Сороковник. Книга 3
Шрифт:
— Мы заставили Совет пересмотреть планы, — гордо сообщает Николас. — Сортировка пленных закончилась, сейчас идёт основная часть разбирательств. Нас пригласят, когда понадобимся. Хочешь есть? Можно попросить что-нибудь поискать, наши люди здесь уже освоились.
При слове "есть" желудок скручивает, а во рту ощущается привкус желчи. Судорожно сглотнув горькую слюну, передёргиваю плечами.
— Брр. Не хочу. — Сажусь на скамейке, поджимаю ноги. — Знаешь, Ник, меня всё время преследует запах палёного мяса. Там, на площади, когда Рорик защиту включил — а в кругу остались циклоп и ламии. Горели они.
Он кивает.
— Видел. Пацан твой тоже дал с себя хронику считать, только не особо я там чего унюхал, но ты ж у нас запахи слишком хорошо чувствуешь. Что, так и до сих пор?..
— До сих пор. Меня уже тошнит от него, представляешь? Что-то нервное, должно быть.
— Ну да, конечно, нервное. — Он пытливо в меня вглядывается, как-то по-новому, словно впервые видит. — Пройдёт. Родственница, ты как насчёт того, чтобы себя в порядок привести? Растрепалась вся со сна, а у меня даже расчёски нет; и умыться тебе не помешало бы. Здесь неподалёку есть местечко…
— Одно местечко мне точно нужно, — отвечаю угрюмо. — А больше ничего.
— У-у, — говорит он озабоченно, — ежели женщина перестаёт обращать на себя внимание, это плохой признак.
— Ник! — закипаю. — Я сегодня убила нескольких человек, понимаешь? Сознательно. Хотела этого. Я, которая за всю свою жизнь могла разве что наорать на кого-нибудь! — Голос у меня начинает срываться. — Мальчика c его матерью прихлопнула, понимаешь? — Уворачиваюсь от попытки трогательно меня обнять. — Может, это для вас, мужчин, привычно убивать, но не мне. Да плевать, как я выгляжу и что обо мне подумают!
— Ива… — Он всё-таки меня перехватывает, притягивает к груди, сильно, но в то же время бережно. — Ну да, я же мужчина, большой и грубый, и как-то об этом не подумал. Но всё ведь по справедливости, разве не так? Любому тяжело впервые убить, не только женщине, однако скажи: разве не по приказу Омара тебя тут гнобили, пальцы резали, хотели использовать? Уж извини, что я так прямо. — Вздыхаю. — У тебя на глазах сожгли человека, живьём, помнишь? — Меня опять передёргивает. — Прости. Много чего за этим Верховным собралось, так что не сомневайся — правильно ты припечатала его, и приспешников. А тот охранник, который порол девочку? Помнишь, сколько там, в камере было клещей? И ручки у них блестящие, отполированные, сразу видно рабочие. Ну? Тяжело, Ива, кто ж спорит, но зло нужно наказывать. Считай, что ты за всех расплатилась, кого до тебя замучили.
— Расплатилась… — Я отстраняюсь, хочу пригладить волосы рукой, но, вспомнив о беспалости, поспешно прячу её за спину. — А ребёнок?
Впервые вижу у Николаса такие колючие глаза. Прямо как у его младшего братца, когда тот не в духе.
— А ребёнок этот, душа моя, останься жив — и лет через десять начал бы охоту на тебя и наших девочек, — говорит жёстко. — Или ты думаешь, Омар на ночь рассказывал ему хорошие добрые сказки? А безутешная вдова на другой день после смерти мужа подослала бы к тебе отравителей или просто убийц. В который раз за сегодня спрашиваю: сколько тебе лет?
Кажется, даже Тёмные рыцари посматривают неодобрительно. И действует на меня отрезвляюще не столько логика, пусть и жестокая, сколько преображение вечного балагура и бабника в сурового обвинителя. Я, конечно, знаю, что он далеко не всегда такой легкомысленный, как кажется, но не готова увидеть его в такой ипостаси.
— Наверное, ты прав, — говорю после паузы. — Да и я, собственно, всё понимаю. Просто хотелось выговориться. Извини. — И вдруг некоторое обстоятельство заставляет меня нервно заёрзать на скамье. — А всё же мне бы надо разыскать… ну, сам понимаешь… — Начинаю смущаться.
— Да что тут разыскивать, — говорит он с досадой. — Вот у тебя за спиной целый женский корпус, а к нему как раз ещё один домик примыкает. Пойдём. Только уж не взыщи, охрана сперва проверит.
Я даже дар речи теряю. Временно. Родственник пожимает плечами.
— А как ты думала? Нет, ты, родственница, не спорь и дисциплину мне не разлагай, что ребятам положено делать — то пусть и делают. Надо будет — они у тебя и под кроватью заночуют, чтобы тебя защитить, но, надеюсь, до этого не дойдёт. Давай-ка, вставай потихоньку, да себя прослушай: всё ли в порядке? Ничего не болит, не тянет? Идти сможешь?
— Вроде бы, — прислушиваюсь к ощущениям. Нет, нигде ничего не болит. Встаю и, случайно задев, смахиваю со скамейки чучей, про которых забыла. Николас подхватывает куколок с травы, отряхивает, подаёт мне. Чучундрик с чувырликом слегка помяты, но выглядят по прежнему мило и задиристо.
— Гляди-ка, тот, что от земли, ещё работает! — невольно улыбаюсь и рассовываю обереги по карманам. — Ты подумай!
— Так и огневой работал бы, — Николас цепляет мою руку себе под локоть, — только он обожрался, больше тянуть на себя не может. Это ж из-за него мой дорогой братец отделался глазом да лёгкими ожогами, а ведь могло остаться не больше, чем от твоего заговорщика… Тарика, кажется?
— Обож… что? — в ужасе спрашиваю.
— Да идём уж, идём. — Родственник не рвётся вперёд, как обычно, а подлаживается под мой мелкий шаг и увлекает напрямки через садик к крылу основного дворца, к женской половине, той самой — в балкончиках и ажурных решётках. И снова, как несколько часов назад, кажется, что из-за резных загогулин и витражных стёклышек в меня летят, словно стрелы, острые недоброжелательные взгляды. — Файербол в твоего муженька наречённого врезался, у меня на глазах, между прочим. Я даже развернуться не успел, с тыла метнули… Осторожно, не споткнись, здесь корень, шагай выше. Мага-то в это время с гарпиями работал, сразу трёх в небе контролировал и, чтобы силы не распылять, снял защиту. Тут по нему и шарахнули. Его прикрывала девушка-лучница, так бедняжку спалило сразу, за какие-то доли секунды. Вот этих долей твоему чу…чуче, в общем, и хватило, почти весь заряд в себя втянул, огонь лишь по касательной прошёлся. Не жалей, Ива, не жалей ни о чём. Ты ещё легко отделалась.
Охранники меняют строй. Один заходит вперёд, зорко поглядывая, другой намеренно отстаёт. Николас задерживает взгляд на слепых окнах.
— Проверено и заблокировано, — впервые подаёт голос Тёмный рыцарь, тот, что сзади.
— Неужели сопротивлялись? — удивляется Николас.
— Ещё как. Разоружены и заперты.
Больше рыцарь ничего не добавляет, да ему и не положено общаться. Но по его тону можно определить, какого мнения он о подобных гуриях. Сильно я сомневаюсь, что разберут их по семьям… Хорошо, что окна заблокировали, ничем материальным не достанут, а от одних взглядов меня не убудет. Я тоже могу посмотреть как следует… Нарочно резко поворачиваю голову к ближайшему окну — и кто-то с шумом, роняя мебель, отпрыгивает вглубь комнаты. Пусть попугаются.