Список Мадонны
Шрифт:
К моменту прибытия Полдинга изгнанники уже преклонили колени в проходе. Полдинг быстро расстелил белую скатерть на алтаре, положил требник, поставил четыре свечи и большое распятие на подставке. Следом за этим он водрузил покрытую дароносицу туда, где обычно должна была стоять дарохранительница, передвинув маленькую Мадонну к евангельской стороне, где она, казалось, спряталась в темноте. Четырьмя минутами позже он взошел на алтарь, одетый в красные одеяния мученичества, и стал читать начальные стихи. Секретарь выступал в роли псаломщика, он вторил Полдингу богатым, но странным образом лишенным блеска голосом. Этот контраст заставил Мартина выйти из задумчивости. Псаломщик был одет как доминиканец, но волосы на его голове
Отец Бэзил Тибо осмотрел открытый металлический сундук в центре комнаты и повернулся к пожилой монахине, стоявшей рядом с ним.
— Вы переписали все, что в нем было, сестра?
— Да, святой отец, — ответила монахиня. — В основном статуи, каменные и металлические, несколько распятий и подсвечников. Все такое старое. Интересно, как долго они лежали здесь?
Сестра Марта-Мария была матерью-настоятельницей приюта Святого Себастьяна для девочек, устроенного монахинями-урсулинками в Париже. Маленькая нервная женщина, она напоминала Тибо взволнованную птицу. Особенно возбуждена она была этим утром. Рабочие готовили фундамент для нового спального помещения в восточном крыле приюта и обнаружили небольшой каменный подвал, пустой, если не считать металлического сундука, который теперь стоял перед ними.
Тибо наклонился и взял в руки одно распятие.
— Долго, сестра. Этому распятию несколько веков. Посмотрите на фигуру Христа. Четырнадцатый век или того раньше. Должно быть, он принадлежал доминиканцам. У братьев здесь был монастырь, прямо на этом месте, прежде чем они переехали на ту сторону реки. Первый в Париже, как мне говорили. Если я правильно помню, когда здание только строилось, здесь находили и другие вещи. Вы знали об этом, сестра?
— Нет, святой отец, — ответила монахиня, глядя на закопченные предметы и особо ощущая, как запах веков и сырость заполняли комнату. Она повернулась к священнику: — Что мы будем с ними делать, святой отец?
— То же, что и с теми предметами, о которых я говорил. Вернем их доминиканцам, — ответил Тибо, думая уже о более важных вещах. — Некоторые из них обязательно послужат еще, хотя я не завидую уважаемым доминиканцам, которые будут чистить их.
Тибо вышел из комнаты, после того как пообещал сестре Марте-Марии, что неказистый сундук унесут до завтра. Старая монахиня была, очевидно, разочарована содержимым сундука. Она надеялась на нечто большее. Может быть, ей виделись какие-нибудь украшенные драгоценными камнями дароносицы, позолоченные потиры тонкой ковки или украшенные слоновой костью распятия. Даже ее неискушенному глазу было видно, что среди этих почерневших предметов не было подобных ценных христианских древностей. При ясном утреннем свете эта утварь казалась тусклой и лишенной святости. Прекратив свои раздумья, монахиня принялась за более практичные занятия. Комнату нужно было проветрить, а пол отчистить от грязи и плесени.
В это время Сесилия Монтеллан была в церкви и слушала мессу. Но мысли ее не были сосредоточены на святом распятии, а вертелись вокруг большого приключения, ждавшего ее вскоре. Очень скоро она уедет отсюда, и паруса понесут ее через моря к земле, где, как ей рассказывали, было много неба и лесов. Там будет ждать ее муж, который окажется хорошим человеком, любящим Господа и старательным работником. У нее будут дети. Она уже придумала имя для своего первенца. Доминик! В честь святого, который получил четки от самой Девы Марии и который не совершил ни одного дурного поступка за всю свою земную жизнь. Ее сын будет таким же добрым и сильным.
Маленькая девочка рядом с ней встала и пошла к проходу, чтобы присоединиться к процессии, направлявшейся к алтарю. Сесилия тоже поднялась, коснувшись губ кончиками пальцев сложенных вместе ладоней в просьбе к Всевышнему. У ограды алтаря она взяла облатку и растворилась в восторге единения с Господом. Затем она снова направилась к своему месту следом за вереницей младших девочек. Ее губы безмолвно шептали что-то, вторя радостным песням розария. В какой-то миг она почувствовала слезы на своих щеках.
Сесилии Монтеллан было семнадцать лет. Она жила в приюте столько, сколько помнила себя. Ребенком ее оставили в церкви. Сестра Катерина научила ее немного читать. Сейчас в ее обязанности входила уборка приюта и помощь в уходе за младшими девочками. Сесилия понимала, почему ее не удочерили и не позволяли жить так, как жили старшие девочки. Причина состояла в ее физическом недостатке, который, как говорили другие монахини, был ее крестом, с которым она была рождена во имя Иисуса и Пресвятой Богоматери. Губа делала ее внешность непривлекательной, а речь — шепелявой. Сестра Катерина велела ей трижды читать «Богородица Дево, радуйся» каждый раз, когда она слышала что-либо о своем уродстве. Поэтому она никогда не переживала, когда на нее указывали пальцем или смеялись над ней.
Но сегодня в своей каморке под лестницей она ощущала себя принцессой — кем она на самом деле и являлась. Король Франции Людовик XIV избрал ее в свои дочери и посылал ее за море в новую страну, названную Новая Франция. Человек, посетивший приют, рассказал ей, что Новая Франция была совсем молодым краем, который вырастет, окрепнет и превратится в один из самых драгоценных камней французской короны. Но для того, чтобы там создавались католические семьи и страна укрепилась в святой вере, не хватало женщин-христианок. Хорошие мужчины там пойдут на все, чтобы получить ее руку. Ей будет положено небольшое пособие и даже скромное приданое. Сесилия охотно согласилась, и все должно было произойти в очень короткое время.
Сесилия зашивала чепчик семилетней беспризорной девочки, недавно поступившей в приют, когда к ней присоединилась сестра Катерина. Мудрая женщина с проницательностью, приобретенной годами познания человеческих страданий, она понимала, что ждало Сесилию и других «filles de Roi» в Новой Франции. Ни о чем не сведущих городских девушек отправляли в чужую и жестокую новую страну, отсекая их от всего, что было им знакомо. Нельзя было сделать из девушки крестьянку, попросту дав ей мужа и новую землю. Большинство из них не так уж хорошо воспримут эти новшества. Королевскому эксперименту суждено было родить больше неудач, нежели успехов. Сестра Катерина вряд ли ошибалась в своих представлениях о Сесилии. В том, в чем другие видели излишнюю полноту тела, простоватость мысли и физический недостаток, монахиня различала веру, силу и красоту, которая светилась изнутри. Она будет достойной женой и любящей матерью. Она сможет выжить там, где другие, более привлекательные и расторопные, не смогут.
Она взяла у Сесилии иголку и продолжила аккуратный шов.
— Сесилия, дитя мое, я буду скучать без тебя. Расставание уже так скоро. Путешествие, как говорят, не такое уж трудное, и, хотя я боюсь, что зимы в Новой Франции суровые, в остальное время года климат там приемлемый.
Сесилия не ответила. Когда она была с сестрой Катериной, обо всем говорили ее глаза.
— Я закончу это, дитя мое. Сестра Марта-Мария хочет, чтобы ты проветрила общую комнату и хорошенько ее вымыла. Сундук, выкопанный из земли и принесенный туда, оставил много грязи на полу.