Советская поэзия. Том первый

Коллектив авторов

В НАЧАЛЕ ЛЕТА

Пусть силы еще не набралося лето, Но речка играет, полна красоты. И аира сабли пробилися к свету, Поднялися к солнцу из мутной воды. Лоза распушилася — вдруг осмелела И тоже в воде по колено стоит. А сколько же лилий — фонариков белых Под вечер над заводью сонной горит! А месяц взойдет — аж до дна проникает, А там серебро, а не камушки, нет! А выскочит рыбка — свечой засверкает, Плеснется — аж сердце вздыхает в ответ.

КОГДА В КРАЮ…

Когда в краю, где бегал босым, Бывал я, — верьте или нет, — «День добрый!» — я шептал березам, «День добрый!» — слышал я в ответ. И

сердце гулко так стучало, Как будто в пору детских лет. «День добрый!» — речку привечал я, «День добрый!» — речка мне в ответ. Разгорячась, я шел напиться, В траве прокладывая след. «День добрый!» — говорил кринице, «День добрый!» — мне она в ответ. И благодарен, и взволнован, Я был готов обнять весь свет: «День добрый, луг, поля, дубровы!» «День добрый!» — все они в ответ.

ВОЛНЕНИЕ

Напрасно люди ждут покоя. Но я не тот. Не из таких. И ты, волнение людское, Со мною с первых дней моих. Да что там я! Легко заметить — Оно не нам одним дано: Оно во всем на белом свете. Во всем как есть. Везде оно. Глядишь, оно и в море синем, В земной коре — во все века, Оно пылит песком в пустыне, Сдвигает в небе облака. Оно и в соловьином пенье, В ключе, что льется ручейком, В листке березовом весеннем И в струнах скрипки под смычком. Увидишь вдруг пушинку в небе — И та волнуется, летя, Волнуясь, дышат зерна в хлебе, Под сердцем матери — дитя. Покоя нет. И мне сдается: Нет ни для этих, ни для тех. Мое ведь тоже сердце бьется, За все волнуясь и за всех.

* * *

Не спишь. Тревожно сердце бьется Ища себя в строках твоих. Поэзия — рытье колодца: Чем глубже, тем прозрачней стих. Копай упрямо, чтоб оттуда, Из глубины, забил родник, Чтоб над сухменью не как чудо, А как победа он возник. Чтоб кто-то, иссушенный жаждой, Уста свои в нем освежил. Чтоб ощутил, читая, каждый, Что это он твой стих сложил.

ПЕТРО ГЛЕБКА

(1905–1969)

С белорусского

* * *

Зачем гадать, мечтая о далеком, Тому, кто в жизнь не верит всей душой? Нальется яблоня румяным соком И зашумит весеннею листвой. Но не собрать ей листьев, что опали, И не вернуть увядших лепестков. Лишь звезды те же, что всегда сверкали, Да неба синь сквозь дымку облаков. Как месяц молодой, гляжу на землю, — Я разгадать грядущий день пришел: Лишь тот мечтает, будущему внемля, Кто верит в современное душой.

‹1925›

ЯГОДЫ

Каким он выдался счастливым И урожайным — этот год! В саду — крыжовник, зреют сливы, Клубники полон огород. Пустырь вчерашний, никудышный, И тот плоды приносит вдруг: Черешни дикие и вишни, Аж ветки ломятся вокруг. Над самой речкой, средь крушины, Сплошной смородиновый рай, И цепкие кусты ожины Зовут: — Иди и собирай! Ах, что за ягоды лесные! Полянки щедро зацвели, Когда весенний луч впервые Коснулся утренней земли. Сперва возникла земляника, Вся розовая, вся в росе, А там, средь вереска, гляди-ка Черника в сумрачной красе. К исходу сладостной малины Готовит лето новый взрыв, Все боровые луговины Брусничной завязью покрыв. А на болотистой поляне — Багрянец клюквенной поры. И следом — позднее пыланье, Рябин осенние костры. Каким он выдался счастливым И урожайным — этот год. Под стать неистощимым нивам И сад, и лес, и огород.

‹1940›

УПОРСТВО

Идут кровавые бои — сильней день

ото дня. Четвертый день друзья мои на линии огня. На них два раза танки шли, засыпали землей. Они восстали из земли и снова рвутся в бой. Они врага отбросят вспять и долг исполнят свой, пока стоит за эту пядь хотя б один живой.

‹1941›

СМЕРТЬ СОЛДАТА

На ратном поле умирал солдат, Он смело дрался до последней пули, Его друзья уже навек уснули, Теперь он замыкал их скорбный ряд. Он тихо отходил — обрел покой, Высокое исполнил назначенье. Враги лежали тоже без движенья — Он целил в каски снайперской рукой. И жаждал человек в свой смертный срок Ладонью тронуть стебелек зеленый, Не пулями, но солнцем опаленный. Услышать леса мирный говорок. Да только пусто было перед ним — Трава пожухла, сосны почернели, Сраженные, как он, лежали ели, И над землей клубился горький дым. Но как в былинах у слепых певцов, Собрав остаток богатырской силы, Очнулся воин на краю могилы И обратился к небесам лицом. Лазурь сгущалась и сближалась с ним, День поникал, и солнце умирало, За край земли неспешно уплывало — К могилам братским, к сыновьям своим. Но свет его бессмертный золотил Обугленное поле, павших лица Тревожил, даже черный дым светиться Заставил, — мертвый лагерь оживил. Вот солнце уже кануло на треть, Глаза в глаза солдата провожая. Как многозначна красота земная, Когда смогла украсить даже смерть. И губы остывавшие бойца Шептали: «Не вернусь домой, я знаю, Но снова расцветет страна родная, И верю я, что жизни нет конца». Молю судьбу — дай мне такую смерть, Чтоб на краю разверзнутой могилы И мне хватило мудрости и силы В своей последней песне жизнь воспеть

‹1944›

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Ну вот и мы с тобою дома! За поворотом будет сад, А дальше — хаты. Нам знакомо Все это с давних лет, солдат! Сгустились сумерки, как прежде. Давай, земляк, пойдем быстрей. Веди нас, добрая надежда, К заветной хижине моей. Войной гонимые по свету, Мы помнили свой уголок, И, может, за три года ветер Замел следы солдатских ног. Но все тут нам давно знакомо: За поворотом будет сад, А дальше — хаты. Вот и дома! Но что такое? Стой, солдат! Иль заблудились мы с тобою? Иль ты, друг, лишнего хватил? Прибавим шагу. Что такое? Нет, здесь, я помню, садик был. За ним вот тут стояла хата, Здесь тополя шумели в ряд… Коль смерть не тронула солдата, Так насмеялся лютый кат. Нам нет пристанища с тобою, Где были хаты — там пустырь, Крыльцо засыпано золою, Везде ольшаника кусты… Каких примет нам не хватает? Я узнаю тебя, земля, В том, как звезда в ночи мерцает, Как пахнут свежестью поля. Нет, ошибиться мы не можем, Коль сердце дом свой узнает! Давай, земляк, мешок положим И отдохнем-ка у ворот. Где смерть пожаром бушевала, Раздуем тихий огонек, Портянки высушим сначала, В огонь поставим котелок. Чуть-чуть поспим, а на рассвете Я — за топор, а ты — за лом, Чтоб разобрать руины эти, Чтобы построить новый дом. И снова станет все знакомо: За поворотом будет сад, А дальше — хаты… Знаешь, дома И горевать легко, солдат!

‹1945›

* * *

Я спал. И сны мои летели Неслышно в тишине ночной. А может, и на самом деле Сегодня ты была со мной. Я целовал живые руки, Заглядывал в глаза твои. В них отразились все разлуки, Дороги, тяготы, бои. И вот проснулся… Надо мною Стоит все та же тишина. В безлюдной роще дремлет хвоя Сияют клены у окна. И я, неверующий, верю — Со мной была твоя душа. Как след находки и потери, В тетради — след карандаша.