Список Мадонны
Шрифт:
— Если мы захватим резервацию могавков в Конаваге, то сможем объявить ее независимым государством. Это, в свою очередь, заставит наших потенциальных американских союзников поторопиться выступить на нашей стороне.
— И каким же образом?
Жозеф-Нарсис развел руками.
— В случае пленения они могут требовать статуса обычных военнопленных, а не бунтовщиков. Это может помочь.
Выходя из комнаты, Мартин повернулся и взглянул на де Лоримьера, который даже не поднял глаз в ответ. Его брови были насуплены, он старался записать что-то в черную книгу, которую держал на колене. Похоже, что это были цифры.
«Он знает», — подумал Мартин.
В темноте кавалькада двигалась медленно, и только с рассветом первая
Никто не заметил женщину. Она была одета в меховую одежду и сливалась с темной землей, словно куст. Она немедленно пустилась бежать через лес и поле, перебираясь через начавшие замерзать ручьи. Тяжело дыша, она добежала до церкви, в которой слушал мессу Жорж де Лоримьер. Он сидел на своем обычном месте в самом конце на заднем ряду. Женщина встала на колени и что-то быстро зашептала ему на ухо. Она сказала ему о том, что идут белые люди. Много белых людей. С ружьями.
Появление одиноко идущего по грязной дороге навстречу им человека явилось неожиданностью для Жозефа-Нарсиса и Жозефа Дукета.
— Это де Лоримьер, — прошептал Дукет сквозь сжатые зубы. — Должно быть, он узнал о нашем приближении. Но почему он идет один, без своих храбрых воинов? Почему вообще он здесь?
— Он знает, Жозеф. Должно быть, весть о революции дошла и до него. Он хочет поговорить, узнать, чего мы хотим. Ну так он это скоро узнает, — сказал Жозеф-Нарсис.
Жоржа де Лоримьера рано согнуло. Артрит скрутил его тело, и он походил больше на огородное пугало, нежели на почтенного вождя племени. Католическая вера была настолько крепка в нем, что он привычно носил с собой четки вместо пистолета. Он и сейчас держал их в руках, подходя к всадникам и обращаясь к ним с приветствием.
— Здравствуйте, друзья мои. Что привело вас к моему дому?
— Революция, почтенный вождь. Вы, конечно же, уже слышали об этом. Мы собираемся выгнать британцев и заявить права на нашу землю.
— Которую вы отобрали у нас, — сказал де Лоримьер слегка улыбаясь.
— Земли хватит на всех, вождь де Лоримьер. Мы позаботимся о том, чтобы ваши люди были свободнее и жили в большем достатке. Я, Жозеф-Нарсис Гойетт, даю вам честное слово.
— Но почему вы здесь? Как мы можем вам помочь? Мы не будем воевать с британцами. Они по-своему были добры к нам.
Дукет грубо прервал его:
— Это не имеет никакого значения, старик. Вы нам не нужны. Нам нужны ваши винтовки. У вас их много. Мы позаимствуем их, а когда разобьем британцев, вернем. Мы даже смоем кровь с затворов.
Вождь де Лоримьер прищурил глаза.
— Один ваш, его звали Амури Жиро, напал на наших братьев у Оки во время революции, которая была менее года тому назад. Тогда у них отобрали оружие. Силой. А вы? Поступите ли вы по-другому?
— Я не Жиро. И все же предупреждаю вас, что буду вынужден настаивать, — жестко сказал Жозеф-Нарсис.
Вождь повертел в руках четки и закрыл глаза. Его губы шевелились в беззвучной молитве. Когда он заговорил, голос его звучал спокойно:
— Но, видит Бог, я не вижу здесь дружеской руки. От чьего имени вы пришли сюда, чтобы требовать то, что вы хотите?
В руке Жозефа-Нарсиса непонятно откуда появился пистолет, который он направил прямо в сердце де Лоримьера.
— От имени вот этого. Он здесь самый главный.
Далее все развертывалось перед глазами Мартина как в тумане,
Франсуа-Ксавье Приор спрятался с пистолетом в руке за бочкой у пристани в Сент-Клементе и наблюдал, как почтово-пассажирский пароход «Генри Броухэм» маневрировал вдоль длинной деревянной стенки пристани. Под навесом его ждало пятьдесят патриотов, и еще сто человек наблюдали из окон домов, примыкавших к пристани. Как только были привязаны швартовы, Приор дал сигнал, и через две минуты сто пятьдесят человек вбежали на палубу парохода. Котлы были заглушены, а около пятидесяти испуганных пассажиров сбились в кучу на палубе. Приор дал им время закончить свой туалет и, оставив капитана и команду под строгой охраной, сопроводил пассажирок на постоялый двор Провоста и в дом священника деревенской церкви. Пассажиры-мужчины, среди которых были два британских офицера, направлявшихся в Монреаль по делам службы, были связаны и отправлены в лагерь для пленных в Шатоги. Все дело заняло менее полутора часов. Гордый и возбужденный Приор поскакал доложить о своей бескровной победе шевалье де Лоримьеру. Их добычей стал корабль, способный перевезти предостаточно солдат.
Немногим более часа позднее этого из Бьюарно прибыли три повозки. На них были Джейн Эллис, ее сестра, их дети и другие женщины, задержанные вчера в помещичьей усадьбе в качестве официальных военнопленных. Приор подъехал к ним, и, когда вся группа собралась на мокрой от дождя площади, вежливо объяснил всем, что их разместят в доме местного священника и что отец Квинтал будет заботиться о них. Он извинился за неудобства и пообещал дамам обходительное отношение и предупредительность. Он ожидал какой-нибудь реакции, но женщины были испуганы и ничего не сказали. Тем не менее Джейн Эллис спокойно посмотрела на него, и он вздохнул с облегчением, когда ему показалось, что он увидел благодарность в ее холодных голубых глазах.
Под непрекращавшимся холодным моросящим дождем Сент-Клемент напоминал к полудню военный лагерь. Вооруженные люди были повсюду. Они охраняли дороги на выходах из деревни, проверяли женщин, которые носили пищу и теплую одежду своим мужьям и сыновьям. У домов известных лоялистов были выставлены вооруженные посты. Часовые стояли и на палубе «Генри Броухэма», а шестеро вооруженных людей охраняли дом кюре, дабы обеспечить безопасность содержавшихся в нем благородных пленниц. Две с лишним сотни человек бродили вокруг. Некоторые пили и курили. Много людей собралось в церкви для молитвы. Но большинство сбилось в группы и вело разговоры. Некоторые из крестьян возрастом постарше сходили домой. Кое-кто просто куда-то исчез. Джеймс Перриго попытался провести занятия по строевой подготовке, но отказался от своей идеи из-за дождя. По мере того как время близилось к вечеру, настроение в Сент-Клементе менялось от нетерпеливости к разочарованию. Когда им выступать? Смотря на улицу из окна постоялого двора Провоста, Томас де Лоримьер гадал, сколь долго он сумеет сдерживать их. «Проклятый Нельсон, — думал он. — Что он делает?»