Советская поэзия. Том первый

Коллектив авторов

‹1957›

РАДУГА

Лесок похвалялся Убором зеленым, А озеро — синим, А розы — червонным. Лишь радуга В споре была незаметна, Но вспыхнула после дождя Семицветно. Над лесом, над садом, Над озером ясным Блеснула зеленым, И синим, и красным.

‹1965›

САНДЖИ КАЛЯЕВ

(Род. в 1905 г.)

С калмыцкого

О НЕМ ПОЮ

Говорят, что степной орел Постоянно, хоть раз в году, Прилетает к тому гнезду, Где он крылья свои обрел. Так и мне навек суждено, Чтоб всегда возвращался я В то гнездо, где давным-давно Начиналась строка моя. Ленин!.. С именем этим слит Моих

дум вдохновенный стих, Ибо имя это стоит У начала всех строк моих. Мне и в трудные те года Было многое по плечу, Потому что везде, всегда Жил я только по Ильичу. Никогда душой не кривил, Сердце с сердцем его сличал, Чтоб была у меня в крови Хоть частица от Ильича… Если кто меня спросит вдруг — Я пишу о нем или нет, — То на этот вопрос в ответ Так скажу я: «Послушай, друг! Потому я и есть поэт, Что всегда — в труде и в бою — Вновь и вновь я о нем пою. Я о нем не могу не петь». И добавлю: «Уверен будь, Я всю жизнь и стою на том: Пел я Ленина, начав путь, И закончу — песней о нем».

ВАЛДИС ЛУКС

(Род. в 1905 г.)

С латышского

СМЕРТЬ НЕ ДЛЯ НАС

Неправда, Что жизнь люди больше не любят И что, проклиная себя и других, Ножи точат, и петлю себе готовят, И ждут, как спасенья, авто из мертвецкой Неправда. Не так это. Нет! Каждый день Миллионы людей Говорят, поднимаясь: — Товарищи! Смерть не для нас! О нет! Не хотят умирать пролетарии. И, даже убитые, лягут они, Чтоб жизнью своей замостить эти улицы Для тех, кто в грядущее смело дойдет! Нет! Только тот, кто жизни не любит, Ее не захочет отдать за других, Только тот, кто жизни не ценит, Поднять свой кулак против мрака не сможет И будет молчать!

‹1934›

СОЛНЦЕВОРОТ

Этой ночью, одинокой ночью, Когда в поле мечется метель, Не хочу под взвизгиванье вьюги Лечь в постель. Этой ночью, одинокой ночью, Солнце борется, соча смертельный пот. Кажется: в снегах бредет убийца, Держит нож, таится, ждет. Но ты знаешь: все это смятенье, Через стекла этот сон и бред Этой ночью, одинокой ночью, Предвещают — близится рассвет! Это — ритм природы: эти битвы, Миллионы лет идут они. Слышишь! Исходя кровавым потом, С плеч во мрак душителя стряхни! Знай: петли на свете не осталось, Что тебя могла бы задушить! Ты придавлен? Ты затоптан? Встанешь! Будешь жить!

‹1938›

ПЕРЕД БОЕМ

Снова со смертью мы в споре. Сотни ракет, словно зори, брызжут из тьмы. Трубки дымятся и тлеют… «Кто же из нас уцелеет?» — думаем мы. Вьется дымок вдоль наката, а на душе у солдата думка одна. Страх в этот час нам неведом, сердце желает победы — будет она! Снова со смертью поспорим. Брызжут ракеты над взгорьем, в небе скользя… Выжгут все горе на свете руки солдатские эти! К бою, друзья!

‹Северо-Западный фронт, 1943 а.›

КАНАЛЫ

Каналы, скованы гранитом, Струятся, уходя под землю, Их щукам не рябить сердитым, В их рукавах туманы дремлют. Их берега расшила осень, Узоры желтым вышивая, Со звоном улица проносит Автомобили и трамваи. По вечерам в их водах чистых Свершает город омовенье. И на подвесках серебристых В них звезд и окон отраженье.

‹1945›

ЦВЕТЕТ ЗЕМЛЯ

Дождь теплый, урожайный тихо льет, цветут луга, и рожь в пыльце цветет. Цветет земля. Там, где борозд следы, должны подняться пышные скирды. И пахарь, полный радости, глядит, как рожь склоняется и шелестит. Ласкает он колосья. Где давно осыпалась пыльца, живет зерно. Дождь теплый, урожайный тихо льет, цветут луга, и рожь в пыльце цветет. Мельчайший корень тянет жизни сок, зеленую ладонь раскрыл росток. Вот так и ты, согрет весны лучом, будь родине живительным дождем!

‹1950›

ЛЕОНИД МАРТЫНОВ

(Род. в 1905 г.)

КРУЖЕВА

Я не знаю — она жива или в северный ветер ушла, Та искусница, что кружева удивительные плела В Кружевецком сельсовете над тишайшею речкой Нить? Кружева не такие, как эти, а какие — не объяснить! Я пошел в Кружевной союз, попросил показать альбом, Говорил я, что разберусь без труда в узоре любом. Мне

показывали альбом. Он велик, в нем страницы горбом, И, как древних преданий слова, по страницам бегут кружева. Разгадал я узор — сполох, разгадал серебряный мох, Разгадал горностаевый мех, Но узоров не видел тех, Что когда-то видал в сельсовете Над тишайшею речкой Нить, — Кружева не такие, как эти, а какие — не объяснить! Я моторную лодку беру, Отправляюсь я в путь поутру — ниже, ниже по темной реке. Сельсовет вижу я вдалеке. Не умеют нигде на свете эти древние тайны хранить, Как хранили их здесь, в сельсовете, над тишайшею речкой Нить. Славен древний северный лес, озаренный майским огнем! Белый свиток льняных чудес мы медлительно развернем. Столько кружева здесь сплели, что обтянешь вокруг земли — Опояшешь весь шар земной, а концы меж землей и луной Понесутся, мерцая вдали… Славен промысел кружевной! Это те иль не те кружева? Мастерица! Она жива? Да, жива! И выходит она, свитой девушек окружена. Говорит она: — Кружева мои те же самые, те же самые, Что и девушки и молодушки. Не склевали наш лен воробушки! Не склевали лен черны вороны, разлетелись они во все стороны! Кружева плету я снова. Вот он, свиток мой льняной. Я из сумрака лесного, молода, встаю весной. Я иду! Я — на рассвете! Встретьте девицу-красу В Кружевецком сельсовете, в древнем северном лесу!

‹1932›

ЛУКОМОРЬЕ

Кто ответит — где она: Затопило ее море, Под землей погребена, Ураганом сметена? Кто ответит — где она, Легендарная страна Старых сказок — Лукоморье? Это я отвечу вам: Существует Лукоморье! Побывал мой пращур там, Где лукой заходят в море Горы хладные. У скал Лукоморье он искал — Волшебную эту местность, Страну великих сокровищ, Где безмерна людская честность, Но немало див и чудовищ. Здравствуй, северная Русь! Ты, Югра-соседка, здравствуй! Сказка, здесь над былью властвуй! Различить вас не берусь. Ветер северный, могуч, гонит тучи снеговые, — У них выи меховые. Белки валятся живые. Соболя летят седые из косматых этих туч, Прямо в тундру, за Урал. Там мой пращур их и брал. Мол, к нашим дырявым овчинам Пришьем драгоценны заплатки И сбудем заморским купчинам Мы красного меха в достатке. Что мой пращур? Голытьба! Он в лохмотьях шел тайгою. Но свела его судьба с мудрой бабою-ягою, То есть с женщиной в яге — в теплой северной одежде…, Я о встрече той в тайге вспоминаю и в надежде, Что этнографы прочтут и обдумать им придется Все изложенное тут. Шуба женская зовется Там, на севере, ягой. Знай, этнограф дорогой! Баба-яга сердита. — Ну, — говорит, — погоди ты! Зря, — говорит, — не броди ты! Женю я тебя на внучке, Возьмет в золотые ручки. Верно, пращур? Было так? Золотым копьем блистая, Поджидала вас, бродяг, дева-идол золотая, Сторожила берега Мангазеи и Обдорья, Неприступна и строга, охраняла Лукоморье. Злата шкура на плечах, Золотой огонь в очах, — Грейся, пращур, в тех лучах! — Ах, гостеприимна, В чуме вот только дымно! В губы не целовала, Мерзлую рыбу давала, О чем она толковала? — Пусть бьются князья с князьями — Народы будут друзьями. Ты остался, пращур, там? Венчан снежными венцами? Ложе устлано песцами? Нет! К волшебным воротам За тобою по пятам Шел Куракин со стрельцами, Со стрельцами да с писцами за тобою по пятам. Шли не с чистыми сердцами к Лукоморским воротам И закрылись ворота, и в туман укрылись горы, Схоронилася в Обдоры дева-идол золота. И волны гремели на взморье, И ветры над камнем шумели: Исчезло, ушло Лукоморье, — Хранить вы его не сумели! Лукоморье! Где оно? Не участвую я в споре Тех ученых, что давно потеряли Лукоморье На страницах старых книг, в незаписанном фольклоре Знаю я: где север дик, Где сполоха ал язык, — Там и будет Лукоморье! Там, у дальних берегов, где гремят морские воды, Где восстали из снегов возрожденные народы, — Лукоморье там мое! Там стоит она, богата, Опираясь на копье, а быть может, на ружье, Молодая дева Злата. Я не знаю, кто она, — Инженер или пастушка, Но далекая избушка, что за елками видна. Снова сказками полна. Здравствуй* дивная страна!

‹1945›

ВОДА

Вода Благоволила Литься! Она Блистала, Столь чиста, Что — ни напиться, Ни умыться. И это было неспроста. Ей Не хватало Ивы, тала И горечи цветущих лоз. Ей Водорослей не хватало И рыбы, жирной от стрекоз. Ей Не хватало быть волнистой, Ей не хватало течь везде. Ей жизни не хватало — Чистой, Дистиллированной Воде!