Список Мадонны
Шрифт:
— Конечно, святой отец, — с изумлением подтвердил Бэддли.
— А теперь, комендант, я ухожу в полной уверенности, что интересы канадцев-патриотов соблюдаются надлежащим образом.
Бернард поднялся, чтобы уйти. Он не пожал руки Бэддли. Уже у двери он остановился.
— Комендант? — Он подождал, чтобы овладеть вниманием Бэддли полностью, прежде чем продолжил: — Еще один вопрос. У вас никто не стоит у ворот. Это серьезное упущение.
— Я знаю, святой отец. Это будет немедленно исправлено. Было так мало времени.
— Поручите это юноше с деформированной губой, Мартину Гойетту. Он сообразителен и прекрасно говорит по-английски. На вашем месте я бы назначил его туда на постоянной основе. Лучше всего, когда такую функцию выполняет один и тот же человек. Это обеспечивает непрерывность ответственности. Вы согласны, комендант?
— Конечно, святой отец. — Он встретился взглядом со священником и вздохнул: — Я назначу Мартина Гойетта туда завтра же. Это будет его личной задачей.
— Отлично, комендант. Это хорошо, что мы способны дополнять друг друга. — Следующие его слова прозвучали как приказ: — Убедитесь, что у Гойетта есть бумага и все письменные принадлежности, которые ему нужны. Он должен выполнять еще одно задание.
— Что вы имеете в виду, святой отец?
— Для вас это неинтересно и неважно, комендант. Поставьте его к воротам. Сообщите ему его обязанности и оставьте его в покое. Я ясно выразился?
— Да, святой отец. — Что-то подсказывало Бэддли, что он оказался в затруднительной ситуации, но ему было все равно. Все, что он видел сейчас, была Молли Макгиган, раскинувшаяся голой на кровати, и золотые монеты, звеневшие в карманах его брюк, которые он вынимал, чтобы расплатиться за удовольствие забраться на нее.
Бернард оставил свою лошадь у привязи для гостей и направился к большим тяжелым воротам женской фабрики. Ворота, сделанные из кованого железа, были высокими и узкими и совершенно не вписывались в то, что окружало их. Они были слишком внушительны, чтобы служить украшением, но недостаточно прочны, чтобы закрывать вход в тюрьму. По тому, как они выглядели, им самое место было украшать страницы какой-нибудь детской книжки. Дежурный привратник вежливо приветствовал его и жестом разрешил пройти. Минуя мощенное булыжником пространство между стеной и главным входом, он поднял голову и посмотрел на солнце. Оно все еще высоко стояло на севере. Хорошо! У него еще останется время посетить приют до ночи.
Стуча бронзовым кольцом в большую черную дверь, Бернард ощутил, что на его ладонях выступил пот. Он ненавидел это место, и только известие о том, что груз с недавно прибывшего судна с женщинами-заключенными уже прибыл на фабрику, заставило его прибыть сюда. И желание или недовольство Полдинга здесь были ни при чем. Ему предстояло взирать на эту мерзость, но если Ламар должна была оказаться здесь, то тогда он должен пройти это наиболее сильное испытание по требованию своей судьбы.
Он услышал тяжелые шаги. Старая корова подошла к двери сама. По крайней мере, Эдвардс из приюта имела мозги побаиваться его. А эта жирная идиотка была слишком тупа. Дверь отворилась, и матрона Белл явилась перед ним, сурово нахмурив брови. Ее розовые вставные челюсти подскакивали, когда она вытягивала из себя слова приветствия. Он быстро выслушал ее, зашел в вестибюль, сердясь на Полдинга за то, что тот заставил его вести примирительные разговоры с этой кучей человеческого сора.
Он вежливо сообщил ей о том, что сестрам милосердия хотелось только облегчить страдания заключенных и что у них не было намерений сеять недобрые чувства среди них. Матрона Белл согласно улыбалась в ответ, следя за ним своим строгим взглядом. Она была просто мусором. Безвредным, никому не нужным мусором. Она проводила его в отделения Третьего и Второго класса, постоянно не отходя от него ни на шаг, не подозревая о том, что такой ее жест недоверия к ненавистному священнику фактически был ему на руку. Бернарду никогда не хватило бы храбрости общаться с этими женщинами в одиночку.
Он произнес несколько молитв, раздал благословления и выслушал несколько исповедей. Он смотрел на их грязные истощенные лица и видел жалкое, несчастное выражение их глаз, головы их детей, сосавшие груди, свисавшие из грубых тюремных ситцевых платьев. Бернард слышал их плач и рыдания, выслушивал их мольбы о прощении и, что ему было не свойственно, реагировал на проклятия, которые посылали ему протестантки. Когда его вспотевшие руки начали бесконтрольно дрожать, он убрал их под сутану. И теперь, когда все уже было позади, он сидел в кабинете матроны Белл с нетронутой чашкой чая перед собой и ждал, чтобы дрожь внутри него утихла. Старая сучка смотрела на него такими добрыми глазами, что дальше некуда. Она собиралась спросить его о чем-то. Возможно, об этой женщине, Макгиган. Она не могла знать, что одобрение, которого она ждала, было уже получено. Он вовсе не собирался встречаться с этой грязной уголовницей. Все, чего ему хотелось, — это немедленно уехать отсюда. Ламар здесь не было, и, судя по боли в затылке, Бернард понимал, что он не вернется сюда еще долгое время.
— Святой отец, я хочу знать ваше мнение.
Эта старая корова говорила так елейно, что Бернард не мог не включиться в ее игру, тем более что она была неприкрыто простой. Он закрыл глаза и слушал ее жужжание.
— От нее нельзя ждать ничего хорошего, кроме неприятностей, святой отец. Она агрессивна по отношению к другим заключенным. Несдержанна на язык. Я совершенно уверена, что она умалишенная. Ее нельзя оставлять здесь, святой отец. Можете ли вы посмотреть на нее и убедиться, что я права? И помимо всего прочего… Ну, мэр города… Он всегда прислушивается к вам.
Не будучи способным более выносить это, он поднялся. Неверно истолковав его намерения, матрона Белл оказалась у двери впереди него, двигаясь удивительно быстро для женщины ее комплекции.
— Если идти в эту сторону, святой отец, то ее камера — последняя по коридору этажом выше.
Боль все усиливалась. Ему нужно было уйти.
— Я не собираюсь встречаться с этой Макгиган, миссис Белл. У меня есть все основания верить, что ее состояние точно такое, как вы мне его описали. Завтра утром я поговорю с мэром. А теперь, если вы меня извините, мне нужно идти.
— Святой отец, есть еще одна женщина. Я думаю, что вам нужно посмотреть на нее.
Бернард впервые заметил, что матрона что-то держала в руках. Она протянула это ему, а он с удивлением взял и принялся рассматривать, переворачивая в руках. Это было изображение человека, сделанное грубыми стежками на куске ситца. Треугольник — одежда на теле, по стежку на каждую руку и ногу, и над головой нечто в виде треугольника. Слова матроны неожиданно врезались в его сознание.
— Она говорит, что это Дева Мария. Она все время разговаривает с ней. Она утверждает, что видит ее в темноте, я и сама слышу, как она зовет и стонет по ночам, как потерянная душа. Вам нужно посмотреть на нее, святой отец. Возможно, придется дать срочные рекомендации. Я уж лучше оставлю у себя Молли Макгиган, чем эту женщину. Она не от мира сего, — губы матроны Белл искривились, а на лбу выступил пот.