Советская поэзия. Том первый

Коллектив авторов

РОДИНЕ

Ты снишься — сиротой без крова, — В крови, в слезах, в печали… Я сотни миль пройти готова, Чтобы узнать — жива ли! Сады ль твои зарозовели, Плоды ли рдеют, зрея… Сквозь ветер, зной, дожди, метели Приду, приду к тебе я! Ты озираешься тоскливо, Твой светлый взгляд печален. Где города твои, где нивы, — Край пепла, край развалин! Где лучшие из лучших дети?… Ты руки заломила. Дома их разоряет ветер, Безвестны их могилы. Как снятся мне твои просторы, Что всех краев чудесней!.. Вернусь к тебе, родная, скоро С моею лучшей песней!

‹1941›

БЕТХОВЕН

Зачем

ты шествуешь сквозь бурю И вихрь седые кудри рвет? Остановился, глянул хмуро И снова ты идешь вперед. Что было в прошлом? Великаны Или пигмеи — все равно… Шагает время неустанно, И ты с грядущим заодно. Где те, о гений одинокий, Что силою тебе равны? И этот день, и век далекий Восторгом пред тобой полны. Ты необъятен, словно море, Никто не знал такой судьбы… Иду сквозь слезы, кровь и горе Я с поколением борьбы. Тебя не солнце провожает На огненном закате дня, То в след шагов твоих ступает Моя кровавая ступня. Пусть льется кровь, пусть горе бродит, Пусть город в пепле и чаду, — Вот новый человек восходит, Его приветствовать иду, Чтоб к солнцу стяг был поднят алый Недрогнувшей рукой моей И чтобы я расцеловала Всех к правде рвущихся людей.

‹1942›

ПОЙ, СЕРДЦЕ, ЖИЗНЬ

Пой, сердце, жизнь, тобой любимую, Лазурь безоблачную, чистую, И тучку, ветерком гонимую, И в сосняке тропинку мшистую. Пой жизнь без пуль, без думы черной. Летящую беспечной птицей, — О, радость ласточки проворной! Журавль над спящею криницей! Пой о войне всепожирающей, Пой, как всегда, без принужденья, О жизни, в пламени сгорающей, О жизни, ждущей возрожденья. Пусть льется песня, обгоняя Степные ветры быстролетные, Пусть заглушает, боевая, Скороговорки пулеметные. Когда ж, залив очаг пылающий, Иссякнут слезы поневоле, Спой новый стих, без слез рыдающий, — Пусть корчатся слова от боли. Рази врага словами колкими, Стрелой пронзай отродье змиево, Стальными бей его осколками И мертвою петлей души его. Пой, сердце, все, чем ты гордишься, — Надежды, радости, тревоги, А смолкнешь — в камень обратишься, Тебя затопчут вражьи ноги.

‹1943›

ОСЕНЬ

Зацветает вереск. Наступает осень, В теплые пределы улетают птицы. Светлая береза — меж двух темных сосен Как тебя мы любим — белая сестрица. Мы попросим бури: будьте осторожны, Не треплите, ветры, вы зеленой челки. Вы терзайте, бури, явор придорожный, Вы играйте, ветры, пылью на проселке.

‹1943›

БЕЗДОЛЬНАЯ

Как я бездольна! Слезыньки застят Очи мне тьмою… Будешь ли снова, майское счастье, Счастье весною? Будет ли песня вновь раздаваться Скворушки-братца? Петь я хочу, хочу улыбаться, Звонко смеяться… Слов не хватает! — все-то их мало, Сколько ни сетуй! Я бы снежинкой белой припала К родине светлой.

‹1943›

ЛИТВЕ

Бушует черная гроза, И в небе сумрачном и рваном Пороховые облака. А ты все так же далека!.. Озер тишайшие глаза Прикрыты тьмою и туманом. Налились кровью небеса. А ты на пепелище стылом Стоишь без памяти — одна, Растеряна, разорена… Озер тишайшие глаза Заволоклись тяжелым дымом. Не жалко сказочных коней, Не жалко юности беспечной, — Я плачу о судьбе твоей… Земная, скорбная краса, Озер тишайшие глаза, — О вас тоскую бесконечно. Скатилась чистая слеза Ручьем по выжженному полю. Не плачь, тоску свою забудь! Меня проводят в дальний путь Озер тишайшие глаза… Вернусь, неся в подарок волю.

‹1944›

* * *

Настанет май, в садах сирень очнется, И соловей безмолвствовать устанет… И пусть пока — в руинах ветер бьется, Над мертвою землей — вороньи стаи, Пороховая гарь, обугленные трубы И

черные неубранные трупы. Мы вновь вернемся под родимый кров, И землю вылечим, и успокоим кровь. Настанет май, и ранние зарницы Утихшей боли в нас не растревожат. Весной сирени как не распуститься? — И соловей весной не петь не может.

‹1944›

ПРЕДВЕСЕННИЕ ВЕТРЫ

О ветры предвесенние! Взлетая, С веселым смехом мчитесь вы над нами, Как белых голубей большая стая, Как голуби — с зелеными ветвями! Развейте, ветры, тленье и удушье, Осыпьте золотом песка — могилы! Пусть легче пуха будет всем уснувшим Земля, которой отданы их силы! Пускай крылами, стоя вровень с небом, Вам мельница кивает ветряная!.. Ведь ветер пахнет жизнью, пахнет хлебом, О счастье прежнем всем напоминая! Поля — в потоках солнечного света, Синеют дали, дышат благодатью… О, ветры предвесенние! О, ветры Земли родимой!.. О, свободы братья!

‹1945›

ТЕОФИЛИС ТИЛЬВИТИС

(1904–1969)

С литовского

УПЫРИ

Растаял дым. Кровь смыта. Рассветает. Ушли на запад сумерки и муть. Литва! Передо мною вырастает Единственный твой осветленный путь. Ужасные, чудовищные годы Твоей не исказили красоты. И снова в светлой радости свободы, Воскресшая, ждешь новых песен ты. Твой сын наладил плуг. Он хлеб посеет, И снимет хлеб, и в теплый дом войдет… Но что за тень над мирным полем реет И прячется, едва лишь рассветет? А в час, когда росой овраги дышат, Когда стогами убраны холмы, Чьи крылья воздух медленно колышут? То гробовой упырь, исчадье тьмы. Вот он крадется тихо по деревне, Метет дорогу шерстяным крылом, И входит в дом, и по привычке древней Затягивает благостный псалом. Или, таясь у ветхого уступа В церковной нише, в мертвенной тиши, Красуясь белым облаченьем, скупо Отвешивает милость для души. Вечерний час. Все плавится в закате. Огни в домах то вспыхнут, то замрут. Легли у деревянного распятья Серпы жнецов, благословивших труд. И человек снимает шапку строго, Он просит бога доброго помочь. А старший сын его во имя бога Из-за угла подстрелен в эту ночь. На лбу отца, как на коре древесной, Не счесть борозд, потрескалась рука. А тень сползает по стене отвесной, Скребется ногтем в окна чердака. А на заре, когда прохладны росы, Когда вокруг людской веселый гам, И косари натачивают косы, И где-то пляшут грабли по лугам, — Увидишь ты, как на телеге тряской Тень черная соборовать спешит, — Та самая, что под бандитской маской Любым ножом от жизни отрешит… В день троицын отбрызгали кропила, Струится ладан, голубеет даль, Весна, пробившись в окна, ослепила Цветной церковной утвари хрусталь. Упырь-мертвец приблизил к чаше губы, И бедняки пред ним простерлись ниц. Вздохнул орган, и сомкнутые трубы Сулят в раю блаженство без границ. И вот уже слуга Христа в постели. Он не забудет, что в бору седом Другие божьи слуги просвистели И грудой пепла стал крестьянский дом. И снова натощак, едва светает, Теснятся прихожане у дверей, Чтобы свершилась исповедь святая, Дал отпущенье добрый иерей. Он хлеб святой разделит мирной пастве И, отшвырнувши колокольчик прочь И за пояс гранату сунув наспех, Для мокрых дел упырь ныряет в ночь. Откуда ж эта нечисть вековая? Зачем она является из тьмы, Крылами смерти солнце затемняя, Уродуя народные умы? Или еще от солнечного блеска Былое не исчезло без следа, Не сыплется, как выцветшая фреска Бесовских харь и Страшного суда? Уже моя зеленая планета Наполовину в зареве зари. Ночная нечисть ощутила это: Торопятся в могилу упыри!

‹1947›

ОТДЫХ

Грохочет Балтика, и волны, пенясь, мечут Янтарь сверкающий и дышат тяжело. В полдневную жару, в июньский тихий вечер На Неринге легко, привольно и светло. Пески накалены, волна бежит со звоном. Сторожевой корабль спокойно подошел, Рабочим с фабрики «Триничяй» хорошо Дышать балтийским воздухом соленым. Погожий день. Малыш играет на песке. Как мира часовой, как мужественный воин, Сторожевой корабль стоит невдалеке. Ребенок на песке и весел и спокоен. Его родители, что выросли в подвале, Не зря надеялись — и счастье увидали.