Сороковник. Книга 3
Шрифт:
За моей спиной поднимается недавнишняя парочка и ещё двое в странных перистых плащах. "Представители Кланов стихий", — озвучивает Акара, — "воды, земли и воздуха. Архимаги господин и госпожа Хлодвиги, Герман и Абигайль, а также госпожи Сония и Агния, Верховные летуньи".
— У нас — отражение атаки с воздуха, — буднично сообщает Герман, — драконы и гарпии, в качестве всадников-наводчиков присутствовали два огневика. Школе нанесены повреждения. Погибших четверо — из новичков, перспективных, в бой специально не брали, хотели сберечь…
Действие перекидывается на трибуны напротив. "Клан друидов", —
"Орден Амазонок. Командующие леди Виктория Диксон, леди Лора Кораблик". Четырнадцать погибших, сообщает Лора: девять — на поле боя, от файерболов с тыла, ещё шестеро девчат защищали в городе подожжённые казармы и конюшни. Часть лошадей задохнулась. Остальных, разбежавшихся, смогли собрать. Амазонки сдержанно-спокойны, но время от времени щеку второй командующей передёргивает нервный тик.
Сударь Симеон, уже мне известный, не торопясь, оглаживает петушиный гребень на посохе.
— Нападение на Обережницу и причинение увечий, — перечисляет он так же лаконично, как и остальные. — Спровоцированная вспышка агрессии, в результате — неконтролируемый выброс в виде проклятья, каковой вид магии нежелателен пока на данной ступени развития. Рано ей ещё проклятьями-то раскидываться… Потенциальная угроза потери ребёнка — сына Обережницы. Учитывая малочисленность нашего клана, — добавляет сударь значительно, — считаю действия бывшего Верховного преступными вдвойне. Нам дорого каждое наше дитя.
Должно быть, не я одна замечаю, как перекрещиваются взгляды старца и моего свёкра. И вспоминаю, что точно такие же слова я однажды слыхала, уж не от самого ли благородного дона? И ещё одно обстоятельство приходит мне на ум, сильно смущая: похоже, все здесь уже знают о моей беременности. Ладно бы, незнакомые люди, но что теперь думают обо мне те же Лора с Аркашей? Жду ребёнка от Васюты, а сама — с Магой? Что я им скажу? Потому-то, должно быть, они в мою сторону даже не смотрят.
"Клан Северных воинов", — со странным сочувствием в голосе сообщает Акара. "Воевода Ипатий. Травница Доброгнева".
Ипатий? Его я знаю, а кто такая это травница? И уж нет ли здесь самого…
У меня вдруг замирает сердце. Лихорадочно шарю взглядом по трибунам — но знакомой могучей фигуры не вижу. Да и заметила бы сразу, слишком Васюта выделяется из толпы.
— Двоих наших сожгло, — тем временем сообщает Ипатий. Меня вроде не замечает. — Ещё двое погибли, пока обезвреживали огненные ловушки. — Он вдруг умолкает, задумавшись. — Трое, — поправляется. — Только последний — это не одних огневиков работа…
— Поясните! — запрашивает Акара. — Вмешался ещё один клан? Мы должны знать о таких фактах!
— Не знаю, кто вмешался. Но только защита у нас на огонь поставлена, а нас ударили холодом. Ловушка была с виду, как огневая, на разлом в земле, да только выскочил оттуда не Горыныч, а другой Змей, ледяной, мало что увечил — обморозил многих. После боя кого могли, опросили — никто такого раньше не видел.
— Игрок, — мрачно подаёт голос Симеон. — Стихию на ходу переделать только он может. Сговор это, ясен пень. Хотели в тылу разом все магические школы прихлопнуть, а боевых магов, значит, на поле побить. Для того и стреляли в спины, подло. Для того и драконов нагнали — сверху огнём залить…
— Да уж, — мрачно говорит Ипатий. — Ежели б не Тёмный клан…
— На то и рассчитывал, — продолжает Симеон, — что Тёмные своих берегут, оно и понятно, и не ждали ни Игрок, ни Омар, что те вмешаются. Теймур, может, и отсиделся бы в стороне, ежели бы его младший на рожон не попёр. Да-а, многих ты заломал, Ящер…
И снова их взгляды скрещиваются, как острия мечей.
— Много обожжённых, — вмешивается Доброгнева, высокая статная женщина одних с Ипатием лет, и переключает внимание на себя. — Хвала паладинам за их целительство, но даже и они не справлялись. Да ещё, убегая, огневики хотели лазарет спалить в обозе…
По залу проносится гул голосов.
— Так это ваши женщины взяли в плен одного из магов? — внезапно спрашивает Акара. — А второго…
Травница небрежно поводит плечом.
— Зашибли слегка. Они, видишь ли, баб на войне не признают кроме как в одном качестве, на нас и внимания не обратили, пошли напролом. Вот и попали под горячую руку.
…Посмотри же на меня, Ипатий, умоляю я взглядом. Почему ты здесь? Почему т ы здесь, а не Васюта? Что с ним? Если погиб… так ты не смолчал бы о такой потере. Неужто считаете меня предательницей, что в глаза не смотрите? Тяжело мне на душе, муторно.
— Претензии от лица Главы Клана Некромантов мы уже слышали, — похоже, Акара собирается закругляться с опросом. — Но, может, и у представителей Клана Огня есть что сказать?
Призывно мерцает силуэт призрака, привлекая к себе внимание. Сгоревшего мага можно услышать с большим трудом.
— Я прошу восстановить меня ненадолго, — шелестит он. — Хочу сказать от имени всех оставшихся…
Мага делает отмашку, и фигурка Тарика наливается светом и красками. Он почти таков, каким был совсем недавно.
— У меня тоже есть претензии, — голос его крепнет. — Большинство членов Клана забыло о своём долге — служении науке и стихии — и опустилось до низменных утех и развлечений. Клан скомпрометирован и, думаю, не скоро ему позволят работать и творить в полную силу. У нас было немало учёных — их либо извели, либо заставили служить гнусным замыслам Верховного и его окружения. В попытках укрепления власти и сохранения могущества применялись все способы возможной подкачки энергетики со стороны. Проводились эксперименты над людьми и животными, менялся генотип, выращивались мутанты, а в качестве жертв для испытаний Игрок нередко предоставлял кого-то из попаданцев. Свидетельствую, что тесный контакт Верховного с Игроком продолжался более восьми лет, и за это время клан всё более деградировал. Несогласных просто уничтожали. Поэтому-то нас — Тарик указывает на группу своих коллег — так мало. Мы вынуждены были маскироваться и часто, бывало, не вмешивались там, где надо было бы вмешаться. Мы выжили — но страшной ценой, и если вы сочтёте нас заслуживающими наказания наравне с теми, кто остался на площади — мы его примем.