Солотчинский призрак
Шрифт:
Зазнаев полез в карман и достал пару конвертов.
– Вот это ответ на мой запрос по месту службы Петровского, – разворачивая листочек, пояснил он. – Слушай:
«Милостивый государь! На Ваше представление сообщаем, что надворный советник Роман Семенович Петровский был уволен со службы 10 месяцев назад. Проверкой было выявлено, что господин Петровский допустил серьезные упущения по службе, а также растратил казенные деньги в сумме 50 тысяч рулей. Вначале планировалось предать Петровскому суду, но он дал клятвенное обещание, подкрепленное письменной распиской, что в течение года вернет все деньги. От службы надворный советник Петровский был уволен без права на пенсию».
– То есть, нет никакой солидной и высокооплачиваемой службы! Поэтому он так долго находится в «отпуске», – воскликнул Петр, а потом спросил: – А почему не компенсировал растрату из доходов от имения?
– На это у меня есть второе письмо.
Зазнаев принялся читать следующий документ, из которого явственно следовало, что имение господина Петровского находится в не менее плачевном состоянии, чем имение сестры, что доходов оно уже давно не дает.
– Оба они плохие хозяйственники, брат и сестра, оба не могли заниматься коммерцией, считать деньги, прикидывать расходы и доходы. Поэтому фактически разорились, – пояснил Зазнаев. – Вынужден констатировать, что мы с тобой крупно ошиблись: не зря он пытался навести наши подозрения на дворника Жукова, говорил, что видел его пьяным. Нам тогда уже надо было за это ухватиться.
– Надо бежать! – сделал попытку подняться Петр.
– Куда?
– Задерживать Петровского. Вдруг он еще кого убьет!
– Нет его дома. Я уже проверил, пока ты был без сознания. А вот обыск в его комнате сделать надо. Если можешь встать, то пошли.
– Сбежал?
– Возможно. Только когда я в Солотчу ехал, то его экипаж не встретил. Может, в другую сторону побежал, не знаю.
Следователь помог своему другу принять вертикальное положение. И вместе они направились на второй этаж. Там Железманов сел в кресло, а Зазнаев начал проверять шкафы и ящики столов. Скоро появились первые результаты. В ящике стоял ряд туфель.
– Смотри, одна подошва чуть толще другой, – Зазнаев приложил каблуки друг к другу. – Как раз чтобы скрыть умеренную хромоту.
За шкафом нашли еще одну улику: лапти.
– Вот он в них и выходил творить черные дела: убить Ведрова, напасть на Дуню, подкараулить отца Сергия. Обувка его поскрипывает, что-то там у сапожника с партией кожи оказалось не то. Вот он и переобувался в лапти, – добавил следователь.
– Вот только мне непонятно: в дом Беляева Петровский пришел не в лаптях. Белов – бывший военный, вряд ли он не заметил бы, что его партнер по игре в шахматы обут, как говорится, не по уставу, – высказал сомнение Петр.
– Я думаю, что у него было время забежать домой с задней лестницы и переобуться и переодеться, он ведь к Беляеву не в халате пришел. Этот дом как раз стоит в середине между тропинкой к монастырю, где произошло убийство, и домом Беляева, – предположил Зазнаев, продолжая осматривать вещи и складывая на столик все попадавшиеся бумаги.
– Тогда я другого понять не могу. Вот он переобувался в лапти, так как его обувь скрипела. Но ведь при этом он был в халате, который шуршал. То есть скрипа обуви он остерегался, а шуршания халата нет? – не унимался Железманов. Хоть ему и было плохо, перед глазами продолжал плыть туман, а к горлу подкатывала тошнота, он не мог не думать.
– Это тоже загадка. Он мог просто не замечать, что халат шуршит. А на скрип обуви его внимание мог обратить тот же Беляев, вот у него это и стало своеобразным пунктиком, – пожал плечами Зазнаев.
– Не думаю, что так просто, – не согласился Железманов. Он сделал усилие над собой и встал, опираясь рукой о стену. Он подошел к шкафу, откуда Зазнаев на пол выложил обувь подозреваемого.
– Эээ, ты куда? Упадешь! – попытался его остановить друг.
– Я хочу посмотреть, – отмахнулся тот и присел на корточки и стал переворачивать ботинки подошвой вверх. Потом некоторое время рассматривал их и позвал Ивана:
– Иди смотри.
Вместе они стали изучать рисунок на подошве.
– Видишь, все туфли имеют один рисунок на подошве. И он достаточно примечательный: на каблуке и на носке небольшие засечки. Я думаю, это сапожник делал для того, чтобы обувь меньше скользила. Понимал, что делает обувку для хромых людей и им надо как можно более устойчивые сапоги и ботинки мастерить. Вот и делал такие засечки, – сообразил Железманов.
– А наш Роман Семенович человек образованный, про трасологию, возможно, слышал. Вот и сообразил, что подобный след только он может оставить, что по следу его быстро вычислят. Поэтому и стал переобуваться в лапти. Лаптей же кругом много. В деревне живет, а крестьяне, даже зажиточные, летом чаще в лаптях ходят, не так жарко, – добавил Иван.
– Только про глубину следа не знал, – заметил Петр.
Иван помог другу вернуться в кресло и продолжил обыск. Наконец в глубине шкафа, под полотенцами, он обнаружил небольшой пакетик из вощеной бумаги. Аккуратно положил его на стол и развернул. Там был какой-то порошок. Порошок был темный и неоднородный, в нем четко прослеживались и кусочки растений, и непонятное вещество, растертое в пыль. Немного напоминало травяной лекарственный сбор. Зазнаев поднес пакетик к носу и понюхал. Запах был резкий и неприятный.
– Вот он призрак. Думаю, что это и есть то наркотическое вещество, которое закладывалось в курительницу. Вот отсюда все они вылезали – монахи, архиереи и твои корсар с мушкетером, – предположил он.
Обыск был закончен. Бумаги предстояло изучать, но также надо было выяснить еще ряд вопросов, в частности, где Петровский взял наркотический сбор? Зачем он убил гувернера? И самое главное – где он сам?
Опрос прислуги на эту тему ничего не дал. Никто не мог сказать, куда подевался Роман Семенович.
– Ничего не говорил, никаких указаний не давал. Как уходили, не видели, – повторяли все девушки в доме. Павлик тоже ничего сказать не смог:
– Я вначале спал, а потом стал читать про мушкетеров. Очень увлекся. Но Роман Семенович мало со мной общался, поэтому я ничего про него не знаю.
С Настей тоже было говорить бесполезно. После того как ее разоблачили, она практически не выходила из своей комнаты, старалась никому не попадаться на глаза.
– Я за братом не слежу, оставьте меня в покое, – пробурчала она на пороге комнаты, даже не разрешая никому зайти внутрь.