Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
Флегонт не терпел многословия и суеты. Он жил, работал и мыслил не торопясь, все совершал степенно, по порядку, — «без колыхания», как говорил Лука Лукич.
Уход из дома он все откладывал и откладывал. Много причин к тому было у Флегонта: жаль было расставаться с отцом, с родными местами и привычным укладом, идти куда-то в неведомое и начинать новую жизнь, тоже не слишком сладкую. И была еще одна причина, едва ли не самая главная: Флегонт не хотел уходить из села, не повидав Таню. Ему нужен был ее совет, и он рассчитывал на ее помощь; уж она подскажет ему, куда обратиться, чтобы найти
И еще хотел он сказать ей о своей любви, — на этот раз непременно. Но Таня была в Тамбове, раньше весны в Дворики не могла приехать, а разыскивать ее в городе Флегонт стеснялся. Да и не знал, как она отнесется к его решению.
Глава седьмая
Город Тамбов, где в описываемые времена Таня училась, возник, как о том сообщает летопись, в 1636 году. «А строил тот город Тамбов по указу великого государя, царя и великого князя Михаила Федоровича, всея России самодержца, стольник Роман Федоров Боборыкин, а построен тот город был воеводою в три года».
Между обрывистым, заросшим муравой берегом Цны и лесом лежал луг, заливаемый вешними водами и оттого изобиловавший густой и сочной травой. Чистый ключ Студенец, протекавший на дне глубокого оврага у стен крепостцы, снабжал ее обитателей водой.
Луг давал корм пушкарской, стрелецкой и казачьей скотине, а красоты природы — отдохновение душам, вечно трепещущим в ожидании татарских набегов. Крепостца была построена Боборыкиным хозяйственно: из толстых бревен, с башнями и стенами.
Однако башни и стены не слишком пугали татар, мордву и разбойный люд. Не остановили они и Степана Разина и полки Пугачева — оба этих прославленных народных бунтаря побывали в Тамбове.
Много раз город выгорал дотла, а обыкновенные пожары каждый год случались сотнями. Обитателей по веснам трясла лихорадка, осенью они утопали в грязи, зимой их заносило снегом. Восемь лет подряд Тамбовщина билась в бесхлебье, народ пух с голоду и умирал. Гуляли тут язва, холера, чума, трахома и прочие болезни.
Все ждали «воли», но и после реформы не стало лучше, и мужики по-прежнему бунтовали. В город бежали безземельные, нищие, бесприютные и голодные, и он рос, вытягивался вдоль Цны, потом пошел и вширь.
С возвышения, на котором стоял тамбовский вокзал, открывалась обширная панорама города, славного садами, мельницами, хлебной и конской торговлей.
Большая улица, самая длинная и чистая, застроенная казенными домами, была средоточием властей гражданских, военных и духовных. Все учреждения помещались на этой улице, а во дворе, близ кафедрального собора, жил губернатор. На той же улице в реальном училище, в гимназии и в духовных заведениях приобщали к наукам детей благородных лиц; именно с этой улицы удирал в молодые годы Викентий Глебов в родное село.
Между тремя улицами, разрезающими город вдоль, было множество поперечных улочек: Арапская, Дубовая, Теплая, а дальше, за Варваринской церковью, неразбериха переулков и тупичков, застроенных маленькими домиками, утонувшими в окружающей их зелени. Эти улицы, переулочки и тупички кончались у Цны, берега которой круто спускались к воде. С высокого берега видны все неожиданные изгибы и повороты реки. Минуя многочисленные островки, река направлялась к величественному сосновому бору, откуда Петр Великий брал деревья для корабельных мачт.
И летом и зимой панорама, открывающаяся с крутогора, неповторима своей красотой, навсегда остаются в памяти эти просторы, эти мягкие краски, этот луг — зеленый или белый, в зависимости от времени года, этот лес, стоящий темной стеной вдали. Здесь, на берегу Цны, случайный гость Тамбова забывал пыльные улицы, грязный базар, ободранные дома и ветхие заборы.
Тем же, кто провел в этом городе юность, кто жил на Теплой улице в маленькой комнатенке, из окна которой была видна водокачка и мостовая, заросшая травой; тем, кто впервые полюбил там и бродил с любимой по Семинарской улице — зеленой, полудремотной; тем, кто был молод там и оставался молодым, возвращаясь туда через многие годы, — как им не благословлять этот город, один из многих виденных и единственный из оставшихся в сердце?
…Потому что у каждого есть свой Тамбов.
Однажды на Покровской улице, в доме Корольковых, где жила Таня, поселился новый квартирант, слесарь чугунолитейного завода Костя Волосов, — так он рекомендовал себя всем.
Этот девятнадцатилетний парень о родителях помянул как-то вскользь, с пренебрежением. Фамилию Тани он слышал, да и отца Викентия знал по рассказам своего дяди — Ерофея Волосова, служившего лакеем у Никиты Модестовича Улусова.
Первое впечатление о Волосове у Тани создалось какое-то смутное: как будто бы и умен и кое-что знает, а с другой стороны — ужасное фанфаронство и заносчивость бесконечная. Любил он поболтать о великих людях разных эпох, восхищался Бонапартом, разными авантюристам, искателями приключений, древними римскими героями.
Женское общество по прежнему не занимало Таню, а с Волосовым она чувствовала себя свободно: он умел слушать ее рассуждении, был смешлив, как и она, и так же неутомим в спорах.
Воскресные дни они проводили дома: прогулки гимназистки с рабочим парнем могли бы вызвать всеобщее осуждение.
Волосов любил бывать у Тани.
— Знаете, — не раз говорил он ей, — такой у вас какой-то чистый воздух в комнате, вроде по-монашьему, светло и бело все!
Таня смеялась.
— Вы просто сентиментальный человек. И бог вас знает, как вы попали на завод!
Через месяц после знакомства Волосов был по уши влюблен в Таню, но первая же попытка объясниться окончилась для него конфузом. Таня оборвала его на полуслове После этого Волосов о своих чувствах не заикался, и между ними установились отношения, исключающие всякую возможность ухаживания.
Волосов познакомил Таню с Сашенькой Спировой; она приходилась дальней родственницей Улусову.
Сашенька кончала в этом году гимназию. Это было маленькое существо, с неудержимыми и нелепыми порывами, покорительница сердец гарнизонных подпоручиков и поручиков, чиновников и судейской молодежи. В их обществе Сашенька вела себя, как маленькая принцесса. Сам Николай Гаврилович Лужковский, звезда первой степени среди тамбовских адвокатов, считался ее поклонником.