Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона
Шрифт:
Остатки угольев подтвердили предположение, что рудную жилу сначала нагревали с помощью костров, а затем обливали водой. Образовавшиеся трещины расширяли каменными долотами.
И все это делали десяти-двенадцатилетние дети.
С того дня Эльгибей проявлял особый интерес к браслетам, мечам и секирам с шумерской клинописью.
Вероятно, ему удалось бы достичь еще больших высот, если бы не один неприятный случай. Эльгибея буквально схватили за руку, когда он пытался продать серебряную ладью второго тысячелетия до новой эры. Он сам виноват, что, как последний кретин, явился в гостиницу на встречу с доверенным лицом швейцарского мультимиллионера. Посредник, как вскоре выяснилось, оказался подсадной уткой Интерпола.
Драгоценную ладью, понятно, конфисковали. В доме Эльгибея произвели обыск, но, к великому счастью, ничего не обнаружили. Все предметы, которые удалось утаить, благополучно уплыли в частные коллекции. Начался долгий, изнурительный процесс. Эльгибею пришлось полежать, в полном смысле слова, в турецкой тюрьме, где заключенный лишен возможности не то что стоять, но даже сидеть.
Выпутаться помог адвокат, нанятый за большие деньги. Разработанная им тактика полностью себя оправдала. Эльгибей, сколько его ни мытарили, твердо стоял на своем. Да, он признает факт незаконной сделки, но этим и ограничивается криминальная сторона. Ладью приобрел по случаю, у какого-то араба ца курорте в Антальи. Она находилась в таком состоянии, что невозможно было хотя бы приблизительно атрибутировать. Лишь после реставрации стало ясно, что это действительно древний памятник. Так удалось не только отвертеться от куда более серьезного обвинения в похищении археологических ценностей, но — и это главное! — скрыть сам факт и место нелегальных раскопок. Выезжавшая на точки последних работ следственная бригада, конечно, ничего не обнаружила, ибо дыра, куда, сам того не желая, провалился Эльгибей, находилась далеко в стороне от раскопа. Когда он очнулся после падения и, ощупав себя, не нашел повреждений, то первым делом попытался выбраться на божий свет. И в мыслях не держал, что угодил прямо в царский могильник, где, вперемешку с костями жертв, валяются принадлежности заупокойного культа.
Пролом, образовавшийся в результате тектонических подвижек в каменной кладке свода, давал достаточно света, чтобы оценить масштабы открытия. Боль от ушибов, как рукой сняло. Эльгибей осторожно разгреб мусор и обнаружил бронзовый светильник. Уподобясь Аладину в пещере, обдул и отер ладонью мягкий, прилипчатый, как паутина, прах. Масло в волшебной лампе выгорело с последней порцией воздуха три, а может, и четыре тысячи лет назад. Стараясь не нарушить общую композицию, Эльгибей высвободил из-под распавшихся шейных позвонков золотую подвеску, поднял и положил в карман сердоликовую бусину. Жажда земных благ подавила профессиональный инстинкт. Опрокидывая запечатанные кувшины и ломая доски, закрывавшие путь, бросился к жертвенному столику, где в пыльных лучах сверкал благородный металл. Перед его первозданным блеском померкла всколыхнувшаяся было мечта о славе Леонарда Вулли.
Все же Эльгибей взял несколько мелких предметов — деревянных, прежде всего, — для хронологической экспертизы. Драгоценности, как ни чесались руки, решил до поры до времени не трогать.
Когда же закончился полевой сезон, он постепенно перетаскал самые ценные вещицы в тайник и, выйдя на нужных людей, начал потихоньку распродавать. Сначала ожерелья из золотой фольги, диадемы, браслеты, затем наступил черед магической утвари. Первой ушла составлявшая пару злополучной ладье чеканная отливка. «Корабль Мертвых», как и полагалось, уплыл на Запад. Но отнюдь не туда, где навсегда остался Энкиду, а в Александрию. Дальнейший маршрут серебряной ладьи номер один уже не интересовал Эльгибея. И если бы не казус с номером два… И все потому, что потерял бдительность! Повел себя, как мальчишка. Впрочем, не надо гневить аллаха. Легкость, с которой, благодаря Эльгибееву разгильдяйству, прошла операция задержания, оказалась во благо. Адвокат напирал на заслуги подзащитного, его очевидную неискушенность и свойственную ученым людям чудаковатость. Суд принял интерпретацию к сведению и вынес мягкий приговор. Репутация Эльгибея погибла, но четыре миллиона франков в банке «Лионский кредит» остались при нем. Ждала своего часа и усыпальница Мурсилы VII с ее ритуальными сосудами, оружием и драгоценными украшениями.
Пока это был мертвый капитал: за Эльгибеем могли следить.
Он легко пережил падение: статьи в газетах с фотографией ладьи и собственным его, Эльгибея, портретом, вынужденный уход из университета, где двенадцать лет вел курс шумерологии. Правда, никто не желал раздувать уголья, и отставка прошла с соблюдением декорума. Отныне он мог тешить свое самолюбие почетным званием Professor Emiritus.
Прошлое напомнило о себе вторжением развязного грека, назвавшегося Одиссеем Попандополусом. Он выдавал себя за менеджера корпорации по производству телевизионных фильмов, но по жесткой манере вести разговор Эльгибей заподозрил в нем полицейского.
— Вам привет от Петроса Янко, — едва переступив порог, грек сразу схватил быка за рога.
Пытаясь собраться с мыслями, Эльгибей долго рассматривал карточку с фирменным логотипом и адресом: 134 Аройно Авеню, Сан Карлос, Калифорния. Потом процедил сквозь зубы, пристально глянув в лицо:
— Не помню такого, — и возвратил визитку.
Пригодились уроки, усвоенные в истамбульской тюрьме: ничего прямо не отрицать и ни в чем не сознаваться.
— В самом деле? — грек нагло осклабился и, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на кожаный диван, стоявший возле изразцовой печи. — А вы попробуйте вспомнить.
Эльгибей наморщил лоб, словно и вправду решил основательно порыться в памяти, но в итоге развел руками:
— Нет, ничем не могу вам помочь, мистер.
Он понимал, что грек едва ли поверит ему. «Имя — есть знак», — говаривали римляне. Если Попандопулосу, или кто он там есть на самом деле, известно имя Янко, то он почти наверняка осведомлен о кое-каких подробностях эпопеи «Корабля Мертвых» номер один. Не кто иной, как Петрос Янко пронес его мимо таможни в Истамбульском порту. Первый выстрел сделан, но лучше не показывать, что пуля задела сердце. Ухо лингвиста уловило в английском языке Попандопулоса легкий акцент и это позволило сделать неожиданный выпад:
— А вы случайно не киприот?
— Почему вы так думаете? — помедлив спросил грек.
— Не думаю, знаю, — Эльгибей нутром ощутил, что ему удалось перехватить инициативу. — Если у вас дело ко мне, то выкладывайте без экивоков, а нет — убирайтесь.
— Я американский гражданин и не имею никакого касательства к Кипрской проблеме, — Попандопулос попытался разрядить ситуацию шуткой. — Но у меня действительно есть к вам дело, профессор.
Эльгибей с безразличным видом повернулся к камину и щеткой из петушиных перьев смахнул пыль с терракотовой фигуры, привезенной с раскопок Лагаша: руки сложены на груди, круглая голова зияет провалом рта, борода намечена волнистыми линиями.
— М-да, вам есть о чем вспомнить, — вроде как с завистью вздохнул Попандопулос, озирая разнообразные экспонаты, хаотично разбросанные по стеллажам с журналами и книгами.
— Нравятся мои сокровища? — Эльгибей исподволь начал готовить контратаку. Образцы кассетерита, оловянные слитки и куски ноздреватого металла — лишь с большой натяжкой можно было причислить к сокровищам в подлинном смысле. Клинописные таблетки, осколки орнаментированной посуды и глиняные статуэтки, склеенные вдоль и поперек, также трудно было назвать уникумами, хоть они и имели свою рыночную стоимость. В общем, все это были предметы, какие археологи обычно оставляют у себя. Ни правительство, ни музеи на такую мелочь не покушались. Только специалист мог знать, что иные тексты стоят дороже золота и бриллиантов.
Попандопулос, казалось, понял намек.
— Вы славно потрудились. Однако нашу корпорацию больше интересует та часть коллекции, которая пока, — он выдержал красноречивую паузу, — остается под землей. Вы не могли бы назвать точные координаты?
— Я отказываюсь вас понимать, мистер… американский гражданин.
— Тогда не угодно ли вам ознакомиться с одним документом? — Попандопулос щелкнул замками желтого вместительного портфеля, вынул ксерокопированный лист и бросил его на стол.