Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона
Шрифт:
— Видите ли, дорогая Долорес, — дав ей время переварить сногсшибательные новости, пояснил Фернандес, — кроме некоторой деликатности, они ничего не требуют ни от Сантоса, ни от нас. И это понятно! Прежде чем продать фильм, они хотят основательно подогреть любопытство публики. Ведь ничто так не щекочет воображение, как тайна. Отсюда и условие секретности, оговоренное в контракте. Вы понимаете?
Долорес понимала.
— Что от нас конкретно требуется? Всего лишь экспертная помощь, которая едва ли обременит и будет прилично оплачена. Я сразу же подумал о вас, доктор Альба, ибо именно с вас началась для меня светлая полоса.
— Но что я могу? —
— Их интересует все. Весь комплекс. Ритуалы, атрибутика, процесс мумификации и тому подобное. Идея весьма оригинальна: с максимально возможным приближением воссоздать на экране наиболее яркие эпизоды истории. Древние культуры Америки, в частности. Конечно, основная тяжесть падет на плечи нашего общего друга Сантоса. Это его бизнес. Но и вы, дорогая Долорес, сможете сыграть заметную роль. Как консультант, разумеется. На лавры кинозвезды, надеюсь, не покушаетесь?
— Они хотят попробовать наркотики на актерах? Пусть не рассчитывают на мою помощь.
— Шутки в сторону. Когда дойдет дело до съемки соответствующих эпизодов… Как они называются, эти ваши грибы?
— Намеотл.
— Кроме вас, ни один нормальный человек с ходу не выговорит… Здесь, как и всюду, нужен профессионал. Расскажите им все, что знаете, и будет с них. Формулу алкалоида, который чуть не лишил всех нас счастья быть рядом с вами, им незачем знать.
— Я и сама ее пока не знаю. Месяцы и месяцы понадобятся на разделение и анализ.
Вспомнив свои хроматографические колонки и старенький инфракрасный спектрометр, она уже заранее тешила себя мыслью о суперсовременном оборудовании лучших американских фирм. Ядерно-магнитный резонанс, основанный на эффекте Мессбауэра, — вот что потребуется в первую очередь. О масс-спектрометрии и говорить не приходится. Уж это-то наверняка будет.
— Почему вы молчите? — спросил Фернандес. — Вы с чем-то не согласны?
— Простите, сеньор Фернандес. Немного задумалась… Я согласна со всем, — она была тронута его заботой и деликатностью. — Для меня будет счастьем вновь побывать в «Усыпальнице Сына Солнца». Но прежде чем кинуться в эту очаровательную авантюру, хотелось бы заняться оснащением лаборатории. Я должна видеть все собственными глазами. И хорошенько пощупать! — Она рассмеялась. — Надеюсь, вы понимаете?
— Так и будет, дорогая! — его озабоченное лицо озарилось улыбкой. — Смею уверить! Нас с вами хватит на все. Так сказать, между делом. Чередуя одно с другим. Стыдно признаться — мне стыдно, Мерседес, — но аванс, который вы получите от американцев, в пять раз превышает ваш годовой оклад. Так что отпуск на месяц-другой — увы, без сохранения содержания — не слишком скажется на благополучии вашего «Дома Луны». Как полагаете?
Она вновь ответила смехом: во всю силу низкого и звонкого голоса, со всеми его переливами и обертонами.
— Кстати! — спохватился Фернандес. — Я совсем забыл спросить: как вы нашли этого гения, Раппопорта?
— Если честно, то я от него без ума, но нам так и не удалось поговорить на профессиональные темы.
— Жаль. У вас с ним нашлась бы точка соприкосновения.
— Он слишком для этого занят… Впрочем, я все же надеюсь. Мне действительно есть, что сказать.
— Только не стоит особенно откровенничать.
— Формула?
— Не только. Даже ваши сапрофиты отныне находятся под охраной параграфа. По условиям договора место раскопок не подлежит разглашению.
— Сплошные секреты, дон Альфонсо. Фильм что, детективный? Знаете, чем
— Хотя бы тем, что оно реально.
— Нет, мой друг. Сновидения никогда не занимаются пустяками.
Авентира девятая
Бурса, Турция
Назым Эльгибей жил в Бурсе, древней столице османов, где у него неподалеку от Зеленой мечети был старый уютный дом с садиком и фонтаном. Здесь рождались и умирали его деды и прадеды, и сам он увидел свет под этой кровлей из черепицы, позеленевшей от времени, как бронза, что веками пролежала в земле.
Дом стоял на возвышении и с крытой галереи второго этажа можно было видеть скопище точно таких же крыш, глазурованный купол мечети, виноградники, тополя. Сладкий дым от горящей лозы, пробиваясь сквозь купы деревьев, навевал приятную дрему. Сидя в качалке между резными столбами, поддерживавшими навес, он почитывал журналы, иногда что-то записывал, вспоминал. Любимые кошки, подняв хвосты, терлись о шлепанцы, заношенные до дыр, и он с интересом следил, как грациозно петляют они между фаянсовыми горшками, брезгливо принюхиваясь к бегониям и гераням. Ворковали горлицы. Юркие ласточки всегда неожиданно выпархивали из-под кровли и так же стремительно возвращались кормить птенцов. Чередовались краски в яркой палитре времен года, промозглая стужа сменялась жаркой духотой, благоухание лунных ночей и соловьиные песни приходили на смену пыльным ветрам Кападокии и грозам Понтиды.
И все это было равно любезно душе.
Рано овдовев, Эльгибей несколько раз собирался жениться — свахи со всего города обложили его густой сетью, — но в последний момент что-то непременно случалось и дело расстраивалось. Оно и к лучшему. В молоденьких гуриях недостатка не ощущалось. Особенно теперь, когда столько их понаехало из Восточной Европы.
Временами одолевала тоска, и Эльгибей горько сетовал на судьбу, хотя в том, что он остался одиноким, как перст, если и повинен был рок, то только наполовину. Его сын, служивший в марсельском консульстве, пал жертвой фанатика-курда, а дочь он сам выгнал из дома, когда она спуталась с наркоманом из вонючих притонов Галаты. Потом она вроде образумилась, вышла за американского моряка, то ли из Филадельфии, то ли из Сан-Франциско. Седьмой год от нее не было никаких вестей.
Оставалось одно: потихоньку доживать своей век, по возможности теша одинокую, но вполне обеспеченную старость.
Когда-то Эльгибея причисляли к восьми ведущим шумерологам мира. Он провел несколько удачных археологических сезонов в горах Антиливана, в песках Вавилонии. Откопанная им статуя Баалзебуба украшает главный зал Багдадского музея, а черную стелу, обвитую кольцами змея Нингишзиды, он нашел в скалах Боказкея, в трех километрах от хеттской столицы Хаттусас. Теперь змея находится в Истамбуле. Сам президент вручал Эльгибею почетный диплом. Пиком карьеры стало сенсационное открытие оловянных шахт в Капподокийских горах. Оно заставило пересмотреть сложившиеся представления о бронзовом веке. Не из далекого Афганистана вывозили шумеры кассетиритовую руду, а отсюда, из соседней страны, где почитали тех же богов и героев: солнечного Шамаша, Венеру-Иштар, отважного Гильгамеша. Большой интерес представляли и сами шахты, уходящие вглубь почти на полтора километра. Протиснуться к местам выработки оказалось невозможно, настолько узки были лазы. Работать в таких условиях могли разве что гномы. Загадка разрешилась, когда в одном из штреков Эльгибей наткнулся на скелет ребенка.