Солнечный ветер. Книга вторая. Младший брат
Шрифт:
– Я раб сенатора Рутилиана, – осторожно ответил Атилий, которому не хотелось попасть в неприятности.
– Рутилиана? – переспросил Афраний, ухмыляясь. – Это того толстого и лысого патриция из Рима, приехавшего сегодня с молодой женой?
– Да, – подтвердил Атилий, намереваясь ретироваться.
– С этой красоткой я не прочь позабавиться, – осклабясь, сообщил центурион под гогот легионеров. Он нависал массивной фигурой над щуплым брадобреем. – А ты, не следишь ли за нами, не шпионишь для гнусных персов, раб? Нам тут рассказываешь сказочные истории про сенаторов,
Афраний надвинулся на испуганного Атилия и плотно прижал его животом к стене, так что вырваться было невозможно. В лицо Атилию ударил отвратительный запах вина, рыбы и чеснока.
– Я ничего не выслеживаю. Клянусь, Юпитером! И вообще, я завтра должен брить наместника Севериана. Боюсь, ему не понравится, если вы…
– Так что ты сразу не сказал! – центурион отступил и с силой хлопнул Атилия по спине в знак дружеского расположения. – Наместник самый уважаемый нами легионерами человек. Он никогда не жалеет для простых воинов ни сестерций, ни своего времени.
– Да, да, – загалдели остальные, – Севериан наш командир. Он поведет нас в бой!
– Тебя как зовут? – поинтересовался Афраний.
– Атилий.
– А я центурион шестой центурии десятой когорты Афраний Силон. Пойдем за наш стол, хорошо проведем время.
На другой день помятый и не выспавшийся Атилий прибыл во дворец наместника, где нетвердой рукой начал брить жесткие щеки Севериана иногда нанося болезненные порезы. Однако Севериан лишь довольно крякал и, в конце концов признал, что это лучшее бритье за последние годы, которое он получил. «Клянусь, – сказал он, – если бы Сизенна не был моим родственником, я бы заставил его продать тебя. Но долг хозяина обязывает угождать гостям» …
Так уж получилось, но в Пафлагонии Атилий попал на трехдневные празднества, своего рода мистерии похожие на элевсинские, который каждый год устраивал жрец Гликона Александр. Был как раз первый день, когда зрителям демонстрировали изгнание из общины христиан и эпикурейцев. Высокий и статный Александр, воздев руки к небу зычно провозглашал: «Христиане вон!» Толпа на городской площади ему вторила: «Вон эпикурейцев!»
Почувствовав, как кто-то тронул рукав его туники, Атилий обернулся, увидал перед собой женщину среднего возраста. Взгляд ее показался брадобрею отчасти безумным, а отчасти настороженным.
– Ты христианин? – спросила женщина враждебным тоном.
– Нет! – ответил Атилий.
– Ты эпикуреец? – продолжила допрос она.
– Нет!
Взгляд ее потеплел.
– Тебе, неверное, кажется все это странным, но мы жители Абонотейхи преклоняемся перед Александром. Он сделал наш маленький город известным всему миру. К нам едут теперь все: и жрецы других культов, и жители иных народов, люди, богатые и бедные. Видишь того прокуратора с женой? Она показала на молодого высокого патриция в белой тоге, важно вышагивающего среди толпы. Чуть позади него ступала миловидная молодая жена в окружении слуг.
– Это Рутилия. На третий день она будет исполнять роль луны.
– Луны? – удивился Атилий.
– Да, да не удивляйся. Ты слышал о том, как родилась Юлия, благословенная дочь Александра?
– Нет! – честно признался Атилий. Он хотел сообщить, что знает Юлию, и даже сделал ей модную прическу, но при этом не почувствовал в ней дочь Селены. Однако глаза женщины полнились таким священным экстазом и неколебимой верой, что разубеждать ее было бесполезно, а может и опасно.
– Юлия родилась, когда Селена спустилась с небес и овладела спящим Александром…
– Против его воли? – зачем-то уточнил Атилий, которого эта история начала забавлять.
Женщина смешалась.
– На все воля богов, незнакомец! Рутилию спустят на веревке с крыши храма, и она будет изображать ожившую Селену.
– Как удивительно, – искренне сказал брадобрей. – Я непременно приду!
– Смотри не забудь. Это будет на третий день.
Узнав, что Атилий посланец каппадокийского наместника, Александр принял его любезно, как делал во всех случаях, когда чувствовал, что можно хорошо заработать.
– Что же угодно доблестному Севериану? – поинтересовался он.
– Наместник ждет оракул о парфянах. От Гликона зависит пойдет ли он на врагов в поход или станет обороняться за стенами города.
Александр на мгновение задумался, а потом сообщил, что оракул обязательно будет, но поскольку речь идет о слишком важном вопросе, то его изречет сам Асклепий.
– Голова Асклепия сама даст ответ, – пояснил он.
Заметив, что Атилий чересчур внимательно на него смотрит, Александр осведомился чем вызван такой интерес и узнал, что посланец наместника зарабатывает для хозяина бритьем. А смотрит он потому, что находит прическу жреца странной.
– У вас волосы съехали вбок, господин. Или они растут только, с одной стороны.
Александр провел рукой по голове, длинно выругался.
– Мой парик, который я купил за приличные деньги был плохо склеен и теперь усох, – сообщил он. – Эти пройдохи брадобреи из Смирны меня обманули, чтобы боги покарали их!
– Я могу изготовить хороший парик, я в этом мастер.
– Правда? – Александр, которому такая мысль в голову не приходила, искренне обрадовался. – Пока не закончатся мистерии ты будешь жить в моем доме и сделаешь свою работу. Я хорошо заплачу. Пусть один парик будет обычным, а второй изготовишь золотым. В смысле, посыплешь его золотой пудрой.
Так оказавшись в роскошном доме жреца, Атилий принялся за работу. Материала для париков было достаточно, ибо женщины часто отрезали волосы, чтобы приносить на алтарь Асклепия и тем самым подкреплять свои просьбы. Александр потом их все собирал, ничего не выбрасывая.
Слуг в дом было немного, но они не мешали, а все занимались своими делами. Под вечер, устав от работы, Асклепий прогулялся по дому. Большой дом Александра был устроен по римскому образцу с атриумом, триклинием, таблинумом и перестилем. Повсюду висели картины, стояли в полный рост раскрашенные статуи богов, почетное место из которых занимал Асклепий. На стенах и полах лежали дорогие ковры.