Сны Тома Сойера
Шрифт:
— О «Титанике», — продолжал Гек, — уже второй день трубят все газеты. Неужели вы тут совсем газет не читаете?
— Гек, нам даже газету купить не на что.
— «Титаник», — сказал Гек назидательно, будто в который раз повторяя всем известную истину, — вообще не выходил из Саутгемптона. Судно, на котором мы пересекли Атлантику…
— Судно или корабль, Гекки? — живо полюбопытствовал Том.
— Без разницы. Как хочешь, так и называй. Этой посудиной был «Олимпик», той же пароходной компании. Полный двойник «Титаника», его предшественник. Хозяева просто поменяли одно на другое: на «Титанике» написали «Олимпик», а на «Олимпике» — «Титаник». Новый «Титаник» под видом старины «Олимпика» отправили в док, якобы на ремонт, а ржавую развалюху «Олимпик» подкрасили, повесили там шикарную люстру и пустили в плавание, как будто бы это «Титаник». Бомбу, естественно, подложили, сукины дети. «Олимпик» должен был благополучно затонуть, а хозяева — получить страховку. Но получить именно за «Титаник». Ловко придумали, молодцы! Только вот, среди пассажиров объявился один мозговитый парень из Лондона, то ли Грин, то ли Браун. Он-то и нашел в трюме бомбу. Вернее, он сказал капитану, что на судне должна быть бомба. И все мы бросились ее искать, и кто-то ее нашел. Ты, кстати, помой машину, Бекки. Я, когда бомбу искал, подхожу к своей машине, а это русская машина, она «Руссо-балт» называется… Так, вот, дай думаю, проведаю свою машину. Подошел, заглянул внутрь, а там… Гм! После скажу, это не совсем прилично… Лучше про Брауна. Получается, что этот парень всем нам жизнь спас. Он теперь на коне, его вся Америка в одну ночь узнала. Прямо в порту, как на портовый трактор забрался, и такую речь произнес, заслушаешься. Он сказал, что история с перекрашиванием — это не просто так. Дескать так и должно было быть, потому что капиталисты, мать их, мол, ёб — они всегда так… Я там не всё понял, но оказалось, будто он эту мину не просто так вычислил, а по какой-то собственной теории, хиромантии там или еще какой мантии… Этот Грей точно будет теперь сенатором. А если окажется, что он в Штатах родился — так и президентом. Ты, Бекки, иди, приготовь нам чего-нибудь пожрать, а мы с Томом пока русской водочки пизданем.
— Гек, — сказал Том, когда Ребекка вышла. — Как тебе удалось заколотить столько денег?
— Сам не знаю, — развел руками Гек. — Я, видишь ли, в России пирамиду построил.
— Как пирамиду? С мумией?
— Нет, просто пирамиду. Без всякой мумии. Мумия моя, баба скифская, вон — в машине сидит. Это трудно объяснить, Томми. Но, если ты приезжаешь в какую-нибудь глупую страну и строишь там пирамиду, то у тебя сразу образуется целая куча денег… Черт, откуда у меня эта шляпа? Только что ведь был шлем, кожаный такой, ты не видел, Том? Впрочем, без разницы, — Гек швырнул шляпу на кровать. — Расскажи в двух словах, как твои дела?
— Плохо, Гек. Катаюсь вокруг стола и все. Иногда мне кажется, что я уже умер. Сны какие-то снятся… Черт-те что, а не сны. Это и впрямь никакие не сны…
— Как не сны? Что же тогда может сниться, если не сны?
— Кажется, я просто вижу будущее. Представь, доктор Робинсон открыл такую клинику, где пересаживают органы. Или про твой «Олимпик-Титаник»… Я думаю, что с нами случилось что-то по-настоящему ужасное. Вот представь себе… Мистер Клеменс задержался в нашем городе, потому что у него сломалось колесо. Мы наврали ему с три короба про свою жизнь. Он написал книгу. Эту книгу прочитали миллионы людей. И кто теперь такие мы? Мы теперь больше не мы, а то, что о нас думают все эти люди. Я это чувствую, Гекки. Иногда я просто до боли чувствую, как мою голову скребут их мысли. Поэтому я и вижу такие сны…
— Знаешь Том, я понял одну простую истину. Я понял, что бывают сны без сновидений, но не бывает — чего?
— Чего? — грустным эхом отозвался Том.
— Не бывает сновидений без снов.
— У меня, — произнес Том, помолчав, — таких снов не бывает.
— Каких — таких? — запутался Гек.
— Которые без сновидений. Вот послушай, кстати, какой мне прямо сейчас приснился сон, по-моему, даже, он мне приснился, пока мы тут разговаривали. Иди, кликни мою благоверную. Ей тоже небесполезно это послушать.
Новый сон Тома Сойера
Пока Гек спускался на кухню, Том пересчитал свои четки. Их было ровно шестьдесят. По старинному обычаю Мизуры, парень, считающий четки, обязан добавлять по одной каждый год — под Сочельник, но общие их число ни в коем случае не должно превышать шестидесяти. Первые шестнадцать костей, подаренных ему в день конфирмации, заведомо отличались цветом от остальных, разноцветных. Сейчас все кости были почему-то одного цвета. Подняв голову, Том увидел в дверном проеме своего друга. Гек был бледен, глаза его были широко раскрыты, и он лишь монотонно тыкал пальцем вниз, не в силах произнести ни слова.
— Что, друг мой? — поинтересовался Том. — Бекки умерла?
— О нет! Но Томми… Она лежит там на полу, ноги ее дрожат, изо рта хлещет пена… Надо сгонять к доку. К Перельману этому, как его?
— К Робинсону, — поправил Том.
— Вот именно! Где моя шляпа?
Гек нервно озирался вокруг. Том внимательно смотрел на него, покусывая ноготь.
— Гек, — тихо сказал он. — Зачем тебе шляпа?
— Так ведь я собрался слетать к доку Робинсону. Бекки, похоже, умирает.
— Правильно. Но ты бросил свою шляпу на кровать, а это дурная примета.
— Тогда я пойду так, без шляпы, — взмахнул рукой Гек и вдруг замер с открытым ртом: шляпа все это время была у него в руке. — Три тысячи чертей! — Гек нахлобучил шляпу на голову и прихлопнул сверху, превратившись в шерифа из Колорадо.
— Гек, — тихо, но убедительно сказал Том. — Ты же мне обещал…
— Что — обещал?
— Забыл, дружище. Ты обещал послушать мой последний сон.
Гек громко хлопнул кулаком в ладонь:
— Как же это я мог забыть! Это мигрень какая-то или, как его… Столбняк.
— Это провалы, старина.
— Какие провалы?
— Неважно. Садись.
Гек подтянул к себе стул обратным пинком, откинул фалды и уселся спинкой вперед, как это и впрямь всегда делают шерифы. Призывно махнув шляпой в сторону друга, он выкрикнул:
— Внимательно, Томми!
— Так вот, — начал Том. — Сплю я намедни, как я тебе говорил, чуть ли не за мирной с тобой беседой. И снится мне такой сон.
— Значит так. Я иду по какому-то городу, небольшому, типа… Цинциннати, если тебе там приходилось бывать, премиленькое местечко. Да, скорее, это он и был. Там потому что часовенка одна есть знакомая, где все дело и закончилось, сон то есть. Но — это я вперед забегаю…
— Короче, слушай. Иду я по этому Цинциннати, а на дворе ночь. То есть — что я говорю такое — на дворе? Какие в городе дворы? Иду я по чистой городской улице, и на улице и вправду — ночь. Вдруг глянь: кто-то подходит сзади, и трогает меня за локоть. Угадай с трех раз — кто?
— Джимми?
— Гек, о мертвых только хорошее.
— Мистер Клеменс?
— Не попал.
— Сейчас-сейчас… Я чувствую здесь какой-то подвох… — Гек затряс щепотью у лица, ошаривая глазами балку меж стеной и потолком. — Я все понял, Томми. Тот, кто к тебе подошел, был ты сам!
— И тут мимо, — тяжко вздохнул Том. — Это был ты, старина Гек.
— Я?
— Ну не я же, всамделе. Ты и подошел. И тронул меня за локоть. И говоришь — представляешь что? Ты говоришь: Том, тут случайно Гек не проходил? Представляешь, подходишь ты и спрашиваешь про себя самого! Это покруче. Но дальше — пуще. Эта штука тебе не Фауст Гете. Я тебя спрашиваю: Почему ты такой бледный? А ты говоришь: И ты такой же бледный. Я спрашиваю: А почему от тебя пахнет дерьмом? А ты: И от тебя тоже пахнет дерьмом… Ужас, правда?