Солнце отца
Шрифт:
Она убежала одна и до того, как начались переговоры с франками. В лесу могло таиться множество опасностей.
Он повернулся к своему отцу, ее родителям и брату. Никто больше не заметил ее ухода; Вали и Бренна были сосредоточены на своей погибшей младшей дочери, а отец Магни и Хокон — на Вали и Бренне.
Лагерь замер, когда Вали внес тело Илвы внутрь.
Мысль о том, что Грозовой Волк и Око Бога могут потерять в этот день двух дочерей, если Сольвейг попадет в беду в лесу, заставила Магни заговорить в гробовой тишине.
—
Хокон покачал головой.
— Она не поблагодарит тебя за это.
Ее брат был прав: когда Сольвейг убегала, она не хотела, чтобы за ней кто-то ходил. Магни хорошо знал ее — по крайней мере, так же хорошо, как Хокона или любого из ее братьев и сестер. Возможно, лучше, чем они. Он и она хранили секреты друг друга всю свою жизнь; слабые шрамы от многочисленных клятв пересекали их пальцы и ладони.
Он знал то, о чем она никому другому не скажет, и то, о чем не расскажет совсем никому. Он видел даже то, о чем она не хотела говорить. Сольвейг была всего на год старше, их родители были самыми близкими друзьями, и в жизни Магни не было времени, когда сама Сольвейг не была его ближайшим другом. Восемьсот миль разделяли их дома, но ни дюйм не разделял их души.
Когда-то она знала это так же хорошо, как и он, но забыла, когда погналась за славой своих родителей.
Всю свою жизнь Сольвейг чувствовала бремя наследия родителей. Она была любима ими и никогда не сомневалась в этом, но всегда боялась, что не сможет справиться с вызовом, который ей бросили их легенды. Она была свирепой, как ее мать, и сильной, как отец, но внутри нее бушевала буря. Единственная битва, от которой она когда-либо бежала, была та, что происходила в ее разуме и сердце.
Отец Магни рассматривал безмолвную, неподвижную линию деревьев, отмечающую мрачнеющий в сумерках лес.
— Иди за ней. Сегодня ночью луны не будет. Приведи ее обратно в круг лагеря.
С одобрения отца Магни закинул щит за спину и побежал за своим другом.
— oOo~
К тому времени, как он нашел ее, солнце уже село, и сумерки перешли в ночь. Хотя летняя ночь в этих краях не была глубокой, здесь было намного темнее, чем дома, и лес был гуще. Тени слились почти в черноту. Только факелы в лагере давали хоть какой-то свет — и то очень мало, так как Сольвейг зашла так далеко в лес. По ним можно было только ориентироваться, но не видеть.
Магни нашел ее, когда она выскочила из-за дерева и приставила кинжал к его груди.
Он отпрыгнул назад, чтобы оказаться вне досягаемости ее клинка.
— Стой! Это я!
— Ты топаешь по лесу, как кабан.
Она вложила клинок в ножны; в темноте движение было скорее намеком, чем уверенностью, но он услышал короткое скольжение металла по коже.
— Я не пытался прятаться. Я искал тебя. Возвращайся в лагерь. У нас еще не было переговоров с франками. Неразумно
— Без луны слишком темно. Сегодня ночью они не пойдут в атаку.
— Помнишь, в Меркурии, ночь, когда они сожгли лагерь и забрали Астрид? Они тоже считали, что враг не пойдет в бой ночью.
— Я знаю эту историю. Я была там, когда из похода вернулись мои родители. Тогда мы думали, что мой отец умрет.
— Значит, ты знаешь, что ты глупа, раз оказалась здесь одна.
Магни использовал это слово, чтобы спровоцировать ее, и ему это удалось.
Сольвейг ударила его в грудь раскрытыми ладонями.
— Я никогда не была глупой!
Он схватил ее за руки и удержал, когда она попыталась вырваться.
— Сольвейг. Ты должен вернуться. Не доставляй еще больше беспокойства своим родным.
Ее руки расслабились, и она оставила попытки освободиться.
— Я не могу.
Вместо того чтобы спросить, почему, Магни просто ждал. Она все объяснит. Но прежде чем она это сделала, прошло довольно много времени.
— Знаешь, какая мысль громче всего звучит сейчас в моей голове?
Он знал, что этот вопрос не задан для ответа, и поэтому продолжал ждать.
— У моей погибшей сестры была более великая легенда, чем у меня.
На сей раз, когда она попыталась вырваться, Магни отпустил ее. Сольвейг пошла в темноте, как будто точно знала, куда направляется, и он последовал за движущейся тенью — ее силуэтом.
Он вовсе не был шокирован или даже удивлен ее признанием — он подозревал нечто подобное. Когда она села, он направился к тому же месту, обнаружил там большой плоский камень, снял со спины щит и сел рядом.
— Ты так и будешь сидеть там, как тень, и ничего не говорить?
— Что бы ты хотела, чтобы я сказал?
Вместо того чтобы ответить на его вопрос, она сказала:
— Все, о чем я могу думать, — это ее легенда. Она будет великой Илвой Маленькой Волчицей, которая уничтожила целую армию даже после того, как ее тело уже было мертво, а я пока всего лишь — пустое лицо на заднем плане этой битвы. Я не могу скорбеть. Внутри у меня нет ничего, кроме зависти. Мое сердце — камень. — Магни почувствовал, как она повернулась и посмотрела ему в лицо. — И я убью тебя, если ты снова заговоришь об этом.
Он усмехнулся и нашел в темноте ее руку.
— Ты знаешь, что я буду молчать, даже без твоих угроз. — Перевернув руку, чтобы она могла почувствовать его ладонь, он добавил: — Ты хочешь, чтобы я поклялся на крови?
Сольвейг не ответила, но снова перевернула его руку и просунула свои пальцы между его пальцами. Ей не нужна была кровь, чтобы знать, что он сохранит ее тайну.
Сольвейг была создана из величия ее родителей, но и Магни был создан из величия его. Он сам был способным и храбрым воином, хоть и знал, что его легенда не будет написана на поле боя. Его сила была в его видении.