Солнечный ветер. Книга вторая. Младший брат
Шрифт:
Вологез кивнул, соглашаясь – Нефтис умела играть на его подозрительности.
Получив приказ, Хосров отправился к лучникам и вскоре тысячи горящих стрел, подобно огненным пальцам великого и могущественного Ахурамазды обрушились на город, неся через смерть добро и справедливость на эту землю. Со стороны Артаксата послышались крики, вопли, кверху потянулись черные и белые дымы, раздавались звуки барабанов и боевых римских труб, созывавших войска.
«Пусть боятся нас! – громко и величественно произнес Вологез, вытянув правую руку вперед, как бы знаменуя собой божий гнев. – Этот город ничто
Придворные секретари и историки подъехали ближе к государю, чтобы лучше расслышать и в точности передать речь Вологеза всем жителям царства, оставить ее на память потомкам. А тем временем Нефтис в сопровождении одного лучника выехала вперед на расстояние полета стрелы до крепостных башен. Царица ничего не боялась. Она взяла из колчана стрелу, ту, что предназначалась для поджога домов, запалила наконечник от факела, с силой натянула тетиву лука и запустила ее в небо. Наблюдая за полетом огненного светлячка, она довольно улыбалась и в ее миндалевидных глазах отражались пляшущие языки пламени, выбивавшиеся вверх из-за высоких каменных стен.
К вечеру сражение было почти закончено. Вологезу донесли, что Гай Юлий Сохемос позорно бросив остатки войск, оборонявших город, бежал в Каппадокию, под защиту легионов наместника Севериана.
«Мы придем за его головой! Клянусь Ахурамаздой!» – пригрозил разгоряченный битвой Хосров. Он не погиб в сражении и даже не был ранен. Только накрашенные румянами щеки приобрели темно-багровый оттенок из-за черной сажи, медленно падающей на него с небес.
Живая собака лучше мертвого льва
Весть о вероломном вторжении парфян в Армению застала врасплох сенатора Рутилиана в Каппадокии, куда тот прибыл в гости к старому другу и дальнему родственнику Севериану, занимавшему пост наместника. Его предками были галлами, которые получили сенаторские пурпурные полосы еще в правление Гая Юлия Цезаря. Наверное, про них пели мальчишки, в то время бегавшие по улицам Рима:
«Галлы скинули штаны,
Тоги с красным им даны».
Сами галлы и их знать, считались в Риме людьми недалекого ума, слишком трезвыми и скучными. Однако они показывали известную твердость, претворяя в жизнь императорские приказы, послушание и терпение при выполнении важных заданий. Галлам можно было доверять, потому их назначали на высокие административные посты.
Наместничество в небольшой азиатской провинции Каппадокии Севериан получил еще при Антонине Пие, а сменившие его дуумвиры оставили все как есть. Севериану было далеко за пятьдесят и, хотя в молодости он не раз участвовал в военных походах и против бриттов, и против иудеев, сейчас он разленился, больше предаваясь отдыху, чем заботам о провинции. К тому же в Каппадокии и так все шло прекрасно: торговля процветала, развивалось коневодство, росла рождаемость. Здесь чеканили римские монеты для всей Азии. Протекавшие по равнине реки Ирис и Галис, хотя и мутные, несли приятную прохладу в жаркие времена года.
Жизнь дарила Севериану блаженство ничегонеделанья и для полноты счастья не хватало только амброзии, этого напитка богов, дающего молодость и бессмертие. Конечно, не обходилось без мелких недоразумений. К примеру, в последнее время определенную озабоченность начали доставлять христианские секты, которые нарушали императорские запреты на тайные сборища, наложенные еще во времена Нерона. Ненужную суету вносило и требование переселившиеся в столицу Каппадокии Кесарию иудеев отдельных налоговых послаблений для себя. Вызывало напряжение быстро растущая в провинции армянская община, считавшая эту землю изначально своей. Они все время ссорились с иудеями.
Возникающие проблемы Севериан научился решать быстро, потому что слишком ценил покой. Лобастый, с резкими чертами лица, он не привык к компромиссам, действовал, по большей части, напористо, грубым давлением. Ему можно было демонстрировать мощь Рима, чувствуя за спиной оплот в виде двенадцатого Молниеносного легиона, расквартированного в Кесарии. Поэтому его и не любили в провинции. С другой стороны, крал он мало, не накладывал ни на кого дополнительных обременений и это уравновешивало его личную грубость, ставшую самой яркой чертой характера.
Своего родственника Рутилиана наместник Каппадокии встретил в уютной прохладе дворца, под негромкое журчание фонтанов.
– Приветствую, тебя Сизенна! – поздоровался он, поднимаясь с кресла, широко шагая навстречу Рутилиану. Оба они были примерно одного возраста, но сенатор выглядел хуже, чем наместник, поскольку излишняя полнота утомляла тело, затрудняла движения и он все время потел.
– Какая жара здесь в сентябре! – посетовал Рутилиан. – Зря я так рано уехал из Рима.
– Надеюсь путешествие по морю было спокойным и Нептун не доставил хлопот?
– Хвала богам, все обошлось!
Они возлегли на ложе, слуги принесли охлажденное вино, разные фрукты. Появились две миниатюрные смуглокожие рабыни с огромными опахалами, которые принялись медленно размахивать ими, овевая двух собеседников приятным ветерком. Более плотно пообедать Севериан предложил позднее, ближе к вечеру.
– Я слышал о вторжении парфян, – начал беседу сенатор. – Какой ужас! Мне сказали, что Артаксата пала.
– Да, это так, – неохотно подтвердил Севериан. – Персы напали неожиданно. Мы не успели подготовить легион, а столицу Армении охраняло только три когорты вспомогательных войск из местных.
– А что случилось с армянским царем?
– Нашему союзнику Сохемосу удалось спастись. Он сейчас у меня со свитой, приходит в себя после страшного поражения. Кстати, хочешь я его позову, и он расскажет, как героически оборонялся город от варварских полчищ?
Рутилиан, отметив про себя, что наместник называет парфян по-старому персами, отрицательно покачал головой.
– Благодарю за щедрое предложение. В другое время я бы с удовольствием его послушал и рассказал о нашей беседе друзьям – ты же знаешь, как Рим любит сплетни. Однако сейчас устал с дороги и к тому же не хочу надолго покидать мою молодую жену. Она ожидает ребенка.