Современная Россия – как деструктивная общественная система
Шрифт:
В устоявшемся представлении социализм определяется как общественно-экономическая формация, характеризующаяся наличием в государстве административно-командной плановой экономики, общенародной собственностью на все средства производства, отсутствием частной собственности и частного предпринимательства, подавляющим преобладанием государственного сектора в экономике, всеобъемлющей роли государства во всех общественных процессах и т. д.
В сознании же усредненного россиянина господствуют фрагментарные представления, как отголоски государственной пропаганды: социализм – это когда всё было общее, все были равны и все работали, это когда получали квартиры, бесплатно учились и лечились, когда был порядок, когда не воровали так сильно как сейчас, и тому подобное.
Но из объективного анализа следует, что все эти представления плохо и неполно отражают реальность, поскольку основаны на советских пропагандистских мифах и часто просто сбивают людей с толку. Одна из причин путаницы состоит в том, что понятие социализма подгонялось задним числом под уже возникший и развивающийся государственный строй, а не наоборот – как это должно было бы происходить при планомерном преобразовании общества.
Вернемся к тому, что Ленин и его гвардия, захватив власть, не только не имели никакого конкретного плана строительства нового общества, но даже разработанного понятия социализма. Нельзя же считать таковым его знаменитое выражение: «Социализм есть Советская власть плюс электрификация всей страны»! Или такое определение, сделанное в сентябре 1917 года в работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться»: «Социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией» (т.34, с.192). Но это тоже пустая фраза, из которой можно только понять, что социализм это тот же самый капитализм, отличающийся от классического в том, что вместо множества капиталистов здесь всего один – государство.
Так и произошло на практике, но только наполовину: частная собственность отдельных лиц стала государственной, но была обращена не на пользу всего народа, а в первую очередь новой партийно-государственной бюрократии, в руках которой она оказалась фактически.
А вот что спустя четыре с половиной года с начала «социалистического строительства» Ленин говорит в Политическом отчете ЦК РКП(б) 27 марта 1922 года на XI Съезде РКП(б).
«Государственный капитализм, по всей литературе экономической, – это тот капитализм, который бывает при капиталистическом строе, когда государственная власть прямо подчиняет себе те или иные капиталистические предприятия. А у нас государство пролетарское, на пролетариат опирается, пролетариату дает все политические преимущества и через пролетариат привлекает к себе крестьянство с низов. … надо помнить основное, что государственный капитализм в таком виде, какой мы имеем у себя, ни в какой теории, ни в какой литературе не разбирается по той простой причине, что все обычные понятия, связанные с этими словами, приурочены к буржуазной власти в капиталистическом обществе. А у нас общественность, которая с рельсов капиталистических соскочила, а на новые рельсы еще не вошла, но руководит этим государством не буржуазия, а пролетариат. Мы не хотим понять, что когда мы говорим «государство», то государство это – мы, это – пролетариат, это – авангард рабочего класса. Государственный капитализм, это – тот капитализм, который мы сумеем ограничить, пределы которого мы сумеем установить, этот государственный капитализм связан с государством, а государство это – рабочие, это – передовая часть рабочих, это – авангард, это – мы» [47]
47
ПСС, т.45, с. 84–85
Непонятно из этих слов Ленина, что такое государственный капитализм при социализме, это даже с сильнейшей натяжкой нельзя считать развернутым определением социалистической общественной формации. Однако здесь четко выражена его мысль, отражающая уже возникшую реальность: это полное огосударствление всех основных средств производства, государственный контроль за всеми экономическими процессами и монополия верхушки партийной бюрократии на государственную власть.
Очень интересно было бы получить от Ленина разъяснение его фразы, кому принадлежит государство: «государство это – рабочие, это – передовая часть рабочих, это – авангард, это – мы». То есть, государство это не всё население, а только рабочие, а из рабочих только передовая часть, а из передовой части только авангард, а из авангарда – только «мы».
Очень хотелось бы получить от Ленина ответ на вопрос: почему, и на каком основании он отказывает в праве на государство миллионам остальных людей? И самый главный вопрос: а кто это – мы? Имел ли он в виду вообще всех рабочих страны в лице коммунистической партии, или только высшие партийные органы, которые в этот момент уже привыкали жить, ни в чем себе не отказывая? Если бы он сказал: «это – мы с вами» – было бы понятно, что он имел в виду первый вариант – всех рабочих, или, по крайней мере, членов партии. Он так не сказал, но, тем не менее, анализируя его мировоззрение и действия в совокупности, приходится признать, что вероятно, он имел в виду именно это. И, не допуская даже мысли упустить власть, он все же не отождествлял с государством самого себя или свое ближайшее окружение.
Возможно, в представлении Ленина, общество при коммунизме должно было стать чем-то вроде муравейника или пчелиного роя, где каждый его член будет добровольно выполнять свои обязанности, которые ему будет ставить само общество. Как известно, общество «социальных насекомых» – муравьев и пчел – действительно ведет себя как разумное существо, и это до сих пор является величайшей загадкой. Но в перенесении этого представления на всё человечество кроется существенный изъян, лишающий его всяческих перспектив: муравей и пчела не имеют интеллекта и являются чем-то вроде биоробота, а человек имеет интеллект, личный интерес и возможность выбора, которые объективно не поддаются полному внешнему контролю.
Какими бы странными теперь не казались такие представления, но приходится признать, что Ленин и другие лидеры большевиков действительно верили, что такое возможно. Иначе не поддаются объяснению их чудовищный и безответственный социальный эксперимент.
Теперь пора обратиться к книге, которая называется: «Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза». Мимо этого труда просто невозможно пройти в изучении Советского государства. Доктор философских и исторических наук, профессор МГУ Михаил Семенович Восленский (1920 – 1997), изнутри изучив СССР, оставил бесподобное описание класса новых эксплуататоров. Его безупречный по логике и полноте, беспощадный по выводам анализ до сих пор в полной мере сохраняет актуальность. Об опасности этой работы для правящего класса лучше всего свидетельствует то, что вокруг нее сразу же воцарился режим молчания, даже там, где она в первую очередь должна была вызвать самый живой интерес – в ВУЗах на юридических, исторических, экономических факультетах. Однако нигде эта работа никогда не изучалась, и до сих пор не изучается даже факультативно, несмотря на то, что она явилась первым системным и объективным исследование подлинной структуры Советского общества.
И этот заговор молчания наглядно показывает, как действует механизм самосохранения Системы: официально эта книга не запрещалась, но преподаватели ВУЗов по своему жизненному опыту интуитивно понимают, что обсуждение таких вопросов не будет одобрено руководством ВУЗа. Руководство ВУЗа в свою очередь понимает, что на это косо посмотрит Министерство образования, которое чутко ловит сигналы, исходящие от премьер-министра и от президента. Преподаватели, ректоры, министр, председатель правительства и президент – это всё звенья одной цепи, в совокупности образующие Систему. Эта цепь сковывает миллионы людей самых разных профессий и рода деятельности, и чем выше звено, на которой находится человек, тем более он заинтересован в сохранении существующего порядка.
Несколько отвлекаясь в сторону, хочется здесь развить вопрос о традиционности метода «заговора молчания» в борьбе Системы за самосохранение. Так, Президент, Премьер-министр и другие представители современной высшей номенклатуры уже несколько лет упорно делают вид, что никакого Навального не существует. Даже отказываются публично произносить его имя, в лучшем случае называют его: «известный господин», «ранее судимый человек», «политический проходимец» – как бы комично это не выглядело со стороны. Но при этом на деле организация Навального – Фонд борьбы с коррупцией – подвергается такому тотальному давлению силовых структур государства, что ни для кого в стране не является секретом, что Кремль нисколько не заблуждается в том, насколько это политическое явление опасно для режима.
Возвращаемся к Восленскому: размышляя о социалистических учениях, он сделал очень интересное наблюдение, раскрывающее главную причину их внутренней противоречивости. Он указывает на общие черты желаемого авторами учений общества – разумное и справедливое, но непременно твердое управление обществом, с жесткой регламентацией всей его жизни.
Это обобществление и огосударствление всех общественных богатств – или же их раздел между членами общества, производимый администрацией, коллективизм: совместное жилище, общность жен, общественное воспитание детей. В целом же, человек рассматривается не как неповторимая индивидуальность со своей собственной судьбой, а как некая человеко-единица, в соответствии с регламентом работающая, веселящаяся, негодующая, производящая потомство – и всё это под бдительным присмотром властей предержащих.