Солнце встает не для нас
Шрифт:
Он молча и понуро одевается. Я делаю попытку его расшевелить:
— Вы не очень-то хорошо выглядите. Может, с пищеварением неладно?
— Да нет, доктор.
— Тогда, может, душа не на месте? Что-нибудь случилось?
— Да нет, все нормально.
Взгляд у него подозрительный. Тон сухой и почти агрессивный.
— Ну ладно, Бруар, заходите, если кашель не утихнет.
Еле выдавив из себя: «Спасибо, доктор», мой пациент удаляется. А в лазарете тут же появляется Легийу, который на время приема скрылся в изоляторе. Я пожимаю плечами:
— Да, нечего сказать, парень он скрытный. И ему есть что скрывать, тут вы правы. Близкие друзья у него есть?
— Он дружит с Роклором.
— С этим марсельцем? Неужели они ладят?
— Еще как! Спорят, но ладят. Роклор упрекает Бруара за то, что из него слова не вытянешь. А тот зовет его трещоткой. Так ведь чтобы создать вселенную, любой материал годится.
…Через пять дней после неудачной попытки разговорить Бруара я завтракаю в кают-компании, и вдруг Вильгельм шепчет мне на ухо;
— Доктор, вас срочно просят в лазарет.
Явившись туда, вижу Легийу: он смазывает йодом левую ладонь Роклора — она вся в крови. Роклор слегка побледнел, лицо у него дергается от боли, но этот подвижный щуплый человек не из тех, кто с бухты-барахты хлопается в обморок.
— Кто это вас так?
— Вилка, доктор.
— А у кого в руках была эта вилка?
Роклор отмалчивается. От такого болтуна как-то не ожидаешь заминки.
— Не мучайтесь, доктор, понапрасну, — приходит ко мне на помощь Легийу, — это дело рук Бруара.
— Не лезь! — бросает Роклор.
— Да что там скрывать, — упорствует Легийу, — в столовой было шестьдесят человек свидетелей. А теперь об этом знает весь экипаж.
— Здорово он вас! — говорю я, рассматривая одну за другой маленькие ранки и прощупывая суставы. — Сделайте ему рентгенограмму, Легийу!
— Просто он малость перенервничал, вот и все, — вступается за своего друга пострадавший. — С кем не бывает.
— И в чем же причина нервного срыва?
— Я его облаял. Вы же знаете, доктор, какое у меня поддувало. Часами не закрывается.
— Из-за чего же вы повздорили? — продолжаю я допрос, поглядывая на моего помощника, который готовит рентгеновский аппарат.
— Ну, так и быть, скажу, — отзывается Роклор после недолгой паузы. — Я прицепился к нему потому, что он то сутками молчит, то всех критикует.
— Кого же в частности?
— Старпома, — нехотя отвечает Роклор.
— Старпома? — удивляюсь я. — Да чем же ему не угодил старпом?
— Тем, что читает подряд все радиограммы. А бывает, не передает их адресатам.
— Скажите мне еще, Роклор, что вы сделали, когда Бруар пырнул вас вилкой?
— Да ровным счетом ничего. Обмотал руку носовым платком и пошел в лазарет.
— И ничего не сказали?
— Этого еще не хватало! Мы с Бруаром друзья, разве непонятно? Он и так уже свалял дурака!
Я смотрю на рентгенограмму: все кости целы. Собственноручно перевязываю Роклора и отправляю отдыхать.
— Вот что, Легийу, я пойду закончу завтрак, а вы тем временем поищите Бруара и попросите его зайти ко мне.
— С чего это я вам понадобился, доктор? — вызывающим тоном спрашивает Бруар, когда я через полчаса возвращаюсь в лазарет. Вид у него весьма мрачный.
— Эта надобность отпадет, — говорю я, — если вы не соизволите сбавить тон. Достаточно с меня того, что я лечу ваш кашель и перевязываю ваших дружков-приятелей. Но если вы не будете артачиться, мы, возможно, и столкуемся.
Я произношу все это быстро, сухо, и он малость сникает.
— Лично против вас, доктор, я ничего не имею.
— Спасибо хоть на этом.
— Но видите ли, доктор…
— Я вижу, вы не хотите, чтобы я вам помог.
— О какой помощи вы говорите?! — взрывается он. — Чем вы мне поможете? С подводной службой у меня все кончено! Теперь со мной могут сделать что угодно. Засадить в тюрягу, лишить звания, выслуги лет и вытурить из флота. Только мне начхать! Я уже принял решение. Закончится путина, вернусь на Иль-Лонг, соберу вещички — и поминай как звали!
— Да успокойтесь вы. — Я беру его за руку и усаживаю на стул. — Скажите мне, сколько рейсов вы сделали?
— Это у меня пятый, — отвечает он уже более миролюбивым тоном.
— Да, немало. Я понимаю, с вас достаточно. Что, если вам подыскать себе место на Базе? Ну, например, в судоремонтных мастерских — вы же механик. По-моему, это вполне возможно. Женатому человеку, — продолжаю я, — трудно выдержать эти шестьдесят или семьдесят дней. Вы женаты? Дети у вас есть?
— Женат. Но, — он сглатывает слюну, — детьми не обзавелся.
— А жена дает вам знать о себе?
— В последний раз я не получил радиограмму.
— И это вас беспокоит?
— Беспокоит — это мягко сказано. Она же у меня беременна!
— Но и в этом случае у вас нет особого повода для беспокойства. Все должно обойтись хорошо.
— Много вы знаете! — чуть ли не кричит он. — Повод есть, да еще какой! В прошлом году мы тоже ждали ребенка. У нее был выкидыш, она чуть не умерла, а я был в рейсе и даже не подозревал об этом!
— Короче говоря, вы боитесь, что беременность проходит неудачно, а вы опять не в курсе дела?
— Вот именно! — восклицает Бруар тоном, в котором слышится и гнев и облегчение. — Вот именно!