Снова в школу
Шрифт:
— Подожди, подожди… — шепчу я, пока игроки толкаются и сталкиваются.
Вниз по полю Ди Джей срезает влево на тридцатиярдовой линии, освобождаясь от углового, который идет прямо за ним по пятам.
— Сейчас, — мой голос низкий и настойчивый. Мои глаза перебегают с Паркера на Ди Джея и обратно. — Давай, Паркер, ты все понял. Бросай его.
Он смотрит налево, делает шаг назад, замахивается рукой, тянется назад и бросает.
И, черт возьми, это красиво.
Мяч закручивается по спирали в воздухе, высоко, длинно и прямо, прежде чем выгнуться дугой вниз… прямо в руки Ди Джея Кинга.
Раздается шум — одобрительные возгласы толпы позади меня — и моя собственная
— Да! Давай, давай, черт возьми, беги!
Я прыгаю по полю, как идиот — это дело тренера — размахиваю руками, приказывая Ди Джею бежать. Но мне и не нужно этого делать — он уже тащит свою задницу в нужном направлении.
И всего через несколько секунд он вбегает в конечную зону.
Он бросает мяч и указывает на меня.
Господи, я люблю этого ребенка.
Я указываю прямо на него. И судья поднимает руки, как раз когда время заканчивается, сигнализируя о гребаном тачдауне Львов.
Первая в сезоне… наша первая победа. Черт возьми, да.
Можно подумать, мы только что выиграли Суперкубок — вот каково это. Дети сходят с ума, носятся по полю, обнимают друг друга, ударяются грудью и бьют шлемами.
Ди Джей срывает шлем, перепрыгивает через забор, взбегает по трибунам к ложе диктора. Раздается треск обратной связи, а затем его запыхавшийся голос кричит из динамиков.
— Я люблю тебя, Ронда! Прости, что я такой придурок, но я люблю тебя, детка! Это было для тебя!
Справа от меня появляется Дин и хлопает меня по плечу.
— Вот как мы это делаем! Снова в седле, Ди!
И я хлопаю его по спине.
— Чертовски верно, чувак.
Я выбегаю на поле и жму руку Тиму Дейли, тренеру средней школы Северного Эссекса. И когда поворачиваюсь и бегу обратно к скамейке, я замечаю Кэлли, которая наблюдает за мной с другой стороны забора.
Она стоит рядом с инвалидным креслом миссис Карпентер. На ней черная футбольная футболка с надписью "Лейксайд" под пышным серым пальто. На ее светлых волосах белая вязаная шапочка, которая чертовски сексуальна в очень милом смысле. Ее глаза похожи на два блестящих изумруда в ярком свете полевых фонарей, и когда она поднимает руку и машет мне, ее красивые губы растягиваются в радостной улыбке.
И вот так просто… Я снова потерян.
Я не прекращаю бег трусцой, пока не оказываюсь у забора.
— Привет.
Кэлли наклоняет голову.
— Хорошая игра, тренер.
— Да… да, это было хорошо. — Я улыбаюсь маме Кэлли сверху вниз. — Миссис Карпентер, могу я пригласить Кэлли куда-нибудь сегодня вечером? Вы можете взять мой мобильный телефон, держать его рядом с собой и звонить нам, если возникнут какие-либо проблемы.
Если это не сработает, я готов предложить своему младшему брату тысячу долларов, чтобы он посидел с ними всю ночь.
Миссис Карпентер машет рукой.
— Мы будем в порядке. Вы, дети, слишком много волнуетесь. Идите развлекайтесь, приведи ее завтра домой к обеду.
Как раз в тот момент, когда я подумал, что эта ночь не может стать лучше — она отправляет меня своими словами на седьмое небо от счастья.
— Я могу это сделать, — киваю я.
Вот тогда маленькие ублюдки, которых я тренирую, решают вылить мне на спину кулер с "Гаторейдом". Это холодно, как будто тысяча сосулек пронзают мой позвоночник одновременно, и у меня есть ощущение того, что чувствовал Цезарь, когда его выгнал Сенат. Но, я отношусь к этому как мужчина. Я провожу влажной рукой по волосам и слизываю немного жидкости с верхней
Я указываю большим пальцем за плечо, удерживая пристальный взгляд Кэлли.
— Я должен пойти заняться футболом, — она смеется, кивая. — Заберу тебя через некоторое время.
И она машет рукой, улыбаясь. Такая красивая, что на нее почти больно смотреть.
— Буду ждать.
Глава четырнадцатая
Кэлли
Еще в старшей школе, после хороших футбольных матчей — Гарретт всегда был… ну… перевозбужден. Он был подростком, поэтому возбуждение было в значительной степени настройкой по умолчанию, но после крупной победы он становился более горячим, голодным, агрессивным. Я практически чувствовала запах тестостерона на его коже, что возбуждало уже меня. Помню, когда мы появлялись на вечеринке, он всегда держал меня рядом, всегда прикасался ко мне… Его рука в моей, его большой палец гладит мою ладонь, обнимает меня за плечо, потирает мою спину. Если мне приходилось отойти от него, его глаза следили за мной по комнате поверх края его стаканчика с пивом, как будто я была единственным человеком, который имел значение. Как будто я была сердцем, центром всего его мира.
Мы никогда не оставались на вечеринках надолго.
То же знакомое предвкушение наполняет меня сейчас, пока я жду на крыльце родителей, когда Гарретт заберет меня. Я расхаживаю взад-вперед, тереблю вязаную шапочку на голове и играю с молнией на пальто. Мои мышцы напряжены от возбуждения так сильно, что я чувствую себя резинкой, готовой порваться.
Я все еще не знаю, к чему это приведет с Гарреттом, и это меня немного пугает. Потому что Гарретт Дэниелс вернулся в мою жизнь так, как я никогда не ожидала, прокладывая свой путь вокруг моего сердца. И это похоже на трагедию — как Ромео и Джульетта — мы уже знаем, чем это закончится. Прощанием. У нас обоих есть эти замечательные, потрясающие, отдельные жизни — далеко-далеко друг от друга. У нас есть карьера, друзья, дома, и никто из нас не собирается переворачивать все с ног на голову. Знаю, что веду себя безрассудно — глупо — я выхожу на этот трамплин для прыжков в воду, собираясь прыгнуть в самую глубину боли и душевных страданий. Но постоянно растущей части меня просто все равно — и это пугает меня еще больше. Эта часть возьмет то, что она сможет получить, так долго, как сможет, и будь проклята душевная боль.
Уже больше одиннадцати, поздновато для этого района. Жители улицы моих родителей уже легли спать, в окнах темно, а в воздухе тишина. Я слышу, как джип едет по улице, прежде чем вижу его, и к тому времени, как он останавливается у обочины, я уже бегу через лужайку, чтобы встретить его.
Я не жду, пока Гарретт откроет дверь, я делаю это сама и забираюсь внутрь. Его волосы влажные, а кабина наполнена его чистым океанским ароматом после душа.
Глаза Гарретта — черный бархат, а его голос — темный шелк, ласкающий меня.
— У тебя розовый нос. Как долго ты там ждала? — он держит мои руки в своих, дует на них, согревая их и заставляя мое сердце биться быстрее.
— Не слишком долго. Мои родители уже легли… И я была взволнована встречей с тобой.
Его взгляд скользит по моему лицу, касаясь шапки на моей голове, моих глаз, моего рта.
— Я тоже не мог дождаться, когда доберусь до тебя.
Он удерживает мой взгляд еще на мгновение, а затем кивает, переводя взгляд на дорогу.
— Ты голодна? — спрашивает Гарретт, когда мы едем по пустым, освещенным уличными фонарями дорогам.