Современная румынская пьеса
Шрифт:
Теперь — я мама.
И волосы у меня не подобраны.
(Прячет грудь и застегивает кофточку.) Ох, полегчало. А то вся набухла было. Хорошо, что покормила его. И мне легче… (глядя на воду, поднявшуюся еще выше) легче будет на воде держаться. (Вдруг кричит, охваченная ужасом.) Не-е-е-ет! (Опомнившись, кладет ребенка на гроб. Нежно.) Сейчас, сейчас я тебя убаюкаю. Спеть тебе? Что тебе спеть? (Подбирает мелодию, потом задумывается, слушая плеск воды.) Вот, вода тебе споет… вместо меня… Светает. И все вокруг еще страшней. А мне и закричать нельзя. Ребенок проснется… Покойник проснется… Нет, лучше уж буду петь… Что ж тебе спеть, малыш?
Молчание.
Г о л о с Т и т у. Ку-ку… Ку-ку…
Т и т у влетает в окно на гребне волны,
И р и н а (сидит на кровати, по пояс в воде). Явился наконец?
Т и т у. Какая вода… аппетитная… А какой у нас теперь год?
К нему подплывает кукла. Ирина хочет поймать ее, но у нее ничего не получается.
Так вот, отец, сейчас я пойду и доставлю ее сюда…
И р и н а. Успокойся, парень…
Т и т у. Приволоку ее за волосы… и положу перед вами… Ох, задыхаюсь… Нет ли у вас воздуха? Мне нужен воздух, простор… Открытые дали… У меня есть разрешение на них, лицензия… А также на рыбную ловлю и охоту. К тому же, но это, конечно, между нами… я еще и браконьерствую. Тсс!.. А здесь я задыхаюсь!..
И р и н а. Постой! Постой, куда ты? Захлебнешься.
Т и т у. Это не имеет никакого значения. Всякий раз, когда я взлетал на колодезном журавле вверх, я видел тут у вас через проломанную крышу горшки квашеной капусты… (Уходит.)
Какое-то время еще слышны всплески, хохот, потом все смолкает.
И р и н а. Все спешат по домам, все, кроме моего муженька. Вот они, я их ясно вижу! Вода-то, конечно, мутная, но в голове у меня ясным-ясно. Ясным-ясно от мутной воды. (Извиняющимся тоном.) Что-то на меня нашло… Но теперь, кажется, уже все в порядке… (Прислушивается.) Никто больше не зовет на помощь. Всех спасли. И все теперь сидят по домам. Но сами-то дома… большинство из них… плавают в долине… как маленькие экспедиции… (Задумывается.) А вдруг и мой дом поплыл? И мы уже, может быть, на Дунае? Или даже на Черном море? А может, нас качают волны океана? Постой, постой, куда же впадает Черное море? В какой океан? А в какой океан впадают все океаны? Только бы мой муженек потом разузнал, где нас искать… Скорей бы он уже появился на своей лодке… Пока еще Черное море не впало в океан… В Черный океан… (С любовью глядя на ребенка.) Произведешь на свет ребеночка и ходишь потом всю жизнь важная, как будто, стоит тебе захотеть, в любой момент родишь такого же… Уж очень мы, женщины, самонадеянны. Возомнили о себе… Взять опять же меня… (Словно демонстрирует что-то.) Возьмем конкретный пример… Даже банальный… Я… или любая другая…
Вода доходит ей уже до шеи.
(Руками, поднятыми над головой, удерживает ребенка на плавающем гробе.) Казалось бы, нет больше смысла цепляться за жизнь… Казалось бы… Конечно, никакого смысла! Что же меня еще удерживает? Там, внутри, я знала, что все между собой связано. Но здесь, сейчас… что меня еще связывает… с домом… с землей… Вода уже у подбородка. И говорить я могу, только запрокинув голову… и смотреть на ту незаходящую звездочку… Но и она, кажется, уже тает… Наступает день, и свет ее тонет в другом, более сильном свете… (Глядя на звезду.) Но пока смотришь на что-нибудь… На звезду… На любую соломинку… не теряешь надежды… А ведь если есть хоть маленькая надежда, значит, должна быть и половина этой надежды… и половина этой половины… И так до бесконечности. Древние хорошо знали, что говорили. Они учили нас быть оптимистами… до бесконечности. Что-то я разважничалась. Но при этом меня что-то беспокоит… Меня беспокоит почему-то вода… Очень жаль, что я не успела поразмыслить и о нем, о моем муженьке… Однажды, когда я была уже беременна, он посмотрел на меня каким-то долгим взглядом… Как-то особенно… Как никогда раньше не смотрел… Я его и спрашиваю: «Что это ты всю меня… сверху донизу осматриваешь? Смотришь, не другая ли?» А он мне отвечает… и голос у него дрожит. Сейчас… сейчас я припомню, что он мне сказал… Ах да! (Тихим голосом.) «Когда ты стоишь вот так, прямо, сложив руки на своем животе, ты напоминаешь мне древнюю княжескую супружницу, и я как будто слышу голос: «Мы, Ион и Иоана, приложив усердие, сотворили сие святыя дитя во сохранение вечной памяти Солнца и Земли…» (Молчит.) Забавно, что я вспомнила об этом именно сейчас, когда вода достает мне до губ. А живот мой весь в воде…
Великий живот моря…
Я выполнила свой долг…
(Улыбаясь.) Кит сделал все, что мог {78} . Он до конца понимал ответственность за судьбу того, кого бог поместил в нем. И высадил его на сушу целым и невредимым… (С грустью.) Этой сушей был гроб… (Плачет. Потом успокаивается.) Хорошо, что дождь кончился. Это — победа земли над водой… Вот я и добралась до половины той самой половинки… Почти до бесконечности… Там, за едва уловимым мерным
78
Кит сделал все, что мог. — Широко известен библейский сюжет, по которому пророк Иона был проглочен китом, а потом извергнут из его чрева на волю.
З а н а в е с.
Перевод Е. Азерниковой
Павел Стоян, 65 лет.
Михай Дума, 45 лет.
Петр Петреску, 50 лет.
79
Титус Попович родился в 1930 г. в г. Орадя. Закончил филологический факультет Бухарестского университета (1953).
Первые рассказы Т. Поповича, написанные в соавторстве с Ф. Мунтяну, появляются в 1950 г. А два романа — «Чужой» (1955), а затем «Жажда» (1957), удостоенный Государственной премии, — не только сделали его ведущим румынским прозаиком, но, по общему признанию критики, радикально изменили развитие румынской прозы.
Т. Попович — член ЦК Румынской коммунистической партии.
Первая пьеса Т. Поповича, «Пассакалия», написанная в 1960 г., в том же году была поставлена Муниципальным театром Бухареста. Пьеса была переведена на русский язык, опубликована в альманахе «Современная драматургия» (М., «Искусство», 1961, кн. 20). Затем Т. Попович целиком посвящает себя кино: он не только экранизирует два своих романа и повесть «Смерть Ипу», но и как сценарист создает целую серию фильмов на историческую тему, получившую в Румынии название «национальная эпопея».
Пьеса «Власть и правда» (1973) также родилась на основе фильма, прошедшего с большим успехом по экранам страны. Пьеса была поставлена многими театрами Румынии. Наиболее интересным спектаклем признан спектакль Театра им. Лучии Стурдзы-Буландры, премьера которого состоялась в 1973 г. в постановке ведущего румынского режиссера Ливиу Чулея, исполнявшего одну из главных ролей.
На русском языке публикуется впервые.
Перевод печатается по изданию: Titus Popovici. Puterea si adevarul. Editura Eminescu. Colectia «Rampa», 1973.
Василе Олариу, 55 лет.
Тибериу Ману, 47 лет.
Марта, 45 лет.
Дед Никифор, 70 лет.
Йон, 55 лет.
Андрей, 25 лет.
Траян Мэриеш 55 лет.
Доктор Мартин.
Лейтенант.
Младший лейтенант.
Шофер, 35 лет.
Рабочие, крестьяне, дети, юноша, девушка, стража, сержант, заключенные, офицер, строители, партийные активисты.
Действие происходит в наши дни.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Странный красноватый цвет.
Д о к т о р. Да-а-а. (Поспешно.) Не вздумай искать в этом «Да-а-а» какой-нибудь скрытый смысл. Просто у меня такая странная привычка.
С т о я н. К старости мы обрастаем привычками, как колючками.
Д о к т о р. Ты все еще куришь? Сколько сигарет в день?
С т о я н. Что бы ты хотел услышать?
Д о к т о р (с профессиональной улыбкой). Правду.
С т о я н (резко, глядя ему прямо в глаза). А ты… скажешь мне правду?
Д о к т о р (короткая напряженная пауза, потом взгляд ясный, открытый). Да, Павел.
С т о я н (пауза). Спасибо, Мартин… (Улыбка застыла на его лице как маска.) Впрочем…
Д о к т о р (встревожен отсутствием реакции). Я бы посоветовал тебе проконсультироваться и с…