Сороковник. Книга 3
Шрифт:
— Я скажу — почему, — хмурый Мага подсаживается ко мне с другого бока. Он появляется так неожиданно, что я вздрагиваю. — Ива, я тебя предупреждал…
У меня ёкает в груди. Вот оно!
— … чтобы ты прекратила считать себя одинокой. Хватит вести себя так, будто в целом мире больше никого нет. Хватит, я сказал! Мы ещё поговорим об этом после, а сейчас нас ждут. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — отвечаю настороженно. Мне с ним ещё предстоит объясняться? А как ещё понять — "поговорим после"? Обвинит меня в том, что не предупредила о возможной… Ой, нет, только не это слово. Я всё понимаю, но даже думать о себе в этой тональности не могу. Действительно, после.
— Ива, — сурово говорит он. — Запомни: больше ты не будешь одна. Никогда. Есть я. Есть Николас. Есть Кэрролы. И… ты-вторая, в конце концов. Детям тоже не помешает подключиться. Ты поняла? Идём.
— А… — нерешительно начинаю. Он встаёт, предлагает руку. То же самое делает Николас и, вдобавок, подмигивает. Думает, что взял меня в оборот.
И под их, в общем-то, доброжелательными взглядами — даже с Магиной стороны — я начинаю думать: а не слишком ли я распсиховалась? Может, это просто гормоны? Разыгрались, как это бывает у этих… одним словом… в деликатном положении которых… Переживания, отходняк, болевой синдром, нежданное известие как снег на голову — и всё на меня одну; конечно, многовато для психики, недолго и сорваться.
— Всё же почему сбор не на площади? — через мою голову интересуется у брата Николас. — Ведь планировали там собраться?
— Там оставили тех, кто дожидается решения. Проще контролировать, пока все вместе. Обездвижили, накрыли защитой — пусть постоят, — скупо отвечает Мага. Я так понимаю, речь идёт о "нечистых".
— Нашёл, что искал? — интересуется Ник.
— Конечно.
А я тем временем недоверчиво поглядываю на здание, к которому мы приближаемся. Для особняка слишком велико, для дворца маловато. Впрочем, я же знакома только с европейской архитектурой, а тут, в ином климате свои особенности. Первое, что бросается в глаза — колонны не приближены к фасаду вплотную, как в строениях греческого типа, а стоят на достаточном отдалении и поддерживают широченный навес — продолжение плоской крыши. Всё — для большей тени в иссушающий зной. Этаж всего один, но в высоту дворец — как готический собор, и венчает его громадный купол. Широкие, с изогнутыми арочными дугами окна декорированы позолоченными ажурными решётками. И опять — этот удушающий розовый аромат, усиленный душной ночью, от которого сразу першит в горле… Мага одним движением руки накрывает изолирующим колпаком круглую клумбу напротив парадного входа.
Молча. Он вообще сегодня не настроен разговаривать.
Широкие ворота-двери, отделанные инкрустацией из разных пород дерева и драгоценными камнями, распахиваются. За ними искрится тёмная дымка магического полога — и больше ничего не видно. И не слышно. В этакий проём без труда пролезет эсминец, и становится не по себе от масштабов: сразу чувствуешь себя букашкой. Должно быть, на такой эффект и рассчитывал хозяин, возводя себе этакие хоромы.
— Господа рыцари, — учтиво обращается Мага к нашим сопровождающим, — вы свободны. Примите нашу благодарность за помощь и поддержку.
— Можете пополнить наше общество в качестве слушателей либо располагать собой по собственному усмотрению, — не менее учтиво добавляет Николас.
Тот, что слева — должно быть, как старший, наклоняет голову.
— Благодарим за приглашение, но для нас найдётся ещё работа. Мы присоединимся к тем, что курируют площадь. Донна, желаем вам всего наилучшего.
— И выражаем восхищение вашим поведением, — неожиданно добавляет второй. — Если всё-таки захотите посетить пыточную — мы подберём вам объект для хорошей разрядки, будьте уверены. Женщине в вашем положении нехорошо сдерживать эмоции.
Оба прикладывают в приветственном жесте ладони к сердцу, одновременно разворачиваются и уходят. В сторону невидимой отсюда площади, я полагаю. Николас задумчиво смотрит им вслед.
— Что поделать, юмор у них тоже тёмный… у нас, хотел я сказать. Однако пора, Ива. И постарайся никого там не заморозить, если тебе что-то не понравится. Смелей, не бойся. Теперь мы — твоя охрана.
Я словно корнями врастаю в плитку.
— Там много народу? — спрашиваю.
— А что? Ты же сама хотела поближе к людям. Человек тридцать, не больше: Главы основных Кланов либо их представители. Ива, ну же! Хочешь, скажу волшебное слово?
И я невольно улыбаюсь в ответ. Кого я боюсь увидеть? Перед кем не решаюсь предстать? Перед теми, кто пришёл мне на выручку?
Работаем, Ива.
ГЛАВА 8
— Смелей, Ива! — подбадривает Николас. — Я тоже на подобном сборище впервые. Как-нибудь отобьёмся!
Туманная завеса отдёргивается, сминаясь в крупные складки — словно настоящий театральный занавес — и с шорохом восстанавливается за нашими спинами.
— Пожалуйста, сюда, — указывает направление один из дежурящих на входе Тёмных Рыцарей. А я застываю, как вкопанная, потому что первое, что вижу — в глубине зала, шагах в десяти от себя, мерцающую в сумраке, словно подсвеченную, статую богато одетого старика. К нам она повёрнута спиной, но даже на расстоянии хорошо различимы тончайшие жилки перьев на тюрбане, изумительная по тонкости исполнения меховая опушка кафтана и застывшие, словно овеянные лёгким ветерком, благородные седины… Я точно знаю, что у этого произведения искусства не хватает на правой руке двух пальцев. Как и у меня.
Когда его успели сюда переместить? И зачем? У моего наставника в не столь отдалённой пикировке с доном промелькнула мысль, что некроманты могут снимать показания даже с мёртвых, но не с окаменевших же!
Нас провожают на место в нижнем ряду. В необъятном зале — самые настоящие трибуны, установленные широкой подковой: дугой к дальней стене, рожками к входу. Трибуны невысоки — в четыре ряда и заполнены не полностью. На самом верху слева особнячком держится группа человек в пятнадцать, со скорбными лицами. С левого фланга от них — Кайс, справа — полупрозрачный Тарик, заметно поблёкший с той поры, как я его видела в последний раз. Очевидно, они курируют группу счастливчиков "чистых", но по всему видно — счастья от своего привилегированного положения те не испытывают.
Не успеваю охватить взглядом присутствующих, как братья оперативно усаживают меня и сами устраиваются по бокам. Мы сидим почти на краю рожка подковы, обзор отсюда неплохой, вот только застывший Верховный до сих пор показывает мне спину. Но я не считаю это невежливостью; в конце концов, как его поставили, так он и стоит. И всё же — зачем его сюда притащили? Будут судить заочно? Посмертно?
Мага по обыкновению хмур и суров, Николас безмятежно спокоен. Один словно сошёл с портретов ветеранов — с повязкой через глаз, коротко остриженной клоками, но не потерявшей густоты шевелюрой, в чёрном длинном плаще с серебряными частыми застёжками, местами подпалённом, местами ободранном. Другой — в легкомысленной белоснежной рубашке тонкого полотна, без единого пятнышка, растрёпанные кудри и свежая щетина придают этакий лёгкий шарм… Даже здесь он не может выйти из привычного праздного образа. Тем не менее, есть кое-что в братьях общее: глаза. Одинаково серьёзные и изучающие. Они обшаривают взглядом территорию — Мага левый от себя сектор, Николас — правый.
Не удержавшись, задираю голову, чтобы рассмотреть высокий потолок. Похоже, здесь внутри больше пространства, чем снаружи. Тот самый купол, который со двора видится аккуратным, хоть и внушительным колпаком над первым и единственным высоким этажом, здесь, внутри помещения вознесён не менее чем метров на сорок. По основанию его опоясывает кольцо высоких сводчатых окон, сама чаша изукрашена сине-белым орнаментом. Несмотря на ночь, из окон льётся свет, яркий, но значительно ослабевающий по дороге к полу, потому я не могу разглядеть толком стен, они теряются в затемнённом отдалении. Видны только два параллельных ряда мощных колонн, вдоль которых и расположены трибуны.