Современный шведский детектив
Шрифт:
Даже любимое занятие не отвлекло его мыслей от бюджета.
Весна обошлась им дорого. В самом деле. Чересчур дорого. Две недели в Тунисе. И вдобавок почти ни одного солнечного дня, все время пасмурно… Два дня солнышка за две недели. Два паршивых дня…
— Черт бы побрал эти излишества! — буркнул он, взглянув на часы.
Без двадцати одиннадцать.
Не мешало бы съесть бутербродик на сон грядущий. Смоченной в бензине тряпкой он вытер руки. И в довершение всего — это проклятое убийство. Пластмассовой пулей!
У Фрома-то деньжонок было предостаточно. Ему, черт побери, средств хватало. На все. Буэль еще тараторила по телефону. Уже целых сорок пять минут. Ну и пустомели. Хорошо хоть, за разговор платить не ей. Улла Бритт жила в Евлё. Средств у нее, надо полагать, достаточно. Он отрезал кусок черствого хлеба. Без пяти одиннадцать сестры наконец распрощались.
— Хорошо хоть, не нам платить, — заметил он.
— Да, разговор затянулся.
— Разве твоей сестре не дешевле приехать сюда и зайти к нам? — Опять зазвонил телефон. — Ну, что там еще?
— Я отвечу, — сказала Буэль, поднимая трубку. Теплая, подумала она. — Улофссон. Да. Это тебя.
— Кто?
— Из полиции.
— Из полиции? — От удивления Севед выронил бутерброд, который, разумеется, упал паштетом вниз. — Что там стряслось? — пробормотал он.
Наверно, Линдваль звонит: он нынче дежурит.
— Слушаю. В чем дело? Разговор был коротким.
Когда он положил трубку, рука его дрожала, казалось, он едва держится на ногах. Лицо побелело — он заметил по отражению в зеркале.
— Что случилось? — спросила Буэль, тоже глядя в зеркало на его изменившееся лицо.
— Бенгт, — тихо сказал он.
— Что — Бенгт?
— Это был Бенгт.
— Понятно. А что ему нужно?
— Ему? Ничего. — Севед обернулся и посмотрел на нее. — Звонил не он. Объявлена тревога. В Бенгта стреляли.
По его щеке скатилась слезинка.
Ему снилось, будто он едет в поезде через туннель. Но сигнал паровоза пищал тонко, как свистулька.
Или это будильник?
Он был где-то на грани между сном и явью.
Потом звук стих, и сон вернулся.
Теперь это был самолет.
Вверх-вниз. Вверх-вниз.
А теперь из стороны в сторону — воздушные ямы бросали его туда-сюда, туда-сюда.
Кто-то крепко схватил его за руку.
Надо прыгать!
Мы падаем! Парашют!
— Проснись! — кричала она.
Он сел в постели и тотчас сообразил, где находится.
— Что случилось?
— Телефон, — объяснила Черстин.
— Который час?
— У вас тревога.
— Что-нибудь произошло?
— Не знаю… Просят позвать тебя.
— Алло? Да, я. — Он взглянул на часы: 22.46.— Что? Что ты сказал? Когда?!
Он тряхнул головой: может, это еще сон?
Нет. Вонзил ногти в ладони — больно.
Это был сон наяву, леденящий, жуткий кошмар.
Глава пятая
Мертв — вот первое, о чем он подумал, увидев его.
— Ну, как? Он жив?
Полицейский взглянул на него и кивнул.
— Да. Кажется, жив. Во всяком случае, пульс есть и рана слегка кровоточит.
— Куда его ранило?
— В затылок… Примерно вот сюда, — показал полицейский, приставив палец к затылку Хольмберга.
— По идее, он должен был сразу умереть, — тихо проговорил Хольмберг.
Бенгт Турен лежал на мостовой.
Вокруг стояли четверо полицейских, Севед Улофссон, несколько соседей и истерически рыдающая Соня Турен, которую Буэль тщетно пыталась увести.
— Соня, Соня… — тихо уговаривала она. — Идем…
— Он… умер, — выдавила та, стараясь вырваться из ласковых, но крепких рук Буэль, которые с мягким упорством тянули ее прочь.
Взгляд Хольмберга упал на таксу.
Собака сидела возле комиссара и, когда Хольмберг подошел ближе, посмотрела на него большими карими глазами. Вид у нее был печальный. Будто она все понимает.
— Сарделька… — вполголоса позвал Хольмберг, чувствуя себя законченным идиотом. Вся сцена казалась нереальной, и самое абсурдное было — утешать собаку.
Улофссон покосился на него, взгляды их встретились. Как же он устал, подумал Севед.
— Что-то «скорая» не едет, — сказал он.
— Вижу, что не едет. Но почему?
— Потому что все машины брошены на аварию.
— Какую еще аварию?
— Так ведь… Впрочем, откуда тебе знать. Ты же не видел. На шоссе… Жуткое дело. Неисправная автоцистерна залила дорогу маслом, и штук пятнадцать автомобилей столкнулись. Произошло это четверть часа назад. За три минуты до тревоги… из-за Бенгта. Несколько машин, видимо, загорелись… В общем, свалка…
— Без одной-то «скорой» вполне можно обойтись. Теперь понятно, почему на дороге затор…
Послышался вой сирены.
Хольмберг опустился на корточки возле Турена, пощупал пульс: слабый, но есть.
Ведь от таких ран умирают сразу, думал он, глядя, как из отверстия сочится кровь — медленно, толчками, чуть ли не с бульканьем.
Мысли вдруг обрели поразительную ясность.
— Но кто же, черт возьми?..
Они посмотрели друг на друга и разом поняли, что испытывают одно и то же чувство — ненависть.