Из моего окна гляжу глубоко вниз.Мне многое видней с моей высокой крыши.Качает небеса голубоватый бриз.Рождаются слова. Мы скоро их запишем.Дрожит мой старый дом. Он стар, мохнат, но тверд,И не его страшит ветров непостоянство.Мы скоро поплывем в небесный тихий порт,На звездные огни, в чистейшие пространства.Мой дом отчаливает. Глуше бьет прибой.Мы погружаемся в морской неверный вечер.Неведомых друзей приветствую рукой:Прощайте, милые, до скорой братской встречи.Прощайте, милые, я покидаю васИ в этот строгий час, глухонемой, суровый,Вам тороплюсь сказать в последний разПростосердечное и дружеское слово:Я видел много бед и всяческого зла,Тщету людской судьбы, затейливой и нищей,Я знал живых людей, обугленных до тла,И слышал голоса лежащих на кладбище.Я видел, как весной здоровый человек,Среди веселого земного изобилья,Стоял и каменел, не поднимая век,И каменно рыдал от страха и бессилья.Как человек бросал жену свою и матьИ уходил блуждать, от скуки безумея,И было нечем — незачем — дышать,И воздух был ему гранита тяжелее.Я слышал вой в ночи — нечеловечий зык,Отчаянье живых пред гибелью бесцельной.Таких не знает слов ни мой, ни ваш язык,Чтоб рассказать об этой скорби беспредельной.…И все же, уходя в поля иных времен,Пред непроглядной мглой блужданий и открытий,Всем знанием моим нелегким укреплен,Вам говорю, друзья: живите и живите.Воздайте Господу великую хвалу,Закрыв сердца хуле, сомненью, укоризне,За колыбель и гроб, за свет дневной и мглу,За хор пленительный многоголосой жизни.
35. «В дремучей скуке жизни бесполезной…»
В дремучей скуке жизни бесполезнойБлюсти закон и ежедневный блуд,Работать, есть и спать почти над бездной —Вот праведный и мужественный труд.Жить полной волей, страстной и упрямой,В однообразьи оловянных дней.Ходить упруго, весело и прямоНавстречу верной гибели своей.Нет подвига достойнее и выше:Так жить, чтоб ничего не отдаватьНи за бессмертье, что порой предслышим,Ни за прошедших жизней благодать.
II
36. Посвящение
Благая весть с блаженной высоты, Ты,Свет радости в зияньи пустоты, Ты,Мой проводник на поприще мечты,Прими вот эти бедные листы,Свидетелей трудов и чистоты, Ты!..
37. Восточный танец
В ответ на знак — во мраке балаганаРасторгнуто кольцо сплетенных рук,И в ропоте восставших барабановТанцовщица вступила в страстный круг.Плечо и грудь вошли степенно в пляску,В потоке арф нога искала брод,Вдруг зов трубы — и, весь в легчайшей тряске,Вошел в игру медлительный живот.О, упоенье медленных качаний,О, легкий шаг под отдаленный свист,О, музыка неслыханных молчаний,И — вдруг — удар, и брызги флейт и систр!Гроза. Безумье адского оркестра,Раскаты труб, тревожный зык цимбал.Как мечется испуганный маэстро,Но все растет неукротимый вал.И женщина — бесстрашная — вступилаС оркестром в сладострастную борьбу.Ее из мрака музыка манила —И шел живот — послушно — на трубу.Но женщина любила и хотела —И, побеждая напряженный пляс,Она несла восторженное телоНавстречу сотням раскаленных глаз.О, этот час густой и древней муки:Стоять во тьме, у крашеной доски,И прятать от себя свои же руки,Дрожащие от жажды и тоски.
38. «Я был пылинкою в игре миросмешений…»
Я был пылинкою в игре миросмешений,Я еле был — в полунебытии…Душа качала в первобытной лениВидения бесцветные свои.Я шел, кружась, сквозь пустоту и бездны,Сквозь сладость первозданного огня,Весь осиянный счастьем бесполезным,Неудержимой радостью звеня.Но там, где — ветром никогда не бита —Душа росла в пространствах, как трава,Где шли, моим покорные орбитам,Веселые и нужные слова,Где тишина цвела, благоухая миром,Пришла ко мне — и возмутила кровь! —Из хаоса и тьмы грохочущего мираНезванная враждебная любовь.Она пришла ко мне безжалостно и грубоСломать мой круг, мой стих, мою судьбу.И душу обожгла, и опалила губы,Чтоб солью огненной томить мою алчбу.Вот ворвалась, пошла кружить и бесноваться,Дыша стыдом, томленьем и тоской…Остерегайся, ты, посмевшая ворватьсяВ мой гармонический покой!В пустыне и огне, к отравленным колодцам,Как некогда, меня швырнуть ты хочешь вновь,Но снова — тверд и горд, иду с тобой бороться.Любовь, обрушься! Трепещи, любовь!Не доверяй себе. Беги, единоборства!Вот в этом теле — бедном, как ковыль —Сокровища стихов, терпенья и упорства,Которые скалу разрушат в пыль.Тяжка твоя ладонь — и я паду, быть может,Но ныне я тебе велю:Не слушай — не поверь! — дрожи смертельной дрожью,Когда я крикну, сломанный, «люблю».
39. «…Нужны были годы, огромные древние годы…»
…Нужны были годы, огромные древние годыПсалмов и проклятий, торжеств, ликований — и мглы,Блистательных царств, урожаев, проказы, невзгоды,Побед, беззаконий, хвалений и дикой хулы,Нужны были годы, века безнадежных блужданий,Прокисшие хлебы и горький сжигающий мед,Глухие века пресмыканья, молитв и рыданий,Пустынное солнце и страшный пустынный исход,Мучительный путь сквозь пожары и дымы столетий,Извечная скука, алчба, торжество и тоска,Затем чтоб теперь на блестящем салонном паркетеЯ мог поклониться тебе, улыбнувшись слегка.Какие пески отдаляли далекую встречу,Какие века разделяли блуждающих нас,А ныне мы вместе, мы рядом, и вот даже нечемЗасыпать пустыню и голод раскрывшихся глаз.И только осталось твое озаренное имя.Как хлебом питаться им — жадную душу кормить,И только осталось пустыми ночами моимиЗвериную муку мою благодарно хранить.Спокойно платить этой жизнью, отрадной и нищей,За нежность твоих — утомленных любовию — плеч,За право тебя приводить на мое пепелище,За тайное право: с тобою обняться и лечь.
40. «О, упоенье крепкое: еще не полюбя…»
О, упоенье крепкое: еще не полюбя,За радость допотопную уже предать себя.Руки еще не трогая, уже торжествовать —Предвидеть стол, и трапезу, и дружбу, и кровать……………………………………………О, полнота последняя: ни слова не сказав,Смотреть в твои прекрасные — пустынные — глаза.
41. «Два глаза — два окна в победоносный воздух!..»
Два глаза — два окна в победоносный воздух!Я много лет их у Тебя просил!Две вести о крылах, о чудесах и звездах,Два обещанья радости и сил.Два глаза — два окна, распахнутые настежьВ края невероятной полноты.Две двери в очистительное счастье —В очарованье райской наготы.Два глаза — две страны, две радостные сферыБесстыдной и ликующей любви,Два праведных луча, два страстных знака веры,Два раза утвержденное: живи.
42. «Прочь, с дикой жизнью своею, с делами, с гробами своими…»
Прочь,С дикой жизнью своею, с делами, с гробами своими.Мне не нужен никто, а вам не хочу я помочь.Ныне во мне пребывает любимое Имя.Господи, научи счастье мое превозмочь!Я отвергаю алчбу, унижение, жалость и холод!Ныне открыта мне радость отчаянных лет.Именем трудным моим свод небес потрясен и расколот.Именем легким моим бедный мир окрылен и согрет.Небо, сияй иль греми — я смеюсь над твоим приговором!Земля, уходи из-под ног — я останусь средь гневных высот.Светоносное Имя мое, среди яростной облачной своры,Меня озарит торжеством, утвердит в пустоте, вознесет.Многолюбимая,Ты,Прости, что убогие строкиТенью твоею я ныне посмел освятить.
43. «Легчайшая, ты непосильным грузом…»
Легчайшая, ты непосильным грузомЛегла на дом, дела мои — и дни.О, встреча встреч — мной был впервые узнанЗакон любовной древней западни.И я пошел, я ринулся — безногий! —Закрыв — уже ненужные — глаза,Туда, откуда нет живым дороги —В первоначальность, без пути назад.О, Господи, какое просветленье!О, Господи пытай меня, неволь —Приемлю грех, приемлю искупленье,Но дай еще послушать эту боль.
44. «Ее глаза хмелели: „требуй, мучай…“…»
Ее глаза хмелели: «требуй, мучай…»И руки ждали ненасытных рук.Но я не дрогнул пред мольбой могучей,Непобедим, спокоен, строг и туг.Что тех минут достойней, чище, лучше?Противостать — и, счастью вопреки,Стоять, глухонеметь и молча мучитьНагие обреченные зрачки.