Содом и Гоморра. Города окрестности Сей
Шрифт:
Постоял тихо и неподвижно. Сквозь пустую раму небольшого окошка в западной стене все помещение заливало солнце. Пол из утоптанной и пропитанной жиром глины весь завален мусором — старыми тряпками и банками из-под консервов; кроме того, повсюду высились странные конические кучки грязи, сформированные водой, когда она просачивалась сквозь земляную крышу, положенную на решетку из жердей-латильяс. Эти похожие на сахарные головы кучки высились повсюду, будто домики каких-нибудь термитов Старого Света. В углу железный остов кровати с заткнутыми в пружины несколькими смятыми пивными банками. На задней стене — календарь 1928 года с рекламой компании Клея и Робинсона:
40
…«рыбий» дождевик… — В 1881 г. Абнер Джей Тауэр начал производить свои знаменитые «рыбьи» дождевики для верховой езды. Материалом для них служила пропитанная льняным маслом ткань, которая издавала характерный аромат, похожий на запах рыбы. Эти плащи были легче и мягче прорезиненных, запатентованных в 1844 году Гудьиром, и пользовались в США большим спросом, особенно почему-то у ковбоев Юго-Запада.
— А где же спальня, в которой будет проходить медовый месяц? — спросил Билли.
— Ты стоишь на ее пороге.
Все так же прислонясь к дверному косяку, Билли добыл из кармана рубашки пачку сигарет, одну вытряхнул и прикурил.
— Единственное, чего тут не хватает, так это дохлого мула на полу.
Тем временем Джон-Грейди прошел к двери кухонного хода, стоит смотрит наружу.
— Надеешься, что сюда пройдет грузовик? — с сомнением в голосе проговорил Билли.
— Думаю, если с другой стороны… глядишь, может, мы и сумеем подъехать.
— Какое, к черту, «мы»? У тебя что, крыса в кармане?
Джон-Грейди улыбнулся. От кухонной двери открывался вид на закат; впрочем, над скалистыми утесами хребта Лас-Харильяс {41} солнце стояло еще довольно высоко. Он притворил дверь, бросил взгляд на Билли и, пройдя к плите, поднял одно из чугунных конфорочных колец, осмотрел его и опустил на место.
— Может, я в чем-то ошибаюсь, конечно, — начал Билли, — но есть у меня такое подозрение, что если уж они привыкли к электричеству и воде из крана, отлучить их от всего этого дьявольски трудно.
41
…хребта Лас-Харильяс… — Лас-Харильяс — небольшая горная гряда, расположенная севернее и чуть к западу от Орогранде (Нью-Мексико). Своим названием хребет обязан преобладающей растительности: «jarillas» по-испански значит «креозотовые кусты».
— Ну, где-то же надо начинать.
— И она будет на этом готовить?
Джон-Грейди
— Надеюсь, она деревенская девушка, — сказал он.
— Как ты насчет того, чтобы назад ехать с той стороны и на обратном пути глянуть, во что превратилась старая дорога?
— Как хочешь. Но только тогда мы вернемся поздно.
Джон-Грейди стоит в дверях, смотрит наружу.
— Ну-у, — протянул он, — тогда ладно. Заеду сюда снова в воскресенье.
Билли не сводил с него изучающего взгляда. Отлип наконец от дверного косяка, прошелся по комнате.
— Да ну, зачем откладывать, — сказал он. — Так и так все равно в темноте ехать придется.
— Билли!
— А-а?
— Это ведь и впрямь ничего не значит, правда? Что кто-нибудь там подумает.
— Конечно. Уж кому, как не мне, это знать.
— Ты глянь, картинка-то какая, а?
Он смотрел на лошадей за ручьем, те стояли, вырастая из собственных темнеющих отражений в воде; головы подняты, взгляды устремлены к дому, вокруг тополя, горы, а сверху огненная ширь вечернего неба.
— Ты небось думаешь, со временем все это наваждение у меня пройдет.
— Нет. Не думаю. Раньше и впрямь так думал, но теперь нет.
— Слишком далеко у меня все зашло, поэтому?
— Не только поэтому. Просто ты — это ты. Большинству людей достаточно пару раз носом ткнуться, глядишь, уже и соображать начали. А ты мне все больше и больше напоминаешь Бойда. Помню, для меня единственным способом заставить его что-нибудь сделать было запретить ему это делать строго-настрого.
— Когда-то тут была труба, вела от источника к дому.
— Так ведь ты можешь и снова ее проложить.
— Эт-точно.
— Зато вода тут по-прежнему хороша. Нигде воды лучше нету.
Билли вышел во двор, сделал долгую затяжку сигаретой, стоит смотрит на лошадей. Джон-Грейди затворил дверь. Билли обратил взгляд на него:
— Ты так и не сказал мне, что сказал Мэк.
— Да много-то он не говорил. Если он и подумал, что я спятил, то он такой джентльмен — никогда виду не подаст.
— А как ты думаешь, что бы он сказал, если бы узнал, что она работает в «Белом озере»?
— Даже не знаю.
— Понятное дело, не знаешь.
— Он не узнает об этом, если только ты ему не скажешь.
— Я уже подумал об этом.
— И что?
— Ну, у него вообще бы тогда было радости полные штаны.
Билли щелчком отбросил окурок в дальний конец двора. К тому времени уже достаточно стемнело, так что в сумеречном свете он прочертил светящуюся дугу. Мимолетную, как и вся жизнь.
— Давай-ка лучше поехали, — сказал он.
Он все же не продал коня Вольфенбаргеру. В субботу приехали двое друзей Макговерна, они стояли, прислонясь к бамперу своего грузовика, курили и болтали, пока он седлал коня, а потом выводил из конюшни. Увидели коня, выпрямились и застыли. Он им кивнул и повел коня дальше, в корраль.
Из кухни вышел Мэк, приветствовал мужчин кивком:
— Доброе утречко.
Пошел по двору. Кроуфорд познакомил его со вторым мужчиной, и втроем они пошли к корралю.
— Как две капли похож на того коня, на котором рассекал старина Чавес, — сказал этот второй.
— Насколько мне известно, родственной связи между ними нет.
— А с тем конем была вообще занятная история.
— Еще какая.
— Думаешь, конь правда может горевать по человеку?