Солнечный ветер. Книга вторая. Младший брат

Красин Олег

После полезных для познания души лекций он возвращается домой уже вечером, чаще всего пешком. На небесах блещут яркие звезды, освещая крыши домов, площади, статуи и арки, заливая ночным светом Рим, которому он посвятил свою жизнь. Только в этот вечерний час свободный от дневных забот, бесконечных разговоров и принятых решений, после умных слов, которые предстояло обдумать, его голова становится ясной, глаза смотрят зорче, а душа ведет поучительную беседу.

«Еще один день прошел, – говорит она. – Ты прожил его с пользой. Ты выполнил свой долг. Теперь можешь

отдохнуть с полым правом».

«Но я еще не все закончил, – возражает он самому себе. – Мне надо записать накопившиеся мысли, чтобы потом, когда будет время, сесть и неторопливо их обдумать».

«Ты думаешь, что у тебя будет время для раздумий?» – смеется душа над его наивностью.

«А разве нет?» Он спрашивает и в сердце закрадывается тревога. Но душа молчит и не отвечает. «Разве нет?» – повторяет он вопрос. Душа продолжает молчать, будто на что-то рассердилась. Однако это вряд ли, наверное, она просто ушла спать.

Почти полторы тысячи миль¹⁴ отделяло Рим от Армении к чьим границам устремились парфяне под началом Вологеза. В последнюю минуту он передумал и решил вести войско сам, отодвинув от командования стратега Хосрова. Так советовала Нефтис.

Она тоже отправилась в поход. На нее надели легкие воинские доспехи из кожи, на спине она повесила лук и колчан со стрелами, на коня накинули шелковое пурпурное покрывало – никто ведь всерьез не думал, что любимая жена царя будет сражаться.

Нефтис не задержалась в караване с остальным обозом, куда определили весь царский гарем, слуг, рабов, где тащили походный скарб мулы и верблюды. Она промчалась в голову колонны и взобравшись на пригорок уже оттуда обозревала проходившие мимо нее войска. Впереди, вооруженный как катафракт¹⁵, одетый вместе с конем в железные доспехи, ехал ее муж и повелитель Вологез. Его квадратная борода издалека похожая на бронзовую пластину, прикрывающую шею, торчала выдаваясь вперед из-за гордо вскинутой головы. Заметив Нефтис, Вологез поднял железную руку и помахал ей.

За царем следовал Хосров, одетый в легкие кожаные доспехи. Его лицо стало холодным и непроницаемым, он явно был недоволен отстранением от командования и винил во всем жену Вологеза. Поэтому он даже не повернул голову в ее сторону, сделав вид, что не заметил женщину среди осенней желтизны травы и низкорослых деревьев начинающейся араратской долины.

За ними двигались на конях несколько сотен всадников из личной царской охраны и многочисленные отряды легких лучников. Они были самым смертоносным оружием парфян, которому римляне долгое время не могли ничего противопоставить. Лучники двигались быстро, стреляли метко, отступая, они заманивали врага вглубь территории, а затем переворачивались в седле на ходу и расстреливали преследующих римлян в упор. Так некогда десять тысяч лучников победили сорок тысяч легионеров Красса. Именно отсюда у римлян появилось выражение «парфянская стрела», когда они говорили о чьем-то коварстве.

Нефтис видела, как неторопливо ехали закованные в броню, неповоротливые

катафракты. Их было меньше, чем легких лучников и задача сводилась только к одному: подобно тарану пробить брешь в стене противника, а дальше в дело вступали те же лучники и пешие воины. За тяжелыми всадниками шли бойцы, выполнявшие вспомогательную роль. Здесь были албаны из горной Албании, гирканцы и воины из Согдианы. От греков из Бактрийского царства давно пришлось отказаться, поскольку в одном из сражений с римлянами гоплиты перешли на их сторону.

Над дорогой поднимались клубы пыли, достигавшие, казалось, самих облаков, зависших над белоснежной вершиной горы Арарат. После дальнего перехода люди и животные устали, но общий настрой, и Нефтис это заметила, был воинственным: воинам не терпелось устремиться в бой, опрокинуть и разгромить противника. Конечно, сколько можно прозябать в глиняных убогих домах без войны, трофеев и рабов? Сколько можно терпеть проклятую бедность? Мужчина рожден, чтобы сражаться! Так они рассуждали и Вологез знал о чаяниях своего войска.

Столица армян Артаксата, как называли ее греки, по преданиям была основана знаменитым карфагенским полководцем Ганнибалом. Он подсказал царю Арташату удобное место у подножья горы Арарат на берегу Аракса, он же спланировал крепость и улицы города. Артаксата была хорошо укреплена, имея одну из самых длинных крепостных стен в Азии¹⁶, но в этом же состояла и ее ахиллесова пята: чтобы защитить стены требовалось огромное количество солдат.

Цветущая долина притягивала к себе караваны купцов, одиноких путников и разбойников, город стал центром торговли, быстро развиваясь и благоденствуя. Именно поэтому Вологез решил нанести по нему удар, захватив большие богатства, унизив поражением римлян, давно отвыкших воевать и изнеженных от безделья.

Вскоре передовые отряды достигли подступов городских стен. Хосров подъехал к царю.

– Повелитель, – сказал он, – разреши, мы пойдем на штурм этих стен. Я привезу голову Сохемоса на серебряном подносе.

– А почему не на золотом? – насмешливо поинтересовалась сидящая на коне Нефтис. Ее конь вплотную приблизился к коню Вологезом так, что колено Нефтис сквозь ткань касалось колена мужа.

Хосров с неприязнью посмотрел в ее миндалевидные глаза, напоминавшие ему свернутых клубком ядовитых песчаных гадюк. Помедлив, он произнес угрюмо:

– Ервандид не достоин зваться царем, он всего лишь презренный римский слуга. Будь по-другому, имей он царскую диадему, возложенную на его голову нашим царем царей, я бы бросил его голову на золотой поднос. Конечно, только в случае предательства великой Парфии.

Нефтис наклонилась к уху мужа.

– Поручи ему штурм Артаксата, – тихо проговорила она. – Если погибнет, то для тебя исчезнет всякая угроза и Парфия почтит героя. Если победит, то лавровый венок ты наденешь поверх этой диадемы, – она коснулась украшения на голове Вологеза. – И никто не осмелиться утверждать, что победа не твоя. А Хосрова отправишь на родину, пусть доживает там свои дни.