Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона
Шрифт:
— Когда и где вам будет угодно.
— Мехико вас устроит?
— Мне всегда нравилась золотая середина, — Джонсон знал, что у нее уже все решено. — Вы когда вылетаете?
— Завтра.
— Тогда до встречи, Глэдис.
Авентира двадцать пятая
Рим, Италия
Не только земные, но и заоблачные дороги по-прежнему ведут в Рим. Для Висенте из Кордовы паломничество в Святую землю тоже началось с посещения Вечного города. Крылья «Иберии» принесли его в аэропорт Леонардо да Винчи. Верный обетам бедности, нищенствующий брат не взял такси, а преспокойно доехал до вокзала Термини в полупустом экспрессе, что обошлось всего в четыре тысячи лир. Подняв капюшон — задувал ледяной ветер, — он быстрым шагом пересек Пьяцца деи Чинкоэченто, где в любую погоду идет бойкая торговля, и углубился в лабиринт знакомых улочек. Вскоре он оказался в теплом холле недорогой, но тихой и уютной гостиницы «Светлая месса», в которой останавливался почти неизменно.
Номер, оклеенный обоями в мелкий цветочек, был тесноват, однако просторнее кельи и со всеми удобствами. Немного передохнув и выпив воды, Висенте позвонил в Ватикан. В канцелярии подтвердили, что аудиенция состоится.
Папа принял почетного члена своей академии [66] на загородной вилле Кастель Гандольфо, но не смог уделить ему более трех минут. Опустившись на колени, Висенте приложился губами к «перстню рыбака» и смиренно выслушал краткие наставления умудренного жизнью первосвященника, проявившего интерес к раскопкам в библейских странах. Его святейшество любезно пожелал ему счастливого пути и благополучного возвращения.
66
Pontificia academia Scientiarum (лат.).
— Hasto luego! — попрощался он по-испански.
Глаза Висенте наполнились слезами. От него не укрылось, что великий понтифик, превозмогая боль, потирал ногу, делая вид, что машинально расправляет тяжелые складки белоснежных одежд. У деликатного испанца не повернулся язык обратиться с просьбой. Оставалось лишь надеяться, что письменное ходатайство архиепископа Толедо откроет доступ в святая святых Ватикана — секретный архив. Только там могли храниться бумаги кавалера де Луна.
«Я, Энрике Луна, рыцарь ордена Храма, клянусь Иисусу Христу, моему господину и повелителю, и преемнику князя апостолов, суверенному Папе и его наследникам в постоянной верности и послушании. Клянусь, что я не только словом, но и оружием, всеми силами буду защищать таинства веры… Обещаю также повиноваться великому магистру ордена и быть послушным, как того требуют уставы… В любое время дня и ночи, когда будет получен приказ, клянусь переплыть все море, чтобы сражаться против неверных королей и князей».
Копию тамплиерской клятвы, заверенную наследниками Жерара де Соньера, прецептора ордена Тамплиеров, Висенте получил из Тулузы за несколько дней до отъезда в Рим.
На обороте красовался оттиск печати с фамильным клеймом папы Климента. Где, как не в Ватикане, следовало искать?
Висенте послал запрос, но не дождался ответа. «Собираются князи»… Навязчивым рефреном бился библейский стих, сплетаясь со словом тамплиерской присяги.
Нет, не мог христианский профес [67] плюнуть на Святое распятие. Не Бафомету, а Иисусу Христу клялся он в вечной верности, не против папы готовился обнажить меч, но в защиту его от неверных венценосцев.
67
Рыцарь — монах, принявший три обета: бедности, целомудрия и послушания.
Почти семь столетий минуло с той пятницы тринадцатого дня октября (верно «черная пятница» — день дьявола), когда доблестных рыцарей обвинили в ереси и богохульстве, но документы, хранящиеся в Ватиканской библиотеке, по сию пору не рассекречены. Один Бог знает, сколько подобных тайн навеки схоронено за «Бронзовыми вратами».
Висенте не был настолько наивен, чтобы полагаться только на расположение папы. Святой отец добр, великодушен, щедр на знаки внимания. Но верно говорят, что слова умирают в стенах его дворцов. Без ясно выраженного приказа нечего и соваться в читальный зал.
Передав письмо архиепископа в канцелярию, он позвонил секретарю академии и договорился о встрече.
Граф Готфрид фон Боденшайн, сославшись на крайнюю загруженность, попросил его приехать в обсерваторию, которую по совместительству возглавлял.
Висенте был приятно удивлен, увидев в директорском кабинете историографа Мальтийского ордена Владислава Скваронски. По всему было видно, что Боденшайн приготовился к серьезному разговору: историограф носил высокое звание командора и считался влиятельной фигурой в папской курии. Едва ли его бы пригласили только затем, чтобы отшить не в меру любопытного францисканца.
Выслушав просьбу, уже известную из предварительной беседы по телефону, Боденшайн начал издалека, затронув библейскую тему. Видный космолог, внесший существенный вклад в теорию рождения материи из вакуума, он порадовал кордовского теолога тонким пониманием истории.
— Церкви не в чем оправдываться. Это сделает за нее время, — повторил он любимую фразу предыдущего понтифика Павла. — Но новых глупостей лучше не совершать. Чрезмерная ортодоксальность и фанатизм вредны в любую эпоху, в нынешнюю — особенно. Вас, дон Висенте, я знаю как человека ответственного и широко мыслящего. Признаться, меня несколько удивила намеченная вами программа исследований. Какая связь может быть, к примеру, между Армагеддоном, под которым следует понимать аллегорию, и реальными событиями крестовых походов?
— Это-то и предстоит выяснить, ваше сиятельство. Посмотрим, что покажут находки.
— Обойдемся без титулов. Мы с вами ученые, и церемонии нам не к лицу. Думаю, командор Скваронски простит академическую вольность?.. Армагеддон, светопреставление, страшный суд — жгучая тема.
— Притом изрядно скомпрометированная всяческими шарлатанами, — заметил Скваронски. — Мегиддо — интересный объект для исследования, но след на земле оставляют события, которые уже произошли.
— Здесь требуется соблюсти максимальную сдержанность и деликатность. В мире и без того довольно поводов для тревоги. Не в наших интересах подбрасывать щепки в огонь.
— Историческая наука вообще предполагает бережное к себе отношение, — согласился Висенте. — Я не вижу оснований выделять Мегиддо среди других городов, упомянутых в Библии. При всей значимости пророчеств Откровения святого Иоанна, пальма первенства, безусловно, принадлежит Иерусалиму и Вавилону. Я сужу с позиций историка. Вы совершенно правы, монсиньор, — кивнул он Скваронски. — Последняя битва, если и грядет, то пока существует только в потенции и, следовательно, никак не зафиксирована в археологических пластах. Меня интересует лишь то, что сбылось.