Сочинения в двенадцати томах. Том 2
Шрифт:
И в этом отношении Директория только следовала примеру предшествовавших режимов революционного периода: она была хорошо осведомлена, что в политическом отношении рабочих самих по себе страшиться ей не приходится. Рассмотрим теперь, по каким данным Директория могла судить о политическом настроении рабочей массы в 1795–1799 гг.
5
Как и относительно всего периода, если есть хоть какие-нибудь, хоть самые скудные известия о политическом настроении рабочих в 1795–1799 гг., то почти исключительно касающиеся рабочих столицы. И знакомимся мы с этим их настроением в 1795–1799 гг. исключительно почти по секретным полицейским рапортам. Эти две оговорки необходимо предпослать дальнейшему изложению.
Мы видели, что, начиная с 1789 г., рабочие ждали улучшения своей участи от всякой надвигавшейся политической перемены, и, не беря на себя никакой политической инициативы, они всегда с новой готовностью поддерживали людей, стремившихся к более и более радикальным переменам в государственном строе. 14 июля 1789 г. они брали Бастилию, 10 августа 1792 г. — дворец, 31 мая 1793 г. поддержали Марата и способствовали аресту и гибели жирондистов. И всякий раз они ждали от победителей помощи, но помощь в тех размерах и формах, как им было нужно, не приходила. Мы видели также, что 1793 год, когда столичная рабочая масса имела наибольший политический вес, принес рабочим закон о максимуме. Этот закон не улучшил, а ухудшил положение рабочих, вопреки всем их ожиданиям, и вместе с тем в 1793–1794 гг., вплоть до падения Робеспьера, рабочая масса всецело поддерживала диктатуру Комитета общественного спасения, но не смела и думать о каких бы то ни было самостоятельных требованиях, которые можно было бы предъявить ко всесильным диктаторам. Когда на другой день после переворота 9 термидора Робеспьера везли на казнь, то среди криков толпы «смерть тирану» совсем не слышно было слов сочувствия или сожаления, не говоря уже о полнейшей апатии рабочих предместьев столицы. Все это сделалось помимо рабочих и без всякого их вмешательства. И они тотчас же покорились победителям, как они раньше покорялись Робеспьеру, еще раньше Ролану, до Ролана — властям, действовавшим от имени Учредительного собрания или парижского муниципалитета. На этот раз, в 1795–1799 гг.,
195
На первых порах после 9 термидора в рабочей среде еще выражалась уверенность, что Конвент обуздает «спекулянтов» (ср. выше, стр. 523).
В течение всех этих лет они страдают ужаснее, чем прежде, ждут избавления и избавителей, но не решаются ни на какой шаг против установленных властей.
В политическом отношении рабочие были в эту эпоху апатичнее и индифферентнее еще, чем другие слои населения; и даже когда еще замечались сборища вокруг Конвента во время последних замиравших споров «за и против якобинцев», рабочие отсутствовали [196] . И только дойдя до совершенного отчаяния, выброшенные на улицу вследствие недостатка работы, рабочие иногда начинали в своей среде отзываться о Конвенте «мало прилично»; так, когда в ноябре 1794 г. правительство из-за недостатка сырья должно было прекратить работы в одной селитроварне, то рабочие уничтоженного заведения вспомнили о побежденных якобинцах и стали с хвалой о них отзываться [197] . Но свидетельства и полиции, и прессы в общем совершенно единодушны и однообразны: «… в Париже царит спокойствие. Напрасно некоторые агитаторы стремятся возбудить рабочих против Конвента. Патриотизм этих добрых граждан заставляет их замечать западню, расставленную перед ними злонамеренностью» [198] . Тут же, впрочем, прибавлено, что «многочисленные патрули разъезжают по городу», дабы повлиять на тех, у кого могли бы возникнуть предосудительные намерения. Все поползновения возобновить роялистическую пропаганду между рабочими на почве голодовки и безработицы оказывались совершенно безнадежными [199] : сами роялисты, по-видимому, это понимали и, в противоположность тому, что они делали в 1789–1791 гг. [200] , ограничивались больше высказыванием намерений [201] .
196
Rapport du 29 brumaire (19 ноября 1794 г.). Paris pendant la reaction thermidorienne, t. I, стр. 233:… tandis que beaucoup du monde s’agitait autour de la Convention, l’ouvrier travaillait ou se livrait `a une joie tranquille.
197
Rapport du 2 frimaire (22 ноября 1794 г.), там же, т. I, стр. 263.
198
Journal de Perlet 25 frimaire, № 812, стр. 118; cp. Paris pendant la r'eaction thermidorienne, t. I, стр. 313.
199
Rapport du 2 pluvi^ose (21 января 1795 г.), там же, т. I, стр. 407.
200
Ср. первую часть настоящей работы.
201
Rapport du 2 pluvi^ose (21 января 1795 г.). Paris pendant la r'eaction thermidorienne, t. I, стр. 407: Aux caf'es de Foy et de Chartres… on parle toujours d’aller aux faubourgs Marcel et Antoine pour fraterniser, dit-on, avec les ouvriers, porter secours aux indigents… etc.
Нужно заметить, что роялистически (или, общее говоря, антиякобински) настроенная молодежь (знаменитые в те годы muscadins) всегда являлась ожесточенным врагом рабочих, предлагала полиции полнейшее свое содействие (хотя полиция ее об этом не просила), разгоняла палками группы рабочих, если удавалось подслушать слова революционного характера, и на этой почве между этой молодежью и рабочими иногда дело доходило до драки и свалки [202] . Эти молодые люди нападали на рабочих среди города с криками: «Да здравствует Конвент, долой якобинцев!» [203] , хватали их за шиворот и били палками, когда оказывались в достаточно большом количестве. Иногда молодые люди («les jeunes gens, les muscadins», — как их называют полицейские отчеты) братались с некоторыми рабочими, приглашая их сообща бороться против изменников, за республику (под изменниками подразумевались якобинцы).
202
Там же, т. I, стр. 588. Rapport du 2 germinal (22 марта 1795):… ils (рабочие — Е. T.) commenc`erent par tenir des propos contre le gouvernement; des jeunes gens en ce moment en petit nombre, indign'es d’entendre ces propos s'editieux, les peror`erent avec vivacit'e… les jeunes gens qu’ils maltrait`erent et les apostroph`erent des 'epith`etes de muscadins… s’'elanc`erent avec imp'etuosit'e dans l’un de ces groupes… etc., etc. — Дело окончилось призывом вооруженной силы, которая разогнала дерущихся.
203
Там же, т. I, стр. 595, 596 и 598.
Но рабочая масса в общем была сильно раздражена против этих молодых людей, которые являлись всегда на помощь полиции, когда она арестовывала или разгоняла рабочих [204] . А делалось это часто; карались больше неосторожные слова, чем действия, направленные против общественного порядка, ибо до действий не доходило.
И кончавший свое существование Конвент, и впоследствии Директория, невзирая на эту покорность и апатию рабочих, относились к ним с подозрительностью.
204
Rapport du 4 prairial (23 мая 1795 г.), там же, т. I, стр. 738: Hier… les groupes 'etaient tr`es nombreux et… compos'es d’ouvriers; l’agitation y 'etait extr^eme… l’on y jurait guerre `a mort aux jeunes gens, qualifi'es de muscadins…
16 июня 1795 г. Конвент издал декрет, вводивший новую организацию национальной гвардии. Хотя статья 2 этого декрета устанавливала принцип общедоступности службы в национальной гвардии для всех граждан от 16- до 60-летнего возраста, но статья 4 исключала рабочих, не имеющих определенного места жительства. Речь идет не о рабочих, скитающихся за неимением занятий, а о лицах, работающих на той или иной мануфактуре, но не живущих постоянно в определенном месте: таков смысл статьи, но составлена она в не совсем ясных выражениях [205] . Слово «ambulans» тут обозначает рабочих, отправляющихся на заработки то в одно место, то в другое; «sans domicile fixe» не может тут означать бродяг, как обозначают их эти слова в других декретах, ибо человек, работающий на мануфактуре хоть временно, имеет в этот период место жительства, известное властям. Достаточно вспомнить, что такая многолюдная категория столичных, например, рабочих, как рабочие, занятые строительными работами (так называемые ouvriers de b^atiment), была преимущественно пришлым элементом из других департаментов, достаточно это вспомнить, чтобы видеть, как при недоброжелательном для рабочих толковании этой статьи декрета возможно было лишить их участия в национальной гвардии. Следующая статья декрета [206] исключает наименее зажиточные слои городского населения вообще и рабочего класса в особенности: поденщиков, чернорабочих. Текст статьи, правда, включает оговорку, которая должна смягчить общий смысл законоположения: эти люди не вносятся в списки, если с их стороны не последует жалобы против подобного распоряжения.
205
Proc`es-verbaux de la Convention Nationale, t. 63, стр. 235 (заседание 28 прериаля III года), art. IV: les ouvriers ambulans et non domicili'es, ceux travaillant dans les manufactures sans domicile fixe, ne seront point 'egalement compris dans la pr'esente organisation.
206
Там же, art V: les citoyens peu fortun'es, domestiques, journaliers et manouvriers des villes ne seront plus compris dans les contr^oles des compagnies, `a moins qu’ils ne r'eclament contre cette disposition.
Все это обнаруживает некоторую подозрительность относительно рабочих, подозрительность, не исчезнувшую и при Директории, но совершенно не оправдываемую фактами.
Вообще говоря, полицейские рапорты о состоянии умов в Париже в 1795–1799 гг. пестрят отметками, что рабочие ведут себя спокойно и не нарушают общественного порядка. Но по тем же рапортам ясно, как начинает отчаиваться городская беднота в помощи со стороны властей. Приблизительно с весны 1795 г. можно подметить этот процесс. С начала марта 1795 г. полиция не перестает доносить об «иронических словах» по адресу правительства, раздающихся в толпе [207] ; угрозы рабочих против купцов, угрозы «будущим восстанием» не прекращаются [208] , но говорится об этом между собой, в небольших, отдельных группах. Время от времени назревала мысль идти всей массой к Конвенту просить хлеба и работы, но на такой шаг рабочие не решались; характерно, что они обращались к полицейскому комиссару, чтобы он позволил им звонками или барабаном собирать рабочих, но когда комиссар отказал, мысль эта была оставлена [209] . «Нам нужно хлеба, или мы посмотрим, как оно выйдет!» [210] — эти угрозы, столь же неопределенные, как недавние надежды на Конвент, не перестают отмечаться следившей за рабочими полицией, и за такой отметкой читаем неизменно другую: «… впрочем, ничего противного общественному спокойствию» [211] .
207
Rapport du 22 vent^ose (12 марта 1795 г.), там же, т. I, стр. 549:… la plupart… se permettent les propos les plus ironiques contre le gouvernement; ср. также Rapport du 28 vent^ose (18 марта 1795 г.), там же, т. I, стр. 577.
208
Там же, т. I, стр. 549…. si jamais il arrivait une insurrection contre eux ce qu’ils d'esirent, ils (marchands — Е. T.), leur payeraient cher…
209
Rapport du 27 vent^ose (17 марта 1795 г.), там же, т. I, стр. 570.
210
Rapport du 29 vent^ose (19 марта 1795 г.), там же, т. I, стр. 577.
211
Там же; ср. также Rapport от 17 мая, там же, т. I, стр. 725; Rapport от 19 мая, там же, т. I, стр. 731 и др.
Жалобы все более и более заменяются угрозами, особенно под влиянием ужасающих сцен голода и отчаяния женщин [212] . Полиция особенно часто поэтому арестовывала в рабочих кварталах именно женщин за неосторожные слова против властей [213] . Рабочие жаловались на патрули национальной гвардии, производившие аресты на улице, говоря, что «эти патрули состоят только из купцов»; женщины говорили, что «существует только свобода кричать: долой якобинцев» [214] . 31 марта (1795 г.) депутация граждан секции Quinze-Vengts жаловалась Конвенту: «… девятое термидора должно было спасти народ… нам обещали, что уничтожение максимума повлечет за собой изобилие, а голод (между тем) дошел до крайности. Заточения в тюрьму продолжаются. Народ хочет наконец быть свободным… Почему только фанатики и молодежь Пале-Рояля имеют возможность собираться?.. Мы просим употребить все меры, чтобы помочь страшной нищете народа, возвратить ему его права, быстро ввести в действие демократическую конституцию 1793 г.» и т. д. Рабочие одобряли в своих частных разговорах эту петицию и полагали, что напрасно с ее авторами обошлись как с бунтовщиками [215] . Полиция с некоторым беспокойством доносит, что женщины в рабочих кварталах дошли до последних пределов отчаяния, что они проклинают Конвент, проклинают собственное существование. Они желают, чтобы хлеба уж совершенно не стало, говоря: «… тогда наши мужья, трусы, принуждены будут потребовать его!» [216] Чуть не ежедневно на улицах люди падали без чувств, изнуренные голодом; это было, судя по отзывам полиции и газет, делом самым обыкновенным [217] , и женщины, несмотря на соглядатайство и аресты, уже прямо призывали мужей своих к восстанию, говорили, что нужно посадить на престол короля; и вместе с тем в те же дни рабочие жаловались, что после 9 термидора они стали жертвами чужой алчности [218] . Политика по-прежнему была чужда им и менее чем когда-либо их интересовала, но, переживая бедствия, которых даже в 1792–1793 гг. они не испытывали, рабочие или часть их отчаялись в существовавшем строе и вспоминали всех врагов его — то дофина, то Робеспьера… Один полицейский агент доносил по начальству, что «много кричат против республики, но что невозможно арестовывать людей, которые бранят правительство, так как пришлось бы арестовать более половины жителей Парижа» [219] . Впрочем, отмечая ропот, полиция не переставала с удовлетворением отмечать также, что дальше ропота дело не идет [220] .
212
Rapport du 6 germinal (26 марта 1795 г.), там же, т. I, стр. 602:… le commissaire de police… rapporte que chez Mabru, boulanger, rue Mouffetard, quarante-une personnes ont manqu'e de pain; en sa pr'esence, les ouvriers de tous 'etals ont tenu des propos les plus violents; plusieurs femmes enceintes ont sembl'e d'esirer accoucher `a l’instant pour d'etruire leur enfant; d’autres ont demand'e des couteaux pour se poignarder. Aux pleurs et aux marques de d'esespoir ont succ'ed'e des menaces.
213
Rapport du 7 germinal (27 марта 1795 г.), там же, т. I, стр. 609.
214
Rapport du 9 germinal (29 марта 1795 г.), там же, т. I, стр. 613.
215
Rapport du 12 germinal (1 апреля 1795 г.), там же, т. I, стр. 623. — Откуда взял Вандаль, что рабочее население приняло участие в подаче петиции, не известно (в L’av`enement de Bonaparte). Он, впрочем, признает, что рабочие в это время уже упорно отворачивались от политики.
216
Rapport du 26 germinal (15 апреля 1795 г.), там же, т. I, стр. 660.
217
Rapport du 26 germinal, там же, т. I, стр. 660; Rapport du 27 germinal, там же, т. 1, стр. 679.
218
Rapport du 5 flor'eal, an III (24 апреля 1795 г.), там же, т. I, стр. 680.
219
Rapport du 24 flor'eal (13 мая 1795 г.), там же, т. I, стр. 717.
220
Там же, т. I, стр. 757. Ср. Rapport du 12 prairial (31 мая 1795 г.): la journ'ee d’hier a offert l’image du calme le plus parfait… on ce contente simplement de se plaindre et g'emir sur la p'enurie constante de l’aliment de premi`ere n'ecessit'e, ainsi que sur la chert'e effrayante et progressive de toutes choses.
Летом 1795 г., несмотря на продолжавшийся недостаток в работе, в жизненно-необходимых припасах, несмотря на продолжавшееся обесценение ассигнаций, рабочий класс («la classe ouvri`ere», — как его точно называют полицейские рапорты) страдал, конечно, меньше, чем зимой [221] . Но полиция, с удовлетворением констатируя, что стало слышно меньше «угроз, проклятий, воплей и обвинений», не перестает отмечать как одно из последствий повального обнищания и голода крайнее развитие разбоев [222] . Говоря о полном спокойствии рабочих, полиция ничуть не обманывает себя насчет чувств, которые часть рабочих питает к правительству, и знает, как смотрят рабочие на то, что их уже не берут в национальную гвардию: «… на набережных и в сборищах говорят, что рабочих считают спокойными, потому что их обезоружили, но они скоро употребят те же средства, как и в начале революции, чтобы добыть себе хлеба» [223] .
221
Rapport du 14 prairial (2 июня 1795 г.), там же, т. I, стр. 760 (общая характеристика положения).
222
Rapport du 24 prairial (11 июня 1795 г.), там же, т. II, стр. 7.
223
Rapport du 13 messidor (1 июля 1795 г.), там же, т. II, стр. 47.
Хлеб и мясо продолжали таксироваться и после отмены максимума; но, конечно, при этом правительство принимало во внимание обесценение ассигнаций, и, например, когда (в феврале 1796 г.) такса на хлеб была определена в 40 ливров за фунт, а на мясо — 145, это вызвало ропот против Директории.
Чем ближе становилась эта наперед всех пугавшая зима, тем чаще опять среди рабочих раздавались жалобы на Конвент. «Конвенту мы обязаны нашими страданиями и ежедневной нуждой», — говорили рабочие [224] . Когда выходили вечерние газеты, то толпа окружала их, торопясь узнать, нет ли какого-нибудь нового декрета относительно съестных припасов, относительно понижения цен на предметы первой необходимости, и, так как в газетах ничего об этом нет, «все расходятся с печалью, высказываясь против Конвента». Провинциальные агенты доносили, что такое же настроение царит и в департаментах [225] . «В царствование Робеспьера люди были счастливее», — говорилось в народе [226] . И в те же дни в тех же кругах слышались и другие речи: «… на углах улиц, на рынках громко говорят, что при короле были счастливее… правительство проклинается, его обвиняют в дороговизне припасов» [227] . Сборища голодающих рабочих небольшими кучками продолжались, по-прежнему бесцельные и бессистемные.
224
Rapport du 28 thermidor, an III (15 августа 1795 г.), там же, т. II, стр. 164.
225
Там же, стр. 164–165.
226
Rapport du 3 fructidor (20 августа 1795 г.), там же, т. II, стр. 180; ср. еще Rapport du 23 brumaire (14 ноября 1795 г.), там же, т. II, стр. 380.
227
Rapport du 4 fructidor (21 августа 1795 г.), там же, т. II, стр. 182.