Солнечный ветер. Книга вторая. Младший брат
Шрифт:
Дождь начался неожиданно. Ясное до того небо покрылось низкими, стремительно летящими тучками, вокруг потемнело так, что Рутилиан, высунувшись из паланкина хотел крикнуть, чтобы носильщики зажгли факелы, но вода опередила его. Капли ударили что есть мочи, громко забарабанив в полог паланкина. Слуги побежали по узким улицам, лавируя среди прохожих, встречных носилок, разных повозок, резко поворачивая на пересечениях, огибая фонтаны и статуи, изображавшие гениев улиц. Они мчались к Виминалу, где в доме у родственников, неподалеку от лагеря преторианцев остановился Рутилиан.
На одном из поворотов, которым сенатор уже сбился со счета, его вдруг резко швырнуло, паланкин обо что-то ударился, а затем наступило спокойствие – никто его не качал, не слышались мокрые шлепки ног и даже уличные голоса как будто растворились в дождевом шуме. Оглушающее одиночество. Полное забвение.
«Эй вы, прохвосты!» – хотел было заругаться Рутилиан на лектикариев, но слова застряли меж губ, оставшись непроизнесенными. Почему так тихо? Куда все попрятались? Где люди? Эти мысли рождались в его мозгу и оставались без ответа. Рутилиан протянул руку к занавеси, чтобы посмотреть, где он и что творится на улице, но в последнюю минуту задержался. Вдруг он на краю пропасти, допустим, на Тарпейской скале? Одно неловкое движение и носилки рухнут вниз вместе с ним. А может, он уже в подземном царстве Плутона, незаметно для себя перебрался туда даже без подъязычного асса?
В эту минуту что-то тихо качнулось, сдвинулось с места. Рутилиан обнаружил, что через плотную ткань днища, сквозь мягкий матрас, набитый овечьей шерстью, начала проступать вода и его тога уже намокла. Пропитались дождем и крыша полога, и боковые занавеси, все промокло насквозь, а сам он стал похож на мертвеца, обернутого в сырой от влаги плащ.
«Помогите! – закричал он. – Кто-нибудь помогите!»
Носилки покачивало, слышалось бурление воды, чувствительные толчки сотрясали тело Рутилиана, все это сопровождалось громким треском. Один раз что-то сильно ударило в его бок, и сквозь отверстие в пологе внутрь просунулась человеческая рука, которая в отличие от божеской, выглядела вполне осязаемой.
Рутилиан подумал, что это грабитель пользуется моментом и хочет снять перстни с его пальцев. Он решил сопротивляться. Однако полог носилок под напором воды приоткрылся больше, и тут он разглядел, что рука не мужская, а женская, что к нижней перекладине паланкина бурным потоком прибило женское тело. Судя по одежде, это была зажиточная женщина, вероятно отпущенница. Ее широко открытые карие глаза, ничего не видя, смотрели поверх головы Рутилиана.
«О, боги!» – в панике вскрикнул сенатор. В следующее мгновение поток оторвал женское тело от паланкина и безжалостно швырнул его в один из переулков, точно тряпичную куклу, а вода понесла Рутилиана дальше.
Поток поднимался все выше, почти достигая окон на первых этажах зданий, он бурлил, грозной рукой наносил удары по всему живому и мертвому, круша на пути все, что попадалось. Рутилиан не понял, как получилось, но его носилки с разбегу врезались в высокую статую, поставленную в честь императора Нервы. Непрочная деревянная конструкция тут же разлетелась на небольшие куски, и он лишился своего маленького убежища, оказавшись один на один со стихией.
Все, он погиб, спасения не было!
Мысль эта вонзилась в голову и не отпускала. Напрасно он размахивал руками, зря взывал о помощи. Вокруг него мелькали тела и головы живых и мертвых людей. Живые не обращали на него никакого внимания, стараясь из всех сил зацепиться за выступы зданий, двери, за окна, пытаясь выбраться на поверхность и подняться выше, закрепиться там, где не достанет проклятая вода. А мертвые? Им было все равно, что происходит с Рутилианом, будто они знали: он скоро покинет строй живых и присоединится к ним, чтобы вместе неприкаянно бродить по темным закоулкам подземного царства Орка-Плутона.
Водоворот нес мычащих от испуга коров. То тут, то там мелькали собаки. Животные старательно гребли лапами вытянув головы вверх, чтобы не захлестнул поток, но усилиях их казались тщетными. По ступеням первых этажей жилых домов носились крысы в поисках спасения.
И вот, в то самое мгновение, когда силы почти оставили старое тело Рутилиана, когда его голова начала скрываться под водой и все реже всплывать, он почувствовал на себе чьи-то сильные цепкие руки, вцепившиеся в тогу. Если это разбойник, то сил для сопротивления у него все равно не осталось. Пусть забирает что хочет, лишь бы выжить в смертельно опасной водной круговерти. Однако схвативший его оказался не вором, а рабом. Придя в себя Рутилиан, увидел чернявого смуглого мужчину, похожего на грека или сирийца. На нем был ошейник с именем хозяина. Не жалея сил, он потащил толстого Рутилиана к многоэтажному дому, впихнул его в дверь, а потом поднял на второй этаж, куда не доставала вода.
– Ты чей? – спросил Рутилиан, с трудом отдышавшись.
– Я работаю у Феодора, у него посудная лавка неподалеку. Там я брею всех желающих. Я брадобрей Атилий.
– Ты сослужил мне сегодня хорошую службу, Атилий.
Рутилиан, вытирал мокрое лицо, трясущейся рукой, его бил озноб от холода. Атилий на минуту куда-то ушел, но возвратился уже с сухой туникой. Он сорвал с сенатора мокрую тогу и с трудом натянул на него маленькую, не по размеру одежду.
– Так будет лучше, – заметил он.
– Да, да, ты прав! – поблагодарил Рутилиан слабым голосом. – Я тебя одарю щедро. Моя жизнь стоит дорого.
– Может, господин меня купит у Феодора? – спросил Атилий. – Надоело торчать на улице в любую погоду и стричь кого ни попадя. А так, я буду брить бороду только тебе господин, ну, или тем, кому прикажешь? Так что?
– Я…мм… – промычал Рутилиан бессвязно, не зная, как отделаться от назойливого брадобрея. Однако видя его умоляюще-дерзкие глаза, чувствуя в нем напор человека, требующего справедливую награду, Рутилиан бессильно кивнул, соглашаясь – он всегда был легковерным и слабохарактерным…
И все же, несмотря на затяжные, утомительные дожди, жизнь в Риме не затихала. В театрах и амфитеатре Флавиев поверху натянули огромные пологи на длинных шестах с кольцами, на площадях поставили матерчатые навесы, спасающие от воды, и продолжили представления.
В один из таких дождливых вечеров Луций Вер уговорил Фронтона посмотреть уморительно смешную пьесу Марулла. После того, как они вместе побывали на представлении «Два брата», Фронтон, который не был большим любителем спектаклей-мимов, ибо такие примитивные, грубые пьесы его никогда не увлекали, несколько раз увиливал от приглашений второго императора. Однако на сегодня ему это не удалось.
Он опять сидел и скучал возле Луция, спектакль его не занимал, хотя Вер толкался локтем, кричал, хохотал как безумный, вскакивал, бурно выражая свое удовольствие. От него опять несло перегаром, словно из амфоры с прокисшим вином, и старый ритор непроизвольно отстранялся, чтобы не чувствовать неприятный запах. Так продолжалось довольно долго, пока в ложе Луция не появился гонец от старшего брата, преторианец, который использовался для подобных поручений.
«Послание от императора Марка Августа», – произнес тот и вручил Луцию Веру дощечку с текстом.