения срокаИ изученья секретных систем,Я, признаюсь, занимался не тем.Вас, мой читатель, спасали ракеты.Я же в лесу, изводя сигареты,В небо глядел, по которому плылАнгел в сиянье серебряных крыл.Как и положено, ангел на делеВыглядел так же, как прочие цели,Маленькой точкой, сверлящей экран,Той, за которой следил капитан.Он был готов, коль сыграют тревогу,Выстрелить даже по Господу Богу,Если всевышний (о Боже, прости!)По индикатору будет ползти.Он не шутя, с установленным рвеньемЗанят был вашим, читатель, спасеньем.Он защищал вас в то время, как яДумал о смысле его бытия.Каждый из нас исполнял свое дело,Обороняя кто душу, кто тело,И в небесах наблюдая полетВидел кто ангела, кто самолет.
«Загораю на солнышке, веки прикрыв…»
Загораю на солнышке, веки прикрыв.Надо мною висит одуванчика взрыв.Муравей свою бедную ношу несет,Бесконечное время куда-то ползет.Поневоле подумаешь: сотни вековБыл порядок толков, а порядок таков:Бессловесные твари рождались, росли,Свою скромную ношу по жизни несли,Не ища дополнительных неких причин,Умирали под видом безвестных личинИ рождались, чтоб снова опять и опятьПросто есть, размножаться, работать и спать.А теперь я осмысленно в травке лежу,За свою драгоценную душу дрожу,Чтоб она, не дай Бог, не пропала зазря,Точно жизнь одуванчика и муравья.
«Полк, в котором я служил…»
Полк, в котором я служил,Был лихой гвардейской частью.В нем полковник был, но, к счастью,Нам до Бога далеко.В молодецких сапогахМы ходили по болотам.Часовой кричал нам: «Кто там?!»Отвечали мы: «Свои!..»В смысле атомной войныБыло тоже очень мирно.Но зато команду «Смирно!»Мы умеем исполнять.Там свои и здесь свои,Смирные, какой мы части?Господи, в Твоей мы власти!Все мы смертники Твои.
«Когда подлетает к границе…»
Когда подлетает к границеВоенный чужой самолет,И в душных кабинах струитсяПо лицам внимательным пот,Когда на экране обзораМигает возможная цель,В помехах скрываясь от взора,Точь-в-точь зарываясь в метель,Когда в говорящей коробкеВзрывается краткий приказ,И палец, лежащий на кнопке,Дрожит незаметно для глаз,Когда на часах полшестогоИ кажется – мир не спасти,Да будет услышано словоПоследнее наше «Прости!..»
«Прости, я думал о тебе…»
Прости, я думал о тебеЗа проволочным загражденьем.Вращалась в стереотрубеЗемля обманчивым виденьем.Вращалась близкая земля,Был каждый камень на примете,Леса, озера и поляИ в общем, все, что есть на свете.Простой оптический обманПозволил мне увидеть разомДорогу, утренний туман,Солдатика с противогазом.Просвечивался каждый куст.В трех километрах шел ребенок.Был воздух невесом и пуст,А взгляд внимателен и тонок.Я видел зрением своим,Усиленным десятикратно,Ту часть Земли, где состоимПриписанными безвозвратно.Она была невеликаВ кружке холодного металла,И смерти черная рукаЕще стекла не закрывала.