Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
— А ты попробуй, — шутливо посоветовала Таня.
— Пробовал. Ничего не понимаю. Да, признаться, и не хочу я их понимать. Но согласен я с ними в главном.
— В чем именно?
— Насилия не хочу. Злом зло не побеждают, Танюша. Можно все устроить мирно.
— A! Ну попробуй.
— Попробую. Придет время — попробую…
— Только знай, отец, знай и запомни: нельзя служить богу и мамоне. Послушай, сними ты рясу. Или делай свое дело, и только оно пусть будет у тебя. Если, конечно, позволяет совесть.
— Что за тон, Танюша? — Викентий обиделся.
— А ведь когда говорят правду, любой тон кажется неприятным. Не надо лишних слов и оправданий, папа. Ничем ты себя оправдать не можешь. Еще никому не удавалось сидеть между двумя стульями.
Викентий молчал, нервно пощипывая бороду.
— Ты тут скучал? — спросила Таня.
— Да, иногда бывало очень тоскливо, — признался Викентий. — Мне без тебя всегда тоскливо, — глядя вбок, прибавил он. — Никак не могу примириться с этой бобыльей жизнью.
— Да, — отозвалась печально Таня. — Наш дом никогда не был так похож на жилище холостяка, как теперь.
— Что ты будешь сейчас делать? — спросил Викентий, отводя щекотливую тему.
— Вероятно, кто-нибудь придет, — ответила Таня.
— Я тебя прошу об одном, — сказал Викентий, — будь осторожна. Ты только что окончила трудный класс. Впереди последний год в гимназии, выпускные экзамены. Гуляй, отдыхай, набирайся сил…
Таня молчала.
— Я вижу, — укоризненно продолжал Викентий, — ты даже и со мной осторожничаешь. — Он вздохнул. — Ну, бог с тобой! Да, да, так-то оно… Не все у нас хорошо, много несправедливостей творится. Вон Лука Лукич говорит: узнай обо всем государь, он бы…
Таня перебила его:
— Государь, папа, ничего не сделает. Один человек не в силах повернуть ход истории.
— Это верно лишь отчасти, — мягко заметил Викентий. — В России особые условия… — Глаза его были устремлены в палисадник, там теплый ветерок играл в листве вяза-великана.
— И мы думаем, что в России особые условия, — заметила Таня.
— Кто — мы?
— Мы — это мы, — усмехнувшись, ответила Таня.
— Только бы без крови, Танюша! — Викентий страдальчески поморщился. — Человеческую кровь надо беречь.
— И дурную беречь?
Викентий ничего не ответил на колкость.
— У тебя какая-то забота? — спросил он.
— У меня много забот, папа. Например, о тебе.
— Нет, ты сейчас не обо мне думала. Ну что ж! Люди, которые идут революционной дорогой, должны знать, что рано или поздно она кончится для них плохо.
— Да, я знаю, — совсем тихо сказала Таня.
— Бог тебя сохрани, Танюша. Подальше бы тебе быть от этих людей. А впрочем, у каждого из нас свой путь. Вечный спор молодости и старости… Конечно, старики, с вашей точки зрения, многое не понимают, неуступчивы, мол. Оно и верно. Только, Танюша, какие бы наши пути ни были, нам с тобой отдаляться друг от друга нельзя.
Таня подошла к отцу, обняла его, положила голову на плечо. Викентий поцеловал дочь.
— Вот видишь, вот я и расплакалась, как ребенок, — сказала Таня, вытирая слезы. — Ты чаю не хочешь больше?
— Нет, спасибо.
Викентий ушел в кабинет, Таня взяла книжку и вышла в палисадник.
Черев час появился Николай, сын лавочника Ивана Павловича, — худой, длинный, с лошадиным лицом.
— Одна?
— Как видишь.
Таня не любила Николая. Его склонность к ябедничеству была источником вечных издевок над ним. Частенько Николая били за это, причем именно Таня натравливала на него ребят.
Николай небрежно развалился на скамейке.
— Почему задержалась в Тамбове? Я уже с неделю здесь. Ужасно по тебе соскучился.
— Да врешь ты все! — отмахнулась Таня.
— Нет, ей богу, — вяло проговорил Николай.
— Ну, что у вас в реальном?
— Перед концом была сходка. Покричали, пошумели… — Николай снял пылинку с тужурки. Его отец страшно гордился ею: мундир не мундир, а пуговицы светлые и желтые канты — все как у начальства.
— Покричали, пошумели! — Таня усмехнулась. — Эх мы, крикуны!
— Ну, конечно, все, что делается без тебя, — идиотство и ерунда, обиделся Николай. — Да, шумели, кричали. С этого все и начинается.
— Положим не всегда только с этого. Но пусть будет по-твоему. Я не хочу сегодня с тобой ссориться.
— У нас тут Сашенька Спирова объявилась, — сказал Николай, помолчав.
— Ну и что же?
— Ты бы меня познакомила с ней. Знаменитость! — Николай скривил рот.
— Поезжай и познакомься.
— Боюсь, прогонит, — сознался Николай. — Она нашего брата, реалистов, не жалует. Да и гимназистов тоже, — прибавил он со скучающим видом.
— Захотелось поухаживать за знаменитостью? — съязвила Таня.
— Да ну ее! Она ведь все больше с офицерами да с присяжными поверенными.
— Ну, что же ты думаешь делать после реального? — спросила Таня, чтобы прервать неприятный разговор.
— Хочу перевестись в гимназию. В университет хочу. — Николай зевнул. — По адвокатуре, что ли. — Он опять зевнул. — Небось раскошелится мой папаня.