Снохождение

mso

Итак, жених, по церемонии, всадил в пустые ножны Сари свой кинжал. Здесь произошел конфуз: у Сари оказались слишком большие ножны, и его небольшой кинжал, имея крошечную гарду, просто утонул в них по самую рукоятку. Как так произошло, никто не мог понять, ибо и кинжал, и ножны подбирались заранее, чтобы полностью соответствовать; кто-то что-то тут напутал, как обычно и бывает на всяких подобных неловких церемониях. Все немного посмеялись и приступили к трапезе.

Амон есть не хотел, что-то там жевал из чистой вежливости, думая о том, у кого лучше купить меч: Васла из Вельтро или Вальнасая из соседнего посёлка. Мачеха его строго-настрого предупредила: ничего не говорить, лишь односложно и вежливо отвечать, если к нему вдруг будут обращаться гости жениха. Он и не говорил. Он хотел удалиться как можно раньше и незаметнее.

Сарамба хозяйничала в одиночку. Это явно было непросто. Несколько раз она прошлась мимо него, подлив вина (в посёлках Андарии львицы подливают напитки львам, что во всей Империи давно уже считали чудовищным провинциализмом). Шуршало её платье, её столь родной, хорошо знакомый запах перемешался с цветочным ароматом какого-то масла; а недаром говорят, что память запаха — самая сильная. Да и ладно…

Здесь он-то заметил что-то не то, что-то особенное; нет, не так — что-то совершенно из ряда вон выходящее. Когда Сари подливала вина, то стояла справа от него; вдруг ощутил, как её бедро давит на плечо, причём всё сильнее и сильнее; давление усиливалось теми самими ножнами, что висели на поясе с левой стороны. В конце она чуть подтолкнула бедром, словно хотела опрокинуть со стула, да так, что ему пришлось совершить усилие, чтобы удержаться. А потом вмиг отпрянула и ушла.

Со стороны всё было совершенно незаметно. Но у Амона это вызвало целую бурю чувств и мыслей. Он более чем хорошо знал этот жест; так, когда-то давно, в иной жизни, Сари любила его чуть поддразнить и доставить приятное: она, целуясь с ним или стоя рядом, вот так ударяла его бёдрами, дразнясь. Делала она это не только наедине с ним, но иногда осмеливалась проделать в иных местах: на ярмарке в Вельтро, куда они однажды пошли всей семьёй; когда они однажды стояли перед матерью, объясняясь по поводу долгого возвращения из посёлка, куда Сари ходила покупать овчину, а Амон помогал её нести (несложно догадаться, почему они опоздали), и когда мать отвернулась, то Сари вдруг совершила это; да много где ещё. И всегда, всегда она делала вид, что ничего не случилось.

Амон начал осторожно, но очень жадно наблюдать. Она ходила позади гостей с большим подносом и не глядела на него; но обострившимся чувством и памятью её души знал — Сари заметила его немой вопрос, и лишь ждёт удобного момента, чтобы ответить взглядом.

В конце концов, она посмотрела на него. Это был лишь удар сердца, но Амон вмиг узнал этот взгляд.

Всё. Он ощутил тёплую волну по всему телу, что разбилась о низ живота. Вмиг стало нескучно. Теперь следовало только ждать и не упустить момент.

И наступил он практически сразу.

Сарамба, вернувшаяся с кухни, склонилась к матери и начала что-то шептать на ухо. Мать ответила, но дочь покачала головой, не соглашаясь, развела руками в жесте отчаяния. Мать нахмурилась.

Притворяясь, что отпивает вино, он заметил, что мачеха смотрит на него:

— Подойди сюда, — негромко попросила она.

Как бы нехотя, Амон встал и аккуратно подошёл. Сарамба тем временем приятно улыбалась дяде своего будущего супруга в ответ на комплимент и заодно ловко играла подносом на правой руке, иногда проворачивая прямо на одном когте.

— Что?

— Иди закрой крышку подвала.

В их доме, на задней стороне двора, была крышка подвала, что использовалась в случае погрузки туда всякого добра прямо с улицы. Каким-то невообразимым образом открытая крышка создавала ужасный сквозняк, что начинал исходить из щелей в полу кухни; самая большая щель, видимо, была под очагом — то ли так задумано, то ли какая ошибка при постройке — и очаг от внезапного притока воздуха начинал сильно возгораться, а если поток был чересчур силён, то мог и угаснуть.

Амон выбежал на задний двор, мигом поправил крышку (она оказалась не открыта, но сдвинута); Сарамба, по всему, осталась с гостями. Постоял немного, подумав, что неплохо бы начать курить: так он будет выглядеть намного серьёзнее, и повод бы постоять здесь нашелся, а что касаемо здоровья, так печься о нём особо нечего — и так погибнет где-нибудь на Востоке.

Амон не сомневался, что поедет на Восток.

Нет, чепуха. Показалось. Это лишь крышка. Сарамба сейчас с гостями.

— К шакалу всё, — сказал зачем-то в пустоту и пошёл обратно в дом.

Когда он вошёл в тёмный коридорчик входа на задний двор, то осторожно закрыл за собою дверь. Сделав три шага, заметил, что кто-то стоит в проходе на кухню.

Сари стояла там, улыбаясь. Она ничего не говорила, ничего не делала, только стройнилась в гордой осанке, высоко упираясь ладонями в дверной проём. Она ждала, когда он подойдёт; в его власти было — идти или не идти.

Нечего здесь говорить: Амон пошёл к ней.

— Сари, ты…

Никаких слов не последовало. Сари просто обняла его шею, как можно сильнее, далеко-далеко закинув руки; она уже на добрых полголовы ниже, хоть далеко не маленького роста, как и мать. Горячий, умелый, помнящий всё поцелуй словно вернул время вспять, лишь теперь здесь больше уверенности, зрелости готовой ко всему самки.

— Я их всех ненавижу. Я люблю только тебя, — жарко молвила она на ухо.

Амон, чисто по памяти прикосновений, совершенно несознательно, уверенно просунул руки за её пояс, как делал когда-то, когда она принадлежала ему и только ему.

— Обещай мне, что будешь зорким, — говоря, она шумно дышала. — Тебя ждёт великая любовь, мой Амон. Обещай, обещай. Хоть она тебя сгубит, но всё будет не зря. Высматривай её. Будь зорким.

— Буду зорким… — сказал он, ибо что оставалось.

Она снова закрыла глаза; Амон прислушался, оглянулся — сколько мгновений у них ещё есть — и ответил на призыв. Нет, ничего не забылось — они страшно соскучились друг за другом. Казалось бы: прошли года, отроческие игры позабылись, канули в омуте памяти. Как же, как же…

Время не ждёт. Он понимал, что Сари прощается с ним — следовало ловить каждое мгновение; но в то же время нельзя подвести её, нельзя подставить.

— А я нарочно подменила ножны, — тихо засмеялась Сарамба, когда он отпрянул.

— Зачем, моя Сари?

— А просто так.

— Сари, я всё это время любил тебя.

— Я знаю.

Теперь она прислушалась, что там делается в гостиной. Сейчас её хватятся, потому времени почти нет.

— Сегодня вечером. Балинейная. Мать уедет в Вельтро. Отец будет спать. Ифаны не будет. Ты скажешь, что идёшь на длинную охоту. И вернёшься, когда стемнеет. Тебя никто не должен видеть.