Сороковник. Книга 3
Шрифт:
И хоть давно уже не девочка — жарко становится от смущения и неловкости. Да ведь не только Васюту я к себе затащила, положа руку на сердце. В ту самую лазаревскую ночь, что недавно мне открылась, суженый ведь считал мои мысли, совершенно недвусмысленные. «Подари мне себя, Мага!» — подумала я. Он и… подарил. Какой нормальный мужик откажет, да ещё когда женщина нравится, а обстановка располагает?
Это что же получается: обоих своих мужчин я… соблазнила?
«Да что ты всё комплексуешь, Ваня!» — с досадой шепчет рядом женский голос. «Не соблазнила, а выбрала. Чуешь разницу?»
Дёрнувшись, как от разряда током, открываю глаза и снова невольно упираюсь взглядом в потолок, расчерченный
От стены до стены — сорок шагов. Да уж, если кто привык к простору с детства, всё вокруг него будет обустраиваться в таком же масштабе. Вот у Васюты, например, домище заточен под хозяина, иначе не скажешь, даже посуда соответствующего размера, даже будка у Хорса. Да и супруг мой нежданный… Сколь уж вырос в фамильной резиденции, в родовом гнезде, том самом, куда благородный дон намеревается утащить меня побыстрее как ворон цыпочку… Невольно ёжусь; что-то я отвлеклась. Вдали от этого гнезда, в другом городе, Маркос дель Торрес подобрал жилище по себе, по заложенным с детских лет установкам, ничем не роняющее достоинство сурового и родовитого воинанекроманта. Вот только в противовес старшему братцу к роскоши он равнодушен, для него дом в первую очередь функция. Нужна кухня? Предмет низменный, но, как вариант — совместим его со столовой, а заодно и с гостиной для редких посетителей. Спальня? Просторный второй этаж идеально подходит для тренировок и учебных боёв, а для кровати и угла довольно. Никаких балдахинов, ничего лишнего, только то, что нужно. Поспартански. Единственная уступка статусу — гардеробная, поскольку младшему наследнику дель Торресов не полагается ходить оборванцем, и тут уж хочешь — не хочешь, а коллекцию камзолов держи. Хотя в повседневности и не на людях ему привычнее простые домашние штаны, лёгкий свитер и полное отсутствие обуви.
Невольно я начинаю смотреть на чудо-дом новыми глазами.
Впрочем, в сравнении с этим скромным, по меркам некромантов, жильём наша с девочками квартирка выглядит крохотной шкатулкой. А мне сейчас так хочется в одну из моих маленьких комнаток-пеналов, где стены помнят меня совсем маленькой… Возможно, и у моего дома есть своя память?
Притормаживаю возле оружейного стенда в простенке между окнами: уж очень призывно сверкают в лунном свете клинки, эфесы и ножны, и даже латунные крюкидержатели красивы — изогнуты этакими хищными пальцами. Никакого сравнения с потемневшими музейными экспонатами, которые и не воспринимаются как оружие, а, скорее, как собрание старых никому не нужных железок. Та шпага, что притягивает сейчас моё внимание, отличается от них, как арабика высшего сорта от залежалого растворимого кофе. Да, не новая, но… напрашивается само собой слово — ухоженная, с благородным отпечатком времени на витой рукояти, с цветными драгоценными каменьями, отягощающими эфес, со следами далеко не учебных зарубок на отполированном клинке. Не взять её невозможно.
Рукоять сама удобно ложится в ладонь, и движением странно-привычным я снимаю шпагу со щита. Взвешиваю на вытянутой руке, оценивая балансировку, и неожиданно для себя делаю резкий выпад и молниеносно отступаю.
И настолько пугаюсь собственной выходки,
… и вижу, как едва успевает увернуться от укола в плечо Аркадий, делает ответный выпад, Мага блокирует. Вижу капли пота на лицах, разгорячённых схваткой. Азартный блеск глаз. Солнце, щедро льющееся из окон. И слышу характерное клацанье металла о металл, частое дыхание бойцов, внезапное «Х-ха!» оборотника… Мой суженый тенью ускользает от удара и…
Опять видения. Хватит! Не хочу! Сдерживаю ток информации, зажмурившись, изгоняю нежданную картину. Будьте вы неладны, эти новые способности, что ж вы лезете, когда не просят…
Вчера, кое-как придя в себя от свалившихся известий, я по наивности решила, что на этом-то всё и закончилось. Не будет больше видений. Хоть и невольно, но я сама их спровоцировала, ведь если вспомнить мои вполне осознанные помыслы — найти какую-то память о Васюте, мысленно прикоснуться к нему, побольше узнать о том, что его окружало, чтобы через вещи стать немного ближе к их хозяину — и это становится очевидным. Иллюзии сформировались по тому же принципу, что и вещие сновидения — по моему хотению. Значит, нужно быть аккуратней в мыслях, словах и желаниях, дабы не обрушить новую лавину. Только и всего. Так я думала.
Умение, что до сей поры оказывало неоценимую помощь, стремительно прогрессировало, и это меня испугало.
Особенно, когда, переступив порог Магиного дома, я увидела призрачного суженого — да не одного, а в трёх местах одновременно: с книгой на диване, спускающегося с лестницы, и стоящего у окна. У этого дома тоже оказалась своя память, которую мой растущий дар, едва уловив и совершенно распоясавшись, тотчас принялся жадно считывать. Я успела заметить и седобородого старца в глубоком кресле, невесть как втиснутом в тот самый диван, на котором лежал мой супружник, и до странности знакомую женщину, примостившуюся на скамеечке у ног почтеннейшего. Очевидно, вскрылся старый слой информации, содержащий сведения о предыдущем хозяине.
Тогда-то, зажмурившись, я вцепилась мёртвой хваткой в край стола и взмолилась:
— Хватит! Довольно! Не хочу!
То ли дар, обрётший самостоятельность, обиделся, то ли я сумела пресечь его поползновения — но наваждения пропали. А тут ещё Рорик по доброте душевной с силой встряхнул меня за плечи, да так, что аж зубы клацнули.
— Что? — спросил отрывисто, совершенно с Магиной интонацией. — Как тогда, у Васюты? Сейчас прошло? Что это было? — Спохватившись, отдёрнул руки. Я потёрла занывшее плечо.
— Похоже на… галлюцинации. Кажется, опять я лезу, куда не надо и раньше времени. Смотри, Симеону не проболтайся, а то не посмотрит, что я не в ученицах у него, поедом съест…
… И сейчас, поймав очередной отголосок памяти чужого жилища, я пытаюсь сдержать способность, ушедшую из-под контроля, хочу запихнуть в глубины обережной души, страшусь, что, неровён час, увижу то, что перечеркнёт в моей жизни нечто сокровенное, а я — не хочу. Обжёгшись на молоке, дую на воду. Не надо мне такого умения. Я к нему не готова.