Современная румынская пьеса

Деметриус Лучия

К у м а И о а н а. Чур меня, чур! Чур!

Т е т к а А н и к а. А подвал, в котором грибы проросли? А то все водоросли… водоросли…

К у м а И о а н а. Да упавший в речку сокол, что в горах кружил высоко…

Т е т к а А н и к а (делает руками магические движения). Ведьмина падчерица, ящерка-ящерица, была рыбка — да пропала… рыбку в речке ты поймала… заудила — засолила, на горючий камень села, на огне ее сварила да и съела…

К у м а И о а н а (шамкая губами). Съесть-то съела…

Т е т к а А н и к а. Съела да не отведала и солнышку не дала… Дала ты солнцу? Не дала… Вот какие дела!

К у м а И о а н а. Тьфу!

Т е т к а А н и к а. Вот оно, солнышко, досуха распухло да и высохло.

К у м а И о а н а. Чур меня! Чур! Не колдую, не хочу! Не правим, не лечим — печем!

Т е т к а А н и к а. Пиявочка-пиявочка, ползи скорее в ямочку, под заброшенный

мосток, поверни запад на восток…

К у м а И о а н а. Все ясно…

Оба стога, попав в водоворот, снова трогаются в путь.

Трудная у нас с тобой работа, Аника.

Т е т к а А н и к а. Да уж, тетка Иоана… Так на чем мы остановились?

К у м а И о а н а. «Солнце досуха распухло…»

Т е т к а А н и к а. А дальше-то что?

К у м а И о а н а. Дальше? Во-он, видишь, село… как проплывем его — так и все!.. Вниз да вниз… да только держись… (Вздыхает.) Эх, было б у нас все, что нам нужно… Или хоть веник березовый!..

Т е т к а А н и к а. Да волчья глотка да квашня…

К у м а И о а н а. Чур меня! Чур! Попробуй поколдуй тут на одном сене… Мыслимое ли дело… Немыслимое… Плохо дело… Дальше некуда… Дальше — некуда?..

Стога уплывают. Тишина.

КАРТИНА ПЯТАЯ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

И р и н а на прежнем месте, на кровати. Вода поднялась еще выше.

И р и н а. Какой прекрасный бассейн! (Назидательно.) Для женщины двадцати трех лет… почти все в жизни изведавшей, это — предел достижимого… Все, что будет потом, — только повторение. Вот если б еще… родились дети… тогда бы можно с жизнью честь честью рассчитаться… Пришел, увидел, народил… Покрасовался перед зеркалом…

Женщинам и поэтам до двадцати лет — ого! — у них достаточно времени проявить себя… Свою гениальность… А мне уже двадцать пять… Я давно переступила порог… да и жалеть, кажется, не о чем… Да что это я… словно речь произношу… на собственных похоронах, прости господи.

И откуда этот пессимизм на мою голову?

Нет, от пессимизма пора избавляться!

Человек до последней своей минуты не хочет понять, что смерть пришла за ним!

И хлопочет на краю могилы.

А мне вот как теперь помолиться хочется: «Молю тебя, вымой стакан, в который ты нальешь мне яду. Чтобы на нем микробов не было…»

Мне и в театре никогда не нравились безвыходные положения. Поставят героя перед страшной опасностью и начинают эту опасность раздувать, доводить до катастрофы. Хорошо кто-то сказал, что в жизни не бывает безвыходных положений, только дураки их выдумывают. А жизнь гораздо сложнее. Например, здесь, сейчас… (Вдруг испугавшись воды.) Ой! Вода… поднимается самым глупым образом… и для меня это, кажется, положение безвыходное… это случилось со мной… Вот в чем вся разница… И я здесь одна-одинешенька… а тот… все кукует… (Слушает.) Несчастный, уже и куковать перестал… Вот он, если б он мог изложить на бумаге все что пережил… Уж он-то совсем иначе представил бы проблему… Он бы изобразил ее… масштабно… подчеркнул бы величие человека… Только в опасности и видно, как велик человек…

Слышен г о л о с Т и т у.

Г о л о с Т и т у. Ку-ку, ку-ку, ку-ку…

И р и н а (радостно). Легок на помине. Эй, парень… я только что о тебе подумала. Очухался? Ты что, сознание потерял? Мне тоже, знаешь ли, пару раз не по себе становилось… только нельзя мне… долг, понимаешь… Родила ребеночка, вот и нужно о нем заботиться… а не сознание терять… Для того я и болтала тут без умолку… слышал ты?.. Я ведь громко разговаривала… и для тебя тоже… чтобы не очень уже тебе там уныло было. Никогда еще я не думала так много и так серьезно… о некоторых вещах… И, кажется, все поняла и выяснила для себя… теоретически… И считаю, что твоя идея измерять жизнь в часах… была хороша.

Г о л о с Т и т у. Ку-ку… Ку-ку… Ку-ку…

И р и н а. А петь ты стал гораздо лучше… Растешь! Слушай, может, ты — птица? Ну да все равно. Главное, чтоб кто-то слушал меня. Чтоб я могла с кем-нибудь словцом перемолвиться. А то вода, гляжу я, все поднимается, а плавать я совсем не умею… так что… Что за болтливость на меня напала!.. Сама не знаю, что это со мной… Вспомнила я историю о двух возлюбленных. Видишь, чем у меня голова забита! О двух любовниках, которые решили сварить себе кофе, поставили его на газовую печь и забыли. А кофе выкипел и залил пламя. Когда они это заметили, было слишком поздно. Это была чужая квартира, кто-то предоставил им ее на несколько часов

и, уходя, запер ключом дверь снаружи… Когда они почувствовали в комнате газ, было поздно… Одно из свойств метана — парализующее. Сам видишь, что умираешь, находишься в полном сознании, только двигаться не можешь и все смотришь и смотришь, удивляешься и удивляешься… Когда их нашли, у них были такие удивленные лица, что пришлось вводить им инъекции для расслабления мышц, чтобы не хоронить их такими… удивляющимися… Так что… забыла, что я сказать хотела… мысль срывается… А, вот что, ты, парень, старайся улыбаться, не хмурься… все равно ничего путного не придумаешь… Слишком уж много мы хмуримся… морщим лоб. Да ты хоть слушаешь меня? (Прислушивается.) А может, это был вовсе и не он… он, поди, давно уж пропал… должно быть, померещилось мне, или то настоящая кукушка была?.. Кукушка… Ей-то что? Отложила себе яичко в чужое гнездышко и напевает мне тут, а у меня и без нее от забот голова кругом… (Видя, что вода поднялась еще выше.) Кругом вода… Только голову-то я еще и могу из воды высунуть… А то вся — там… А сын мой смеется… Вон как смеется… Ай да молодец, быстро научился… Ему в жизни над многим посмеяться придется… Ну, говори, чего хочешь? (Озабоченно.) Эй, ты, гляди мне, не смей на дедушку!.. Младенцы, когда свое делают, всегда хохочут как полоумные… Бедный папа, пусть хоть сверху сухим останется… А впрочем, малыш, ты тут хозяин… А тебе, отец, спасибо за гроб, прости меня, господи, он нам еще пригодится. Я тебе этого не забуду всю жизнь. А сколько все-таки? Кто может сказать человеку, когда наступит его час? Ох, что-то у меня голова кружится… Устала я… Как эта вода… Усталость без конца и края. (По слогам.) Ус-та-лость ро-жени-цы… Всех наших знаний, в конце концов, хватает лишь на то, чтобы разбить смерть по слогам… (Смеется. Серьезным тоном.) Прежде чем вода дойдет мне до груди… я должна покормить его… В самом деле, хорошая мысль… А то философствуешь, философствуешь, а ребенку титьку дать забываешь… (Расстегивает на груди кофточку и снимает ребенка с гроба.) На тебе, вот! Что это, знаешь?

(Смеется.) Не знаешь? Титька. Я догадываюсь, что она тебе уже с этих пор нравится, проказник! Ну и повеса ты будешь у меня! Точь-в-точь как твой батька… Кто его знает, где он сейчас шляется и никак к нам не вернется… За какой юбкой увязался…

Сквозь пролом в крыше проникает лунный луч.

Смотри, проясняется, звездочки выглянули… Вон, в воде отражение… Стоило им такой путь проделать, чтобы только отразиться в этой луже!.. Вот тебе, миленький, титька, а вот тебе космос… (Глядя на сосущего ребенка.) Не то что в космосе — в титьке как следует еще не разобрались… Впрочем, тебе еще рано во всем разбираться…

А вот мне пора бы…

Наступает такой момент, когда все нужно знать… Все, что можно… все, что необходимо… перед дальней дорогой… Куча знаний… а понимания — никакого… (Молчит.) А вон та звезда для того только и взошла, наверное, чтобы сиять надо мной… как венец… Ну конечно… Я ведь человека в мир принесла… Сияние над головой… Сияющий иней…

Начинает звучать мелодия.

(Глядя на ребенка.) Наедайся, маленький… Наедайся… Хоть раз — да вволю. Чтобы потом вспоминать, когда голодно будет… это молочко… Я вот тоже тут вспоминала… и довспоминалась, побелела вся… Поседела. (Проводит ладонью по волосам.) Волосы у меня первыми устали. Теперь они у меня — как у призраков. И легче стали. Я чувствую, что они стали легче. Раньше в них было золото… и они тяжело падали мне на плечи… если б их на зуб попробовать — чистое золото! (Плачет.) Я была национальным богатством. (Успокаивается.) Ах, материнское молоко! Там, внутри, я знала, что все между собой связано… И вдруг я ощутила себя оторванной, отделенной, выброшенной наружу. (С испугом.) Я — родилась! Я очутилась… в безымянном хаосе… (Умиротворенно.) И вдруг почувствовала материнскую грудь. Родник. Молочный источник… (Ребенку.) Ну что скажешь? Есть еще на этой земле молочные реки — сахарные берега? Бедная моя мама, она-то уж не позволила бы мне начинать кормить с левой груди… «Левшой будет», — сказала бы она. А бабушка закричала бы: «Сцеживать, сцеживать надо! И волосы свои подбери, хочешь, чтоб у ребенка губки потрескались? Да смотри молоко не прокапай, а то попьют муравьи — и пропадет оно у тебя…» Где она теперь, бабушка? Где ты теперь, мама? Мама! Мама!