Современная Россия – как деструктивная общественная система
Шрифт:
«500 рублей в месяц и свыше – много это было тогда или мало? Сам Ленин отвечает на такой вопрос в своей записке Дзержинскому в декабре 1917 года формулой: «Лица, принадлежащие к богатым классам (т. е. имеющие доход в 500 руб. в месяц и свыше…)… Вот в какой класс вошли его наркомы: в богатый» [54]
В дальнейшем, переехав в Москву, народные комиссары во главе с Лениным поселились со своими семьями в Кремле, а затем заняли в окрестностях столицы поместья «эксплуататоров», которые покинули свои дома, спасаясь от прихода «светлого будущего для всего человечества». Так появились государственные дачи, на одну из которых первым переехал уже больной Ленин.
54
М.Восленский.
Восленский считает символической датой открытия страны «Номенклатурия» 25 октября 1918 года. «Именно в этот день Ленин вместе с Крупской и своей сестрой Марией впервые явился в подготовленное для него загородное поместье Горки. Усадьба была отобрана у богатого помещика Рейнбота и сделалась первой в истории номенклатуры государственной дачей. У входа в барский дом Ленина торжественно с цветами встретила уже находившаяся там чекистская охрана. А затем счастливые первооткрыватели Номенклатурии пошли по особняку, где им, как пишет советский журналист, «все было утомляюще непривычно – изысканная мебель, ковры, люстры, на каждом шагу венецианские зеркала в золоченых рамах» («Известия», 22 января 1978 г.). Однако Ленин приказал ничего в особняке не менять и поселился во всем этом, видимо, не так уж утомлявшем его великолепии»…
С Ленина повелось и то, что госдача у руководителя номенклатуры не одна. Из «Известий» мы узнаем, что в марте 1922 года Ленин жил не в Горках, а в усадьбе Корзинкино, находившейся тогда за городом, а сейчас – на территории Хорошевского района Москвы…
И тут дача была неплохая. «…Старую усадьбу Корзинкино пересекает аллея столетних лип… Бревенчатый старый барский дом с балконами на втором этаже, богатой затейливой резьбой по карнизам и наличникам окон… Повсюду башенки, навесы, крылечки… Внутри большой темный зал вышиной в два этажа. Во втором этаже в этот зал выходила открытая галерея, из которой шли двери в комнаты («Известия», 22 апреля 1982 г.)» [55]
55
там же, с. 318–319
Вот так, с подачи самого Ленина и его гвардии, при отсутствии сдерживающих механизмов гражданского контроля, процесс обогащения партноменклатуры в дальнейшем стал неудержим. Вот, например, ленинская телефонограмма А. И. Рыкову от 22 июля 1921 года: «Считаю Ваше решение поручить НКпроду устроить особую лавку (склад) для продажи продуктов (и других вещей) иностранцам и коминтерновским приезжим вполне правильным. Предлагаю провести через СТО и ускорить изо всех сил. Лавку надо поставить строго коммерчески с единоличным управлением. В лавке покупать смогут лишь по личным заборным книжкам только приезжие из-за границы, имеющие особые личные удостоверения. Поручаю Смольянинову особо следить за этим делом» [56]
56
ПСС, т.53, с.54
Так новый правящий класс начал обособляться от населения свой страны. Восленский дает в своей книге полную и детальную ретроспективу этого процесса. Этот процесс уже в 30-е годы, в период коллективизации и массового голода ознаменовался поражающим воображение ростом привилегий партноменклатуры. А в период так называемого «развитого социализма» отношения внутри этой замкнутой касты уже вполне стали соответствовать формуле периода коммунизма: «от каждого – по способностям, каждому – по потребностям». Вот только достигалось это не для всех трудящихся, а только для членов «руководящей и направляющей», и не за счет невиданной производительности труда, а за счет жестокой эксплуатации остального населения.
«Рядовые советские граждане отгорожены от этой спецстраны так же тщательно, как и от любой другой заграницы. И в стране этой,
Номенклатурное семейство в СССР может пройти весь жизненный путь – от родильного дома до могилы: работать, жить, отдыхать, питаться, покупать, путешествовать, развлекаться, учиться и лечиться, не соприкасаясь с советским народом, на службе которого якобы находится номенклатура. Отгороженность класса номенклатуры от массы советских граждан такая же, как отгороженность находящихся в Советском Союзе иностранцев: разница лишь в том, что иностранцев не допускают, а номенклатура сама не хочет общаться с советским населением» [57]
57
М.Восленский. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. – М.: «Советская Россия», 1991., с. 317–318
Произошло то, что потом Дж. Оруэл бесподобно метко описал в антиутопии «Скотский хутор». Эти проявились так явно и быстро, так что эти процессы невозможно было ни замечать, ни скрывать. Иначе и не могло произойти в условиях огосударствления и централизации страны и экономики, и при монополизме одной правящей партии. В огромной стране, тем более после разрушения старого государственного аппарата, образовался вакуум на всех звеньях управления. Для тотального государства потребовался новый, колоссальный управленческий аппарат, и в него хлынули карьеристы и мещане всех мастей, одержимые благосостоянием и властью.
Последние работы Ленина свидетельствуют, что он сам был озадачен и обеспокоен тем, что новое государство быстро утрачивает связь с принципами марксизма, что партия стремительно размывается и отрывается от трудящихся масс, и пытался как-то скорректировать этот курс. Он говорит и пишет о некомпетентности и злоупотреблениях в партийно-государственном аппарате, о необходимости его сокращения и ужесточения над ним контроля: «После того как мы начали чистку партии и сказали себе: «Шкурников, примазавшихся к партии, воров – долой», стало у нас лучше. Сотню тысяч, примерно, мы выкинули, и это прекрасно, но это только начало» (Речь на заседании коммунистической фракции Всероссийского съезда металлистов 6 марта 1922 г.)
В марте 1922 года Ленин в письме Молотову об условиях приема новых членов в партию требует увеличить кандидатский стаж, тщательно проверять их на пригодность к партийной и хозяйственной работе, упростить процедуру их исключения. Указывает, что в партии имеется 300-400 тысяч членов, и это количество чрезмерно, ибо все данные указывают на недостаточный уровень их подготовленности, что соблазн вступления в правительственную партию гигантский, и что надо ожидать дальнейшего напора со стороны мелкобуржуазных и прямо враждебных элементов. Тревожно отмечает, что если не закрывать себе глаза на действительность, то надо признать, что в настоящее время пролетарская политика партии определяется не ее составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией. Достаточно небольшой внутренней борьбы в этом слое, и авторитет его будет если не подорван, то во всяком случае ослаблен настолько, что решение будет уже зависеть не от него. [58]
58
ПСС, т.45, с.15, 17-21