Солотчинский призрак
Шрифт:
«Явно не хозяина комнаты – длинный и светлый, скорее всего женский, мужчины такие длинные волосы вроде не носят. Значит, в комнате была женщина», – прикинул он.
– Скажите, а Николай Сергеевич не мог привести к себе даму? – спросил следователь горничную Наташу и Романа Петровского, которые были понятыми при обыске.
– Нет, никогда, – покачала головой Наташа.
– А кто убирался обычно в его комнате?
– Я, – откликнулась Наташа.
Следователь посмотрел на служанку. У девушки были длинные волосы, но цвет сопоставить с находкой было трудно. Один единственный волосок казался совсем светлым,
Закончив обыск в комнате, следователь потребовал показать место, где закопали собачку барыни. Ему указали на бугорок в лесу. Зазнаев потребовал выкопать труп животного, несмотря на протесты прислуги (жара, процессы разложения уже начались, могилы вскрывать, пусть даже животных, дело малоприятное и вонючее). Но разве можно отвертеться от требования закона?
– Мы проведем экспертизу и узнаем, от чего умерла собака. Возможно, ее отравили и нельзя исключать, чтобы не планировалось новое отравление. Уже людей, – зловеще пояснил следователь.
Потом он стал допрашивать всех членов дома. Брат и сестра Петровские, как положено, допрашивались отдельно. Но их показания были крайне схожи:
– Темный он человек, этот дипломат.
– Это в каком смысле, он вроде образованный?
– Да я не в смысле образования, – пояснил брат. – В смысле не ясно, что у него за душой. Вечно цитирует своего Лао-цзы, даже не понятно, что хочет сказать. А еще образованным человеком себя выставляет.
– Вредный он, чего он сюда приперся? – вторила его сестра. – Что ему, что ли, надо наследство отписать? С какой стати? Его здесь сколько времени не было! Не то что я, все время здесь, тетушке угождаю.
– А не рано ли Вы делите наследство Вашей тетушки? Она еще в добром здравии, как я понимаю, – искренне удивился следователь.
– Ой, да она только и делает, что за голову и грудь хватается, мол, помирает, а относительно наследства Мария Михайловна сама об этом только и говорит. Это ее любимая тема разговоров: кому что достанется. То она заявляет, что все завещает брату, хотя зачем ему старухины деньги, у него жалование и имение есть. То заявляет, что отпишет все Павлику, а он седьмая вода на киселе. А то вообще у нее крыша съедет, она начинает говорить, что все монастырю отпишет. Сидит со своей собачкой уродливой нянчится и сюсюкается.
– Я так понимаю, Вы собак не очень любите?
– Ой, да что эту стерву любить, только и пытается всех покусать.
– А вот Вы говорили, что брату наследство не нужно, так как он служит, и у него имение. Но вроде у Вас тоже есть имение?
– Да, есть небольшое. Только дохода от него… – барышня многозначительно махнула рукой. – Ну а потом я же девица, мне приданое нужно, а они сами могут заработать.
– В принципе и Вы можете работать. Аттестат гимназии дает право преподавать, – не удержался Зазнаев. Конечно, преподавать или служить гувернанткой шли совсем от бедной жизни или, имея определенные благие цели, но тут Зазнаев просто не мог удержаться, уж больно коробили эгоистичные рассуждения
– Ну вот еще! Чужих придурков терпеть, я и так здесь много чего терплю. Все только временами здесь бывают, а я круглый год. Все время с этой старухой.
Следующим собеседником Ивана Васильевича стала сама хозяйка дома. Выглядела она неважно: бледная, усталая, она сидела в кресле у открытого окна. Рядом хлопотала Люся. Правда, она тоже выглядела не очень, тоже бледная, пару раз ее даже качнуло. Но если хозяйка имела возможность приходить в себя от вчерашнего недомогания в кресле, то горничной как следует поболеть не дали, надо кому-то ухаживать за капризной хозяйкой, подавать ей чай с лимоном, который в обилии советовал пить врач.
– Как Ваше самочувствие? – начал следователь.
– Плохое. Но ведь после этого Вы не оставите меня в покое? Зачем задавать пустые вопросы?
– Да, к сожалению, я не могу отложить наш разговор, но постараюсь быть кратким, – ответил Иван. – Вы в курсе, что Ваш племянник Николай Вернов задержан, так как покупал на рынке яд?
– Да. А зачем он ему? Он хотел отравить меня, как отравил мою несчастную Жули?
– Не знаю пока. Я пока не уверен, что собаку отравили именно мышьяком, но завтра это будет ясно.
– Бедная Жули. Никто не понимал меня так, как она, никто не любил меня так, как она, поэтому ее тут все не любили. Черствые люди, не любят собак, – причитала пожилая женщина.
«Ну да, если ты почти каждый день заявляешь, что твоя Жули лучше всех и деньги надо завещать ей, то чего удивляться, что собачонку не любили. Вообще, неужели она не понимает, что стравливая своих потенциальных наследников, она фактически настраивала всех против себя?» – мелькнуло в голове Зазнаева.
Однако женщине такая простая мысль в голову не приходила. Она продолжала рассуждать в своем духе:
– Быть богатой – очень тяжело, мало того, что это накладывает на тебя разные обязательства, надо заботиться, как подобает истинной христианке, о своих бедных родственниках, так эти родственники еще начинают тебя ненавидеть. Я честно выполняю свой христианский долг, я подыскала хорошую партию для своей племянницы Насти, он деловой человек, сумеет наладить дела в ее дохлом поместье. Я дала кров ее братцу, которому захотелось отдохнуть от столичного шума, я также приютила Николая, который вышел в отставку и приехал сюда, и я плачу за обучение Павлика, он живет почти целый год в гимназии на всем готовом. А что я получаю в ответ? Они все желают моей скорейшей смерти, все не любят меня, говорят колкости. Павлик говорит вроде вежливо, а видно, что избегает даже рядом находиться со мной. Что ему стоит посидеть чуть-чуть со мной? Подать веер, почитать вслух книгу? – Сабанеева тяжело вздохнула.
«Да, ей не понять, что любовь можно получить только за любовь и ласку. Конечно, мальчик будет избегать бабушку, если та не просто не считает нужным хотя бы немного приласкать, но и популярно объясняет, что собака ей дороже ребенка», – опять подумал Иван Васильевич, но, естественно, снова промолчал. Он приступил к новому этапу разговора:
– Вы бы не могли рассказать о вчерашнем происшествии?
– Ой, это было так ужасно!
– И все же, что Вы видели?
– Призрака!
– Где? Тут, в доме?