Сороковник. Книга 3
Шрифт:
Я превращаюсь в слух.
На площади сейчас ожидают приговора сорок восемь боевых магов огня и девятнадцать простых воинов, как сообщает председательствующая. Часть из них — из местного гарнизона, часть из города, прибыли после начала военных действий. По сведениям, полученным от помилованных магов, Омар ибн Рахим, догадавшись, что переговоры с кланом некромантов добром для него не кончатся, собрал вокруг себя всех верных людей, ядро преступной группировки, как сказали бы в моём мире. И это ядро, вернее, что, что осталось от него после штурма, приговаривалось к условной смерти, поскольку оставлять в тылу прощёных врагов
— Условной? — снова не могу сдержаться. — Мага, как это?
Он в досаде закатывает глаза. Сам виноват, надо было сразу цыкнуть и не отвечать, а раз уж начал — терпи.
"Давай так", — переключается он на мысленную связь. — "Это чтобы не отвлекать других… Условная смерть означает временную блокировку жизни. Смотри, тут у нас пленных почти семьдесят человек, кто-то из них больше виновен, кто-то меньше, есть исполнители, есть те, кто гадства своего Верховного поддерживал охотно. Просканируют память каждого, а потом уже будут выносить приговор. Всем скопом и одинаково осуждать нельзя, иначе в дальнейшем к Совету не будет доверия. Его суд считается самым справедливым, а потому — окончательным. Поняла?"
Вот как? С вынесением окончательных приговоров Совета я ещё не сталкивалась, но со снятием показаний уже всё ясно. Никаких лжесвидетельств, никакого вранья или подкупа следователей: всё это при процедуре считывания памяти абсолютно исключено.
— Уважаемая Акара, каково ваше мнение, сколько времени займёт проверка всех обвиняемых? — спрашивает главный друид. — Вы привлечёте только тех помощников, что сейчас с вами или понадобятся ещё специалисты по сканированию? От нашего Ордена могу предложить двоих.
Акара что-то просчитывает в уме.
— В ближайшее время большинство из моих людей будут заняты на восстановительных работах, но троих я смогу выделить в помощь. Это и в наших интересах: чем раньше считаем показания, тем быстрее закончим, поэтому добровольцы не помешают.
— Как лицо заинтересованное я не вправе предложить собственное участие в опросах, но среди моих рыцарей трое хороших Чтецов, — немедленно подключается дон Теймур. — Они также присоединятся.
Герман, ГЛАВА стихийников, вносит свою лепту:
— Мы выделим пятерых для окончательной обработки данных, чтобы предоставить суду резюме по каждому подсудимому, дабы не тратить во время слушаний время на ненужные подробности.
— Стало быть, дня три ещё позаседаем, — итожит Симеон. — Готовь хоромы, Кайсар. Ну, так, господа хорошие, допустим, кого-то мы и помиловали. А что с теми, кого осудим? — Он делает характерный жест, проведя ребром ладони по горлу. — А? Я уж извиняюсь, что затрагиваю столь неприятный для собравшихся вопрос, но одно дело — убить в бою, другое — исполнить приговор, мы ж к этому не привыкли. На моей памяти, за ближайшие лет двадцать пять таких казней ещё не было. Придётся выбирать и способ, и как хоронить…
Лица присутствующих заметно туманятся.
— Да ведь хороший материал, — задумчиво говорит дон Теймур, — особенно маги огня как таковые. Досадно, если пропадёт. Омарова школа по праву считалась лучшей из огненных. А не приспособить ли нам их к делу, господа? У меня во время боя, да и в ходе сегодняшней операции, выбыло из строя несколько личей и призрачных магов; я бы не прочь пополнить ряды. Да и городу надо как-то восстанавливаться, вы же сами недавно упоминали: башня, школы, Академия, питомник кидриков, конюшни. Вот пусть наши осуждённые и поработают, а их абсолютное повиновение я вам гарантирую. Месяца два интенсивных работ продержатся.
— Зомби? — заинтересованно спрашивает мэр. — Знаете, дон Теймур, это интересный вариант. К тому же вы правы, в ближайшее время у нас будет большой недостаток в рабочей силе.
— И зомби тоже, но кого-то из менее виновных можем настроить на определённый срок работ живых. Всё в наших руках, господин мэр…
Похоже, основные вопросы решены, идет уточнение деталей. И мне уже не интересно происходящее. Я устала. Меня то знобит, то кидает в жар. Я хочу есть и… пить хочу, поэтому снова прикладываюсь к дарёной фляжечке. Наконец, не выдержав, начинаю озираться. Николас, обернувшись, о чём-то переговаривается с сэром Майклом и его соседом, Мага опять в мыслительном трансе… Я, выходит, уже не нужна? Может, смахнуться украдкой? Вроде бы на меня и внимания не обращают… Оно и понятно: у них — передел мира, пусть даже в рамках одной локации, оценка масштабов разрушения и стоимости восстановительных работ, вопрос о наказании Зла, чтобы долго ещё не поднялось с колен. Моя судьба интересует всерьёз лишь немногих, для остальных Обережница сыграла роль Прекрасной Елены и Троянского Коня одновременно, Обережница может уходить.
Мне хочется домой. Только куда? В пустую квартиру? Она много лет была для меня родной, а теперь опустела, и возвращаться туда одной нет никакой охоты. В Магин дом? Умный дом, хороший, уютный — но чужой. Не я его обставляла, продумывала каждую вещичку, набирала посуду на кухню и выводила охранный знак над дверью. Куда мне теперь? Куда приведут. За двадцать с лишним дней я побывала в Васютином трактире, Каэр Кэрроле, под крышей Михелевой гостиницы, в особняке у Николаса, вернулась домой, нежданно-негаданно попала к Маге, угодила в тюремный подвал к Рахимычу… Мотает меня как перекати-поле, я уже не знаю, где заночую в следующий раз. Да хоть бы и на той скамейке в гаремном парке, мне уже всё равно, лишь бы лечь, ноги вытянуть, зажмуриться и отключиться ото всего. Мало мне того отдыха оказалось, мало. От жалости к самой себе на глазах наворачиваются слёзы.
Гормоны, скорбно говорю сама себе, шмыгая носом. Из-за них, сволочей, моё настроение будет теперь мотаться из стороны в сторону, от эйфории до жутчайшего депрессняка — это я хорошо помню по первой беременности. Сейчас мне хочется откровенно зарыдать, а через полчаса, может быть, я стану умиляться над чем-нибудь трогательным. О-о, будь оно всё неладно! И рожать в моём возрасте… только людей смешить!
Не сдержавшись, я всхлипываю почти вслух. Ничего удивительного, что оба братца-некроманта тотчас забывают о собеседниках и встревожено наклоняются ко мне.
— Ива? — говорят они в один голос, точь в точь, как мои девочки, и от этого воспоминания я готова зарыдать ещё больше.
— Нет… ничего, устала просто, — отвечаю, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Нервы.
— Твою же… — расстроено говорит Николас. — Мага, хватит с неё. Всё уже, насмотрелись, убедились, через что она прошла; ты сам слышал — ещё три дня будут заседать, не меньше. Давай, уводим её. Надо будет — пусть просят, чтобы пришла, а ей сейчас нужно не меньше суток спать, иначе — сам знаешь, перегруз…