Список Мадонны
Шрифт:
Полдинг едва расслышал, как Бернард постучал в дверь. Быстро взглянув на часы, он вспомнил о своем секретаре.
— Заходите, Бернард. Открыто.
Несколько секунд спустя Бернард стоял перед своим начальником. Он слегка хмурился. Полдинг уже научился узнавать и понимать этот взгляд. Его подчиненного раздражало, когда к нему обращались просто Бернард, а не Бернард Блейк, но для Полдинга произносить имя полностью было слишком затруднительно. Просто невозможно.
— Рад видеть вас, Бернард. Надеюсь, патриоты выгрузились без происшествий.
Бернард кивнул. Было очевидно, что он не хотел делиться подробностями, но Полдинг продолжал настаивать. Он знал, что Бернард предпочитал использовать лаконичность в качестве орудия насмешки. Он смеялся
— Они, должно быть, уже в Лонгботтоме. — Полдинг стукнул себя по колену. — Но, правду говоря, Бернард, вы предприняли мастерский ход. Гиппс был решительно настроен послать их на остров Норфолк.
Бернард пожал плечами:
— Он испугался «Газетт». Они все ее боятся.
— Но обратиться к одному из губернаторов ее величества, поймав его на его же собственных словах, — это было просто великолепно, Бернард. Просто великолепно!
Глаза Бернарда продолжали сохранять свое насмешливое выражение. Он еле заметно улыбнулся.
— А вы не знали, монсеньор? Я имею в виду о Гиппсе?
Полдинг распознал насмешку и проигнорировал ее. Они оба умело вели игру, какой бы утомительной она ни была. Как и у многих высокоинтеллектуальных и талантливых людей, уязвимым местом Бернарда была его гордыня. Полдинг часто встречался с проявлениями гордыни у других людей, как в прошлые монастырские годы, так и теперь здесь, в Сиднее. Иногда это в них удавалось усмирить с помощью лести. Порой приходилось пугать этих людей словом или употреблять власть. На Бернарда хорошо влияла искренность. А первые два способа были малопригодны в общении с ним. Самое лучшее в полемике с доминиканцем было обрисовать ситуацию и затем предложить ему право выбора. Когда Полдинг пользовался этим способом, то Бернард обычно выбирал самое умное решение, хотя иногда он находил и свою собственную альтернативу. Поскольку у Полдинга никогда не было затруднений в общении с любым умным человеком — а ему следовало признать, что Бернард был прав гораздо чаще, чем ошибался, — между ними было мало трений. Для тех же случаев, когда нельзя было согласиться с доминиканцем, он обнаружил, что явная неуверенность была прекрасным смягчающим обстоятельством. Следовавшая за этим надменная улыбка убеждала Джона Беде Полдинга в том, что неуверенность одного рассматривалась другим как моральная победа. И то и другое устраивало его как человека, служившего Господу, но взиравшего на Божий промысел с мудростью. Пусть доминиканец работает своей головой, пока не почувствует узду.
Полдинг энергично продолжил:
— Конечно, я знаю, что Гиппс какое-то время провел в Канаде, но у меня нет никакого представления о том, чем он там занимался. Я удивлен, но он знает о патриотах столько же, сколько они знают сами о себе. Но как вы узнали об этом? Я имею в виду о королевских полномочиях, о его решениях?
— А все дело в библиотеке. Я ознакомился со всем этим, когда мы встречались с ним в губернаторской резиденции на прошлой неделе.
— Но как? — с недоверием спросил Полдинг.
— Помните, когда Гиппс захотел показать вам свою новую гончую? Я остался, а вы с ним направились на псарню.
— Да. Но мы отсутствовали совсем недолго. Собаку увели на прогулку. На то, чтобы отыскать нужную книгу и прочесть в ней информацию, у вас было менее пяти минут.
— Вы однажды говорили, что Гиппс бывал в Канаде. К тому же у меня есть определенное влечение к книгам. Даже оставаясь на полках, они могут о многом рассказать. Эта тоненькая, даже слишком тоненькая книжка очень выделялась, стоя среди солидных исторических томов. Поэтому я обратил на нее внимание и пролистал. «Госфордское решение: Королевское решение политических проблем обеих Канад», подготовленное Джорджем Гиппсом. Это было так просто. Поскольку я читаю очень быстро, я очень скоро нашел
— Что Гиппс и Грэй с симпатией относились к положению крестьян и ремесленников, чьи политические и экономические недовольства имели под собой реальную основу. Это было для нас решающей удачей, Бернард. Нашему доброму губернатору ничего не оставалось, как согласиться, после того как вы возразили ему так хладнокровно и такими убедительными словами. — Слова Полдинга были полны подлинного восхищения.
Бернард продолжил так, будто и не слышал этих слов:
— Но они так и не увидели реального решения этой проблемы. Что уж тут говорить о независимости, предоставить которую британцы никогда не согласятся. И вследствие такого проявления их полной беспомощности крестьяне и пошли подобным неверным путем.
— Вы возбуждаете во мне любопытство, Бернард. Когда-нибудь вы должны мне об этом рассказать подробнее. Главное сегодня то, что наш добрый губернатор согласился, что заключение этих людей на острове Норфолк звучало бы диссонансом его собственной позиции в «Королевском решении». У Гиппса не осталось другого выхода. Его убедила правота его же собственных слов. Это было великолепно, Бернард, то, как вы заставили эту прекрасно убранную голову окончательно кивнуть. «Добропорядочные люди с законными претензиями, легко сбитые с пути заблудшими и опасными анархистами. Никто из них ранее не нарушал закон. Многие из них — опытные ремесленники, подчиняющиеся доктринам своей любимой церкви». Да, Бернард, вы это мастерски сказали. Что же касается Лонгботтома, то мне говорили, что там не так уж и плохо, а комендант — разумный человек. После того как последние гвозди будут забиты в отвратительный гроб рабской неволи, нашим франкоговорящим друзьям не долго осталось томиться в неволе.
Полдинг потер руки от удовольствия и откинулся в кресле, глядя на серое небо. Он намеренно не замечал равнодушия своего компаньона. О совместной радости не могло быть и речи. Глаза Бернарда Блейка подернулись пеленой, как будто он видел другие вещи, а уголок рта слегка искривился.
— Теперь к другим делам, Бернард. У нас проблема.
Брови Бернарда незаметно поднялись.
— Боюсь, это женская фабрика. После нашего последнего посещения там добавилось еще более ста женщин, и эта проклятая «Газетт» обвиняет нас в том, что мы обращаем их в свою веру. — Полдинг сделал нетерпеливый жест рукой, хотя Бернард ничего не сказал. — Я не имею в виду, что наши сестры очень рьяно занялись делом. Эта ужасная госпожа Белл, она ненавидит нас и, возможно, наговорила о нас что-то нехорошее прессе.
— Эта матрона — хуже падали. У меня есть тому свидетельства.
Полдинг взглянул на Бернарда с удивлением. Бернард редко соглашался с ним. Ему стало интересно, чем же провинилась эта толстуха Белл.
— Я хочу, чтобы вы на следующей неделе объехали все городки в долине Хоуксбери. Я понимаю, что, может быть, это и преждевременно, но они нуждаются в том, чтобы мы посещали их чаще, и, видит Бог, англиканские священники накидываются на нашу паству со своими проповедями, как стервятники. Постарайтесь объехать всех. Потратьте две недели, не меньше, а то и больше. Но прежде посетите Лонгботтом и удовлетворитесь положением дел там. Без сомнения, Гиппс возложит на вас, так же как и на меня, ответственность за поведение патриотов. А все потому, что вы высказались очень прямо, а по мнению «Газетт», слово «патриот» — синоним слову «головорез». — Полдинг рассмеялся.
Бернард пожал плечами, досадуя на то, что Полдинг манипулировал им. Полдингу было понятно, что он будет приветствовать любой шанс выбраться из дурно пахнувшего Сиднея, поездить верхом на природе и заняться изучением местных растений. Направление его в Лонгботтом было ценой за все эти удовольствия. Следующим он, должно быть, предложит посетить женскую фабрику. Идиот. Ему не следовало делать это стимулом. Новость о том, что туда поступили новые осужденные женщины, делала визит на фабрику обязательным. Поэтому он решил дать Полдингу его кусок мяса.