Советская поэзия. Том первый

Коллектив авторов

‹1938›

ЗАБРОШЕННАЯ МЕЛЬНИЦА

Над старой мельницей в степи белеет облаков гряда, И мельничное колесо толкает медленно вода. Шумит вода под колесом, свершающим впустую круг. О муках предков говорит мне этот заунывный звук. Ты помнишь, мельница, зимой бурливый замерзал ручей Случалось людям голодать во мгле томительных ночей К тебе забытая тропа травой высокой поросла, И по асфальту ныне хлеб везут машины без числа, Не сыщешь в зелени густой заброшенную колею, Ведь электричество теперь вращает мельницу мою. Сияет празднично мой дом, и лампы озаряют сад, Как золотистые плоды, среди ветвей они висят. Тебя не станем разрушать. Как прежде, у дороги стой. Уснешь с полдневным пеньем птиц, ютящихся в листве густой Тебя на утренней заре разбудит

блеянье ягнят. О мельница, в твоей тени прохладу травы сохранят. Крутя впустую колесо, ты еле переводишь дух. Отныне завсегдатай твой — колхоза нашего пастух.

‹1950›

ДОМ НА ОКРАИНЕ ДЕРЕВНИ

Прячутся в зелени плоские кровли из глины. Тихо сияет над ними воздушная высь. Словно невесты, деревья цветущей долины Принарядились — насилу весны дождались! Солнце взошло. Небеса голубые покаты. Четко белеют домов глинобитных ряды. Их обитатели мудростью века богаты, Новая жизнь озарила дома и сады. Принадлежит кузнецу или животноводу На деревенской окраине маленький дом? Может быть, властной рукой изменяет природу Скромный хозяин его, молодой агроном? В каждом труде мы ему пожелаем удачи. Важно одно: тут свободный живет человек. Спит на террасе дитя в колыбели висячей, Солнечный луч пробежал вдоль опущенных век. Крепко зажмурив глаза, улыбнулся спросонок Маленький мальчик с румяным и смуглым лицом. Взору поэта рисуется этот ребенок Будущих дней вдохновенным и смелым творцом.

‹1950›

ИВЫ

На закате листва становилась час от часу мглистей. Серебристые ивы теснились толпой у ручья, Ветви тихо сплетались, шуршали задумчиво листья. Дед сказал мне: — О счастье земном шелестит их семья Даже в шорохе листьев он слышал о счастье беседу, Оттого что без радости прожил в родимом краю. Нищета и бесправье, при жизни сопутствуя деду, После смерти ему обеспечили место в раю. Старый дед мой скончался, не ведая жизни счастливой Ожидая в загробном блаженстве награды за труд. Положили под мышки покойному веточку ивы, Чтоб опорой в раю послужил ему ивовый прут. Серебристые ивы, теперь мы не станем на тризне Ваши ветви срезать, очищать от зеленой листвы. Наши люди познали великое счастье при жизни. Нам при жизни большую услугу окажете вы. Чтоб гордились колхозы обильным своим урожаем, Чтоб сюда из Ирана мертвящий не дул суховей, Мы густыми лесами родные поля окружаем, Мы поля отдаем под защиту зеленых ветвей. Нам осенней порой удалось потрудиться на диво. Посадили мы множество маленьких ив и чинар, Чтобы влагу из облака пили чинары и ивы, Умеряя грозящий колосьям удушливый жар. Ширь колхозных полей насажденья лесные обнимут, Густолистые кроны сольются в зеленый массив. Я живу на земле, изменяя природу и климат. К солнцу трепетно тянутся юные саженцы ив.

‹1950›

* * *

Если б судьба посулила мне век беспечальный, Я бы сказал, что такой себе жизни не мыслю. Если б душа не болела за ближних и дальних, Значит, в приходе моем и уходе бы не было смысла Пил я горечь, и пил наслаждения чашу, Солнце меня опаляло и вьюги слепили. Шел по асфальту и продирался сквозь чащу, Людей полюбил я, и люди меня полюбили. Боль и отрада, веселие братского пира, Жертва, награда, добросердечье и зло. Благодарю тебя, сложность подлунного мира, — Все это я испытал. Значит, мне повезло!

ОЗАРИ МОЙ ДОМ

Тебя зовут луной, зовут звездой. Ты смотришь горделиво и, признаться, Полна уверенности молодой, Что нелегко в твое пробраться царство. Сравненья эти, ты меня прости, Полны какой-то старомодной сути, К тому же даже на луну пути Отыскивают яростные люди. И мерой отдаленности теперь Быть и луна и звезды перестали. Могуществу земного сердца верь, Которое все постигает дали. Давай-ка лучше побродим в горах, Благословим с тобою это утро. В людских заботах, в солнечных цветах Почувствуем, как мир устроен мудро. Сравнить тебя с звездой совсем не трудно, Но, к сожаленью, звезды малолюдны, А в глубине живой души, пойми, Есть свой неповторимый звездный мир. Войди в него. Пусть эта глубина Тебя своим земным теплом приветит. И помни, что и звезды и луна Томительно завидуют планете. И если в самом деле ты звезда, То подари земле свое свеченье И озари мой дом земной тогда: Светить — светил прямое назначенье!

АРСЕНИЙ ТАРКОВСКИЙ

(Род. в 1907 г.)

ЗУММЕР

Я бессмертен, пока я не умер, И для тех, кто еще не рожден, Разрываю пространство, как зуммер Телефона грядущих времен. Так последний связист под обстрелом От большого пути в стороне, Прикрывает расстрелянным телом Ящик свой на солдатском ремне. На снегу в затвердевшей шинели, Кулаки к подбородку прижав, Он лежит, как дитя в колыбели, Правотой несравненною прав. Где когда-то с боями прошли мы От большого пути в стороне, Разбегается неповторимый Терпкий звук на широкой волне. Это старая честь боевая Говорит: — Я земля. Я земля, — Под землей провода расправляя И корнями овсов шевеля.

ВЕЩИ

Все меньше тех вещей, среди которых Я в детстве жил, на свете остается. Где лампы-«молнии»? Где черный порох? Где черная вода со дна колодца? Где «Остров мертвых» в декадентской раме? Где плюшевые красные диваны? Где фотографии мужчин с усами? Где тростниковые аэропланы? Где Надсона чахоточный трехдольник, Визитки на красавцах адвокатах, Пахучие калоши «Треугольник» И страусова нега плеч покатых? Где кудри символистов полупьяных? Где рослых футуристов затрапезы? Где лозунги на липах и каштанах, Бандитов сумасшедшие обрезы? Где твердый знак и буква «ять» с «фитою»? Одно ушло, другое изменилось, И что не отделялось занятою, То запятой и смертью отделилось. Я сделал для грядущего так мало, Но только по грядущему тоскую И не желаю начинать сначала: Быть может, я работал не впустую. А где у новых спутников порука, Что мне принадлежат они по праву? Я посягаю на игрушки внука, Хлеб правнука, праправнукову славу.

ПОСРЕДИНЕ МИРА

Я человек, я посредине мира, За мною мириады инфузорий, Передо мною мириады звезд. Я между ними лег во весь свой рост — Два берега связующее море, Два космоса соединивший мост. Я Нестор, летописец мезозоя, Времен грядущих я Иеремия. Держа в руках часы и календарь, Я в будущее втянут, как Россия, И прошлое кляну, как нищий царь. Я больше мертвецов о смерти знаю, Я из живого самое живое. И — боже мой! — какой-то мотылек, Как девочка, смеется надо мною, Как золотого шелка лоскуток.

РУКОПИСЬ

А. А. Ахматовой

Я кончил книгу и поставил точку И рукопись перечитать не мог. Судьба моя сгорела между строк, Пока душа меняла оболочку. Так блудный сын срывает с плеч сорочку, Так соль морей и пыль земных дорог Благословляет и клянет пророк, На ангелов ходивший в одиночку. Я тот, кто жил во времена мои, Но не был мной. Я младший из семьи Людей и птиц, я пел со всеми вместе И не покину пиршества живых — Прямой гербовник их семейной чести, Прямой словарь их связей корневых.

ПОЗДНЯЯ ЗРЕЛОСТЬ

Не для того ли мне поздняя зрелость, Чтобы, за сердце схватившись, оплакать Каждого слова сентябрьскую спелость, Яблока тяжесть, шиповника мякоть, Над лесосекой тянувшийся порох, Сухость брусничной поляны, и ради Правды — вернуться к стихам, от которых Только помарки остались в тетради. Все, что собрали, сложили в корзины, И на мосту прогремела телега. Дай мне еще наклониться с вершины, Дай удержаться до первого снега.