Список Мадонны
Шрифт:
Толчок откинул Мартина и Тауэлла к борту. Плечи Тауэлла приняли на себя всю силу удара, он упал сначала на колени, а потом растянулся по палубе всем телом. Мартин оказался сверху него. Они сплелись руками и ногами и покатились по покрытым нечистотами палубным доскам. Давление рук Тауэлла на шее Мартина ослабло. С минуту Мартин пролежал неподвижно, оглушенный и прижатый к рвотному бачку. Одна из его ног застряла в цепи, крепившей бачок. Тауэлл лежал ничком. Он ударился головой о металлический бачок, из-под его волос сочилась кровь. Вместе с чувствами к Мартину вернулся страх. Не поднимаясь на ноги, он пополз в темноте, не обращая внимания на холодную массу, налипавшую ему на руки. Он слез вниз по трапу и прошел мимо часового, который отвратительно жевал кусок сыра. Только возвратившись на нары Мартин понял, что его неудержимо трясет.
Тридцать шесть заключенных не спеша вывели на верхнюю палубу и построили. Вздохнув свежего воздуха, Мартин с трудом поверил, что это был тот же океан, который пенился и бурлил, в ярости грозя забрать все их жизни, но унесший только одну. Солнце, поднявшись высоко в безоблачном небе, тепло светило, а легкое покачивание судна эхом отзывалось в прыжках стаи дельфинов, следовавшей вровень с носом. Вооруженные солдаты построились за капитаном Вудом, который с непокрытой головой держал в руках открытую Библию и придерживал страницы ладонью, чтобы их не переворачивало ветром.
На палубе прямо перед ним лежало тело, завернутое в парусину, к ногам было привязано четыре пушечных ядра. Это был Филипп Прист, заключенный из Северной Канады, маленький вежливый человек, который не перенес тяжести морской болезни, подорвавшей его слабое здоровье. Вуд начал читать, вооруженные солдаты встали по стойке «смирно». Слова двадцать третьего псалма менее тридцати секунд касались ушей заключенных. Патриоты-католики читали про себя свои собственные молитвы, заменяя незнакомые английские слова. Когда все слова были произнесены, спеленатое тело перекинули через борт. Тихий всплеск, и еще мгновение молчания. Подняв голову, Мартин почувствовал на себе взгляд Тауэлла. Он вздрогнул и инстинктивно прижался к Франсуа-Ксавье Приору. Коротышка, ошибочно приняв его страх за беспокойство в присутствии смерти, улыбнулся и успокаивающе положил свою ладонь на его руку.
Шли дни, превращаясь в недели, а в ежедневном распорядке заключенных ничего не менялось. Ругань и словесные оскорбления от Пола Ниблетта и мстительная мелочность Александра Блэка превратили и без того мрачное путешествие в бесконечный кошмар. Кормили мало и однообразно. Солонина, жидкая похлебка и сухие галеты повторялись изо дня в день и подавались в общем котле, который был единственной посудой на двенадцать человек. Эта еда не давала умереть, но и сил не прибавляла. Дважды в неделю их заставляли на коленях драить известью полы в кубрике и собственную одежду, сопровождая это пинками и презрительными насмешками. В третью неделю октября начали ощущаться последствия усиливающейся тропической жары. Насекомые в постелях заключенных быстро размножались, и вскоре тело каждого человека представляло собой одну сплошную красную опухоль, раздираемую и кровоточащую от беспрестанного расчесывания. Когда 6 ноября Блэк доложил Вуду, что тридцать заключенных больны и что вспышка заболевания цингой распространяется, капитан ответил ему только уже знакомым пожатием плеч. Хотя и Александра Блэка это серьезно не заботило. Чем больше умрет, тем меньше останется этих подонков, а соответственно, и меньше забот.
Но до капитана Джона Вуда дошли его слова. Цинга на корабле в этой ранней стадии похода не предвещала ничего хорошего, и поскольку до Рио-де-Жанейро оставалось еще по крайней мере три недели хода, необходимо было что-то предпринять. Да, завтрашний день как раз подходил для этого. Он послал за Ниблеттом и, стараясь сохранять вежливый тон (поскольку он терпел этого жирного дурака еще меньше, чем Блэка), поведал ему об изменении планов. Ниблетт слушал капитана с растущим раздражением, но, поскольку за эти вещи отвечал капитан, он ничего не мог поделать. На самом деле, покинув капитанскую каюту, Ниблетт уже предвидел, как из всего этого можно было устроить себе развлечение.
Тепло тропиков опустилось на заключенных тяжелым влажным одеялом. Их зловонная дыра стала похожа на ад, а если в ней удавалось заснуть, то сон прерывался укусами насекомых, которыми кишели постели. И все же вши не были их главными мучителями. По мере того как жара усиливалась, их начала душить невыносимая жажда. Ежедневная пинта воды, выдаваемая на человека, была
Особенно тяжелым стал вечер 6 ноября. Ни малейшего ветерка не залетело в паруса «Буффало». Судно, казалось, застряло в пустоте. Заключенные лежали в вонючей душной темноте, бок к боку, обливая друг друга потом, те, кто слабее, в полном безразличии, те, кто сильнее, шепча молитвы. Мартин дотронулся до лба Шарля Хуота. Он был обжигающе горяч, и Мартин ничего не мог с этим поделать. Если Шарлю было суждено умереть, то лучше, чтобы смерть была быстрой, решил он.
Неописуемо чудесным образом, после того как пробили десять склянок и патриоты собрались на верхней палубе, подул легкий ветер. Блэка нигде не было видно. Приказ собраться на верхней палубе и построиться в восемь шеренг лицом к рулевой рубке отдал Ниблетт, сделав при этом презрительное лицо. Он приказал подняться всем, включая тех, кто ослаб.
Гадая, в чем тут дело, они приволокли на себе больных и поддерживали их, стоя на качающейся палубе. Ниблетт и несколько солдат ждали. Остальные члены экипажа ходили вокруг, улыбались и заговорщицки подталкивали друг друга локтями. Капитан Вуд стоял на мостике и с интересом смотрел вниз. Заключенным было приказано отойти назад к самым поручням, подальше от большой бочки, привязанной к двери рулевой рубки. Ниблетт пролаял приказ. Солдаты ушли в сторону и прижались к поручням. Патриоты начали переглядываться, в большинстве глаз сквозило больше страха, нежели удивления.
Сначала раздалась мелодия, высокая трель которой звучала живо и взволнованно. Заключенные повернули головы, ища глазами музыканта. Они увидели его на мачте. Один из старых моряков, балансируя по-кошачьи, держал дудочку двумя руками и бегал по нотам вверх и вниз в безумном мелодическом темпе. Звуки становились выше и быстрее, одна и та же тема повторялась вновь и вновь в музыкальном неистовстве. Мартину она показалась дикой. Он поймал себя на том, что вспомнил Мадлен.
Они почувствовали его запах и услышали его, прежде чем увидели. Должно быть, он свешивался с борта судна все это время. Пока он перелезал через поручни, патриоты не видели его, их взгляды были прикованы к музыканту на мачте. Он издал пронзительный крик, а когда пятьдесят восемь пар глаз повернулись в его сторону, он бросился плясать в присядку, обходя в танце заключенных в направлении привязанной бочки.
— Король Нептун, — закричал один из моряков. — Это король Нептун.
Это действительно был всемогущий король. Одетый с головы до ног в черепашью кожу, Нептун приседал перед собравшимися подданными. Лицо его было ярко раскрашено. Борода была растрепана и торчала во все стороны, на голову был надет рогатый шлем викинга. Одной рукой он размахивал трезубцем, наскоро сделанным из багра и кухонных приборов, а в другой держал коническую раковину, которую подносил к губам в шутливом приветствии. Нептун танцевал, делая прыжки в сторону патриотов, с угрозой замахиваясь своим трезубцем. Он приблизился настолько, что Мартин смог разглядеть цвет его глаз и капли пота на лбу. Неприятный запах, исходивший от кожи, которую надел на себя этот ужасный маленький Нептун, действовал гораздо сильнее, чем его угрожающие позы.
— Пришел король Нептун, — кричало маленькое существо, — чтобы принять клятву верности от тех, кто вторгся в его владения. В этот самый выдающийся из дней две части мира соединяются воедино для всех моих подданных на этом несчастном судне.
«Конечно, это Александр Блэк», — подумал Мартин. Его визг было труднее спрятать в общем шуме, нежели черты лица за краской и дурным запахом на солнце.
— Склоните головы, вы, жалкие смертные, и примите удар в знак подчинения.
Никто не сошел с места, пока не подошел Ниблетт и грубо не вытолкнул Франсуа-Ксавье Приора на палубу. Увидев, что подходят солдаты, остальные в спешке последовали за ним, и, когда все опустились на палубу, Нептун принялся ходить между ними, ударяя каждого своим трезубцем. Удары были сильными, и Мартину, стоявшему на коленях впереди, не раз было слышно, как кто-то вскрикивал от боли. Мартин по запаху чувствовал, что Блэк приближался к нему, он уже различал его проклятия всем богам. Потом он почувствовал, как трезубец сильно впился ему в основание шеи. Он поморщился от боли и ничком упал на палубу. Второй удар ниже пояса вызвал гул одобрения наблюдавших за экзекуцией матросов.