Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона
Шрифт:
Марта села за пульт и один за другим включила несколько полыхнувших небесной синью экранов. Ми-красных, желтых и зеленых точек молниеносно сгруппировались в пятна различной насыщенности, словно звездные миры, охваченные спиралью туманностей.
— Похоже на цветомузыку, — проронил Джонсон. Он впервые увидел живой мозг в неуемном броуновском коловращении точек.
Неуловимо изменялись расплывчатые контуры пятен. То расширяясь, то суживаясь, они беспрерывно меняли свою астральную цветность, откликаясь на мерцание каждой клеточки, наполненной необоримой
«Непостижимо!»
— Это… живой человек? — шепотом спросил Джонсон. Он был восхищен; восхищен и подавлен.
— Люди, — не повернув головы, бросила Марта. — Живые люди, — добавила, переместив изображение на дисплей, занимавший добрую четверть стены. Мозаичная, расчерченная на квадраты панорама обрела большую наглядность и, вместе с тем, грубость организованной материи.
— Сейчас у нас под наблюдением находятся семь человек: четверо практически здоровых и трое больных, — объяснила она, передвигая световую стрелку. — Это мужчина тридцати семи лет, белый, с детства страдает эпилепсией. Видите очаг возбуждения? — стрелка очертила красное пятнышко. — Даже сейчас, в состоянии ремиссии, температура остается повышенной.
— Пылает огнем, — поддакнул Джонсон. — Красный сигнал.
— Компьютерные цвета условны. Температурные переходы «горячо-тело-холодно» закодированы спектром «красный-желтый-синий». Их можно варьировать, как угодно. — Марта пробежалась по клавишам пульта, и картина поменяла цвета. Воспаленный очаг окрасился студеной голубизной полярного неба.
— Понятно… А зеленое?
— Возникает при наложении синего и желтого. Вы никогда не рисовали цветными карандашами?
— Разве что в раннем детстве… Послушайте, Марта, они у вас так и живут с электродами в голове?
— Вы действительно ничего не смыслите, Питер, или просто валяете дурака?
— Я же чистый гуманитарий! — взмолился он. — Будьте уж настолько любезны… Что-то читал про золотые проволочки, вживленные в мозг: центр наслаждения, центр страдания и все такое. Энцефалографию, правда, видел в действии: альфа-волны, бета-волны. Похоже на электрокардиограмму и на детектор лжи. Немного знаю про левое и правое полушария. Вот, пожалуй, и все.
— Тогда не лучше ли нам ограничиться вопросами и ответами? Вы, кажется, прошлись насчет золотых проволочек. Метод электродов действительно подвинул нас на качественно новую ступень познания. Но, во-первых, центры эмоций оказались не столь строго локализованы, как это виделось поначалу Хуану Дельгадо, а, во-вторых, превратить мозг в утыканного иглами ежа немного хлопотно, согласитесь. Наконец, такую операцию, по соображениям врачебной этики, можно проделать только с больными, нуждающимися в электростимуляции людьми. Для исследования здорового мозга мы, до нынешнего момента, располагали ограниченным набором средств: тесты, меченые атомы и так далее. Остается ЭЭГ, энцефалография или, как вы изволили выразиться, детектор лжи.
— Вы язва, но я от вас без ума!
— Датчики снимают биотоки мозга с кожного покрова головы. Как и в случае с электродами, это предполагает непосредственный контакт, хотя и без проникновения внутрь мозга. Плюсы и минусы очевидны. Подкорковые зоны, древнего мозга, унаследованного, образно говоря, от ящеров, особенно трудно поддаются расшифровке. Насколько я понимаю, вы бы не хотели ограничиться одними полушариями?
— Я вообще против всяких ограничений, включая апартеид.
— Не люблю, когда начинают ерничать.
— Простите, Марта, я весь внимание.
— Словом, датчики во многом уступают точечным электродам. ЭЭГ дает интегральную картину, да и количество исследуемых зон ограничено. В сравнении со снайперской точностью электродного компьютерного стереотаксиса, ЭЭГ больше напоминает стрельбу по площадям. Теперь смотрите сюда, — она последовательно переместила на большой дисплей картинки с экранов. — Видите разницу?
Конфигурация и окраска пятен раз от разу менялись, но это ничего не говорило Джонсону.
— Ваши семеро пациентов, — сказал он с глубокомысленным видом. — Магическое число.
— Магия здесь не при чем. Как вы знаете, за этими стенами расположены одиночные палаты. Всего их десять, на сегодня заняты семь. Но если в случайном совпадении вам хочется видеть чудесное предзнаменование, пусть будет по-вашему…
Джонсон понимал, чем вызвано раздражение Марты. Она все еще не может простить, что он подсунул ей ясновидящего йога. Шиваит из Варанаси оказался явно не по зубам даже сверхсовременной технике. Уносясь в астрал, он путал все карты.
— Жаль, что я полный профан в технике, — посетовал он, вспомнив, для чего мадам ван Хорн понадобились оптические алмазы. Метод термоэнцефа-лоскопии был бесконтактным. Термодатчики могли уловить инфракрасное излучение мозга в тридцати сантиметрах от головы. Это давало пациенту необходимую свободу движений. Как можно было так опростоволоситься! У Марты были все основания посчитать его идиотом.
— Пациент К., сорок три года, белый, летчик военно-воздушных сил, практически здоров, — как пианист, она вслепую прошлась вдоль пульта, и на дисплее картинка сменилась. — Посмотрим, чем он занимается.
В левом углу появилось заключенное в рамку чернобелое изображение комнаты и человека с книгой в руках. Нажатие кнопки сфокусировало объектив следящего устройства на книге с какими-то графиками и математическими знаками.
— Как вы заполучили такого здоровяка? — Джонсон обратил внимание на коротко остриженные волосы, мощную челюсть и развитые бицепсы. — Настоящий боксер.
— Доброволец, — Марта не отличалась многословием. — Читает работу по аэродинамике. Это входит в программу, — она убрала черно-белый квадрат и укрупнила цветное изображение. — Мозг бодрствует. Активация одной зоны сменяется возбуждением другой… Теперь обе они возвращаются в прежнее состояние.