Солнце отца
Шрифт:
Она говорила, что это была выдумка, как и все истории о ней и истории об отце Сольвейг. Но Сольвейг внимательно слушала, куда бы ни пошла. Она смотрела и видела. И она думала о том, что слышала, и о том, что видела.
Она думала, что эти легенды — настоящие, независимо от того, насколько они правдивы. Легенда — вот что действительно имело значение.
В вере в них была правда, и в том, что они рассказывали, была магия. Сольвейг не знала, был ли чудесный правый глаз ее матери тем самым глазом Одина. Она не знала, почему он не может им быть. Но она знала, что ее мать была великим воином.
Ее мать хотела благоговения и страха — но перед собой, а не
То же самое относилось и к отцу. Он говорил, что великие истории о нем на самом деле были рассказами о его спасении. Он не сражался с Эгиром, ётун просто выплюнул его из моря и спас. Он был тяжело ранен в бою, почти разорван надвое — и у него был длинный широкий шрам на спине, чтобы доказать это, — но в тот день он упал на землю только для того, чтобы больше не сражаться, и он бы умер прямо там, если бы мать Сольвейг не спасла его. Скорбя о потере своего сына, старшего брата Сольвейг, который умер в день его рождения, он бросил вызов Тору, но Тор проявил милосердие и оставил его в живых.
Сольвейг видела, что отец говорит правду, но почему она не могла быть той правдой, которую видели люди? Люди говорили свою правду. То, что произошло, было не так важно, как то, что из этого получилось.
А еще они говорили, что его сердце было пронзено копьем, но он не упал, и что его сердце само вытолкнуло копье из раны. Сольвейг знала факты — она живо помнила, как отца уносили со скейда на носилках, его душа была всего в нескольких шагах от дверей Валгаллы. Это было одно из ее самых ярких ранних воспоминаний. Многие из людей, что теперь рассказывали историю могучего сердца Вали Грозового Волка, были там в день, когда его унесли с корабля. Многие видели, когда он был ранен. Они знали факты, и все равно рассказывали легенду. Факты были одним, но правдой была именно она.
В отца попали три толстые стрелы. Одна из них попала ему в сердце, и раны загноились еще до того, как его доставили домой. Он чуть не умер. Часто, в те недели, когда он лежал без чувств, они думали, что он не выживет.
Но он выжил и полностью выздоровел, если не считать новые шрамы на его широкой груди. И это была настоящая легенда. Снова и снова Вали Грозовой Волк получал раны, которые убили бы любого смертного, и снова и снова он выздоравливал и становился так же силен, как раньше. Вот что было правдой.
Его сердце оказалось достаточно сильным, чтобы вытолкнуть копье. Его тело было достаточно сильным, чтобы вынести такую рану. Его воля была достаточно сильной, чтобы сразиться с богами. Это была правда, о которой рассказывали легенды.
— Подними меч, дочь. Начнем заново.
Клинок Ока Бога висел в ножнах в большом зале, рядом со щитом Бренны. Но тусклое железо тренировочного меча, который держала ее мать, казалось легендарным в ее руках.
Сольвейг уставилась на кусок железа, который мать выбила у нее из рук. Ее ждал настоящий клинок, тот, который ее отец подарил ее матери на их свадьбе. Придет день, когда она будет достойна владеть этой сверкающей вещью. Но не сейчас. Пока она не могла удержать даже этот кусок металла. Ее ладони и пальцы все еще болели и дрожали от силы удара матери. Ей потребовалась вся ее концентрация, чтобы не затрясти руками от боли.
Она была дочерью двух легенд, и ничего на свете не хотела так сильно, как
Стоя перед матерью, чувствуя, как боль поет в ее руках, Сольвейг пока не чувствовала себя достойной чего-либо.
— Подними его, мое солнце.
Тень ее отца упала на Сольвейг и тупой клинок, который она еще не успела поднять. Должно быть, отец вышел из зала, чтобы посмотреть на ее унижение.
Она сделала, как он сказал. Когда Сольвейг выпрямилась и сжала руку на рукояти тренировочного меча, отец шагнул ей за спину и обнял ее, сжимая в своей ее руку с мечом и прижимая к телу локоть ее руки со щитом. Его оружием были топоры, а не меч, и он не сражался ни щитом, ни доспехами, но хорошо знал, как обращаться со всеми инструментами воина. Он был берсеркером Ульфхеднара — самым свирепым и смелым из всех воинов.
Увидев отца, ее мать расслабилась и опустила свой тупой меч острием вниз.
В объятиях отца, ничтожная по сравнению с его телом, Сольвейг чувствовала себя сильнее, как будто часть его легендарной мощи проникла в нее через его прикосновение.
— Всегда держи в поле зрения местность вокруг себя. Спереди, сзади и по бокам. Никогда не обнажайся перед врагом. Защищай свое тело от шеи до бедер. Всегда разворачивай свой щит лицом к противнику и крепко держи его.
Отец поднял ее руку со щитом и поставил ее так, как надо, толкнув ее плечом вниз и внутрь.
— Наноси удар сбоку. У тебя не выбьют из рук меч, если противник не ударит тебя по нему. Отойди в сторону и толкнись вот так.
Он передвинул тело Сольвейг вбок, а затем вперед, опустив ее руку с мечом вниз и поперек, чтобы рассечь воздух. И еще три раза.
Сольвейг почувствовала, как он кивнул у нее над головой, а затем ее мать снова подняла меч и щит. Бренна атаковала, и отец передвинул руку Сольвейг так, чтобы ее щит принял удар. Он толкнул ее вперед, двигая рукой с мечом, и она впервые коснулась тела своей матери, полоснув своим безвредным лезвием по ее животу.
Ее мать улыбнулась, ее волшебные глаза сначала остановились на Сольвейг, а затем поднялись, чтобы задержаться на ее лице отца. Двигаясь, как вода, ее мать отступила назад и снова атаковала, и отец Сольвейг помог ей блокировать удар.
Все это было медленно и грациозно, больше похоже на танец, чем на драку, но позволяло Сольвейг понять, что она должна видеть, чувствовать и делать.
Она расслабилась и наслаждалась танцем, позволяя своим родителям, Грозовому Волку и Оку Бога, показывать ей эти шаги любви и войны, и на сей раз впервые почувствовала, что когда-нибудь может стать Девой-защитницей, достойной своего происхождения.
Часть 1. ИСКАТЕЛЬ
1
Сольвейг завизжала и прыгнула вперед, перепрыгнув через тело франкского солдата, который только что пал от ее меча. Земля вокруг нее была усеяна телами. Жидкий жар, который всегда наполнял ее суставы и мышцы в бою, пульсировал и нарастал. Ее мать описывала это чувство как жажду крови. Боевую ярость.
Силу.
Франки были одеты в блестящие доспехи с головы до ног, так что едва ли походили на людей. Было трудно нанести смертельный удар по закованному в металл человеку, нужно было быть очень точным; но тот же металл, который защищал их, делал их медленными и слепыми. За три года набегов Сольвейг хорошо научилась использовать недостатки доспехов, и смогла найти возможность нацеливать свой меч на щели и стыки в них.